Скрипка пела то высоким прозрачным девичьим голосом, то низким хрипловатым зрелым контральто. В ее звуках было все: и бесчисленные оттенки страсти, от ревнивой жажды обладания до нежной жертвенности, и молитвенный экстаз, и горький надрыв, и светлая вера. Нежность и грубость, ласка и угроза… Этот инструмент больше всех других напоминает человеческий голос, не случайно лучшие скрипки имеют собственные имена и стоят целые состояния.

Скрипка заплакала с берущей за душу щемящей тоской и замолчала… Мужчина вынул кассету из магнитофона и спрятал ее в нагрудный карман, ближе к сердцу. Он мог слушать эту запись бесконечно, но сегодня у него были дела. Неотложные дела.

Наверное, пересадочный узел между станциями метро «Гостиный двор» и «Невский проспект» – это самое людное место в Петербурге. Особенно в час пик.

В самый что ни на есть час пик, ровно в половине шестого вечера, по короткому пересадочному эскалатору снизу вверх ехал молодой, бедно одетый мужчина – китайская кожаная куртка, потертая кепка, помятое, скверно выбритое лицо. Он ехал, внимательно вглядываясь в людей, спускающихся навстречу. Как раз посредине эскалатора он увидел человека в длинном оливковом плаще, темной шляпе, черных перчатках и крупных очках с дымчатыми стеклами.

Увидев друг друга, эти двое, перегнувшись через разделявшую их нейтральную полосу, протянули одинаковые с виду сложенные газеты и обменялись ими. После этого обмена они разъехались, утратив интерес к окружающему. Дальнейшее их поведение разительно отличалось.

Мужчина в оливковом плаще, спустившись на станцию «Невский проспект», смешался с толпой, прошел насквозь всю платформу и на другом ее конце, оглядевшись по сторонам и убедившись, что в окружающей толчее никто не обращает на него внимания, вынул из кармана полиэтиленовый пакет, осторожно снял перчатки, стараясь не прикасаться к ним голыми руками, бросил их в пакет. Затем снял шляпу, смял ее и опустил туда же. В тот же пакет бросил и очки. Затем этот пакет опустил в скромно притулившийся в углу ящик для мусора и, снова оглядевшись по сторонам, нырнул в подошедший поезд.

Человек в дешевой китайской куртке, поднявшись на станцию «Гостиный двор», прошел несколько метров в окружающем его плотном потоке пассажиров, затем, воровато оглядевшись по сторонам, развернул сложенную газету. Увидев внутри небольшую стопку нарезанной газетной бумаги, он удивленно пожал плечами, на всякий случай пошевелил бумажную куклу пальцем… и тут с ним случилось что-то совсем непонятное. Он резко закашлялся, уронил на пол газету и ее содержимое, схватился за грудь. Лицо его посинело, кашель перешел в клекочущий хрип, он закачался, попытался вырваться из окружающей его равнодушной торопливой толпы. Спешащие по своим делам люди недовольно косились на странного человека: кажется, ему плохо? Больной – так сиди дома, не мешай занятым людям!

Человек в китайской куртке еще раз покачнулся и упал на колени. Он хрипел, задыхаясь, на губах у него выступила белесая пена. Толпа раздалась, обтекая его. Какая-то сердобольная женщина крикнула дежурной по станции, что мужчине плохо, и побежала дальше по своим делам. Через несколько минут в толпе, как ледокол среди крошащихся льдин, появился недовольный толстый милиционер: первое, что пришло в голову дежурной, – это что мужик просто выпил лишнего. Однако когда сержант пробился сквозь человеческое море к своему потенциальному клиенту, тот уже лежал на полу, не подавая признаков жизни. Рядом с ним валялась затоптанная газета и рассыпанная стопка нарезанной бумаги.

Теперь многие с любопытством смотрели на происходящее – как-никак событие, разнообразящее серое течение будней. Но один человек внимательно наблюдал за происходящим не из праздного любопытства. Он незаметно следил за мужчиной в китайской куртке с того самого момента, когда совершался обмен газетами на эскалаторе. Теперь же он старался находиться неподалеку от места происшествия, чтобы не упустить ничего существенного, но и не попасться на глаза толстому милиционеру или какому-нибудь слишком наблюдательному пассажиру.

Сержант выпрямился и с тоскливым неудовольствием сказал дежурной:

– Умер. Теперь хлопот не оберешься. Труповозку вызывать, наверх его поднимать, акт составлять…

Заинтересованный наблюдатель, хорошо расслышав последнюю фразу, смешался с толпой и исчез.

Спустя полчаса он нашел работающий таксофон, набрал номер и, дождавшись ответа, ехидно произнес:

– Сюрприз! Вы думали, что так просто от меня отделались? Просто и дешево? Так вот теперь цена удваивается. Это вам наказание за скупость. Знаете ведь, как говорят? Скупой платит дважды. Кроме того, это будет расплата за убитого вами человека. И не думайте, что имеете дело с лохом. Факс спрятан в достаточно надежном месте. Процедуру обмена его на деньги я сообщу вам дополнительно. Чао!

Повесив трубку, он сел в подъехавший троллейбус, весьма довольный своей предусмотрительностью. Хорош бы он был, если бы сам пошел на встречу! Эти сволочи даже не собирались платить ему, решили, что дешевле убить… Пашка Топталов согласился за бутылку обменяться посылками – и в результате лежит сейчас на полу в метро… При этой мысли где-то глубоко в душе шевельнулась совесть, но очень быстро затихла.

Выйдя из троллейбуса на своей остановке, он купил в круглосуточном магазине хлеба, колбасы и водки – надо же обмыть свое удачное избавление от смертельной опасности.

Открывая дверь своей квартиры, он заметил, что ключ туго поворачивается в замке, но не придал этому большого значения. Переобулся в прихожей, прошел на кухню, открыл дверцу холодильника…

И в это время за спиной у него раздался негромкий голос:

– Сюрприз!

Он резко обернулся. Позади него стоял мордатый парень с короткой бандитской стрижкой. Его поза и выражение лица олицетворяли собой полный крах всяких надежд на мирный исход переговоров. Второй человек, значительно старше и вальяжнее, сидел верхом на стуле и саркастически улыбался.

– Сюрприз! – повторил он и стер с лица улыбку. – Так что ты там говорил насчет обмена факса на деньги? Я тебя, козел мелкий, очень огорчу: никаких денег не будет. Ты отдашь нам факс совершенно даром и еще будешь ползать на коленях и умолять, чтобы мы его взяли. Скупой, говоришь, платит дважды? Ну-ну. А дурак? Не с лохом, говоришь, дело имеем? А кто же ты, как не лох? Самый натуральный лох. Мишаня, упакуй клиента.

Мордатый Мишаня легонько ткнул «клиента» в бок, лишив его всякого желания сопротивляться.

Пожилая женщина перехватила поудобнее две хозяйственные сумки и с трудом приоткрыла тяжелую дверь подъезда. Пожалуй, сегодня она зря набрала в магазине столько круп, да еще и муки пакет прихватила. Но с другой стороны, кто знает, когда еще выберешься в магазин? Вот сегодня с утра морозец легкий, и машина посыпала все дорожки песком, так что не скользко. А завтра может все растаять, сверху пойдет мокрый снег, и под ногами будет сплошная скользкая каша. Она не может ходить, когда скользко, потому что боится упасть и сломать шейку бедра. А это в ее возрасте подобно катастрофе – будешь лежать без движения, и ухаживать некому. Все-таки годы – вещь неприятная…

Размышляя так, пожилая дама медленно поднималась по лестнице. Дом был старый, без лифта, лестница не очень крутая, но зато ступенек множество – потолки-то в доме три с половиной метра! На площадке между вторым и третьим этажами старушка привычно остановилась передохнуть. Поставив сумки на широкий подоконник, она отвернулась к полукруглому окну, глядя на знакомый вид – магистраль Литейного проспекта. Сверху послышались спускающиеся быстрые шаги, старушка медленно повернула голову. Шаги были уже совсем рядом. На площадке показалась высокая девушка в белой короткой шубке. Старушка машинально отметила, что девушка незнакомая, что она, прожившая в этом подъезде без малого сорок лет, девушку эту видит первый раз в жизни. Но ничего удивительного – многие квартиры поменяли хозяев, очевидно, и эта девушка из новых жильцов.

Девушка между тем, поравнявшись с пожилой женщиной, внезапно оттолкнула ее и схватила с подоконника сумки. Старушка опомнилась, когда похитительница была уже на пролет ниже.

– Паспорт! – слабеющим голосом пыталась кричать старушка.

Она прислонилась к подоконнику, потому что ноги ее не держали. Хлопнула дверь подъезда, и мелькнула внизу белая шубка. В глазах у пожилой женщины потемнело, она пошатнулась. Дрожащей рукой она нашарила в кармане сердечное лекарство, сунула таблетку под язык. Чуть полегчало. Убирая в карман тюбик с лекарством, она нащупала там же ключи от квартиры. Вот и славно, не нужно замки менять! Что там было в сумке? Кошелек, а в нем денег не так уж много – во-первых, потому что шла из магазина, а во-вторых, потому что вообще не носит с собой много денег, да и неоткуда у пенсионерки большим деньгам взяться.

Значит, кошелек, в нем квитанция об оплате за квартиру, рецепт на очки и еще паспорт… Вот это плохо, но грабительнице паспорт ни к чему, значит, его могут подбросить. Сказав себе, что все не так уж страшно, старая женщина собралась было подняться в квартиру, как вдруг открылась дверь на третьем этаже. Вышел молодой человек невысокого роста, провожаемый соседкой, тоже пожилой женщиной. Она вгляделась в поднимающуюся старушку и ахнула:

– Александра Михайловна, голубушка, да на вас лица нет! Что-то случилось?

– Ох, милая, меня ограбили!

– Да где, когда?

– Вот только что, прямо на площадке, девчонка схватила сумки – и бежать.

– Вы подумайте! – воскликнула соседка. – Средь бела дня! Наркоманка небось какая-нибудь…

– Давно? – внезапно вмешался молодой человек.

– Минуты три…

– Как она выглядела?

– Такая… в белой шубке коротенькой… высокая… – Старушка на миг прикрыла глаза вспоминая, как мелькали на бегу ноги девушки. – Сапоги черные на каблуках.

– В какую сторону? – крикнул молодой человек уже на бегу.

– Направо по Литейному… да только куда же он, поздно уже… – Старушка беспомощно оглянулась на соседку.

– Андрюша, куда же ты? Не догонишь! – кричала та, перевесившись вниз.

Но ответила соседкам только хлопнувшая дверь подъезда.

Я вылетел из подъезда, чувствуя хороший спортивный азарт. Во-первых, жалко было старуху – небось живет на пенсию, а какая-то зараза отнимает последние деньги. Уж ей-то небось легче заработать! В крайнем случае трахнулась бы с кем-нибудь за деньги, а уж старуха-то на панель точно пойти не может. Совесть нужно иметь, милая девушка!

Во-вторых, от меня не укрылось легкое пренебрежение в глазах пострадавшей старушенции – дескать, где ему догнать, такому мелкотравчатому… Вот интересное дело, какое отношение имеет мой рост к бегательным способностям? Несведущие люди думают, что быстрота бега зависит только от длины ног. Это не совсем так, вернее, совсем не так. Главное в нашем деле – это тренировка и правильное дыхание. Но я не собираюсь раскрывать посторонним свои секреты.

Направо по Литейному никого не было видно. Машины и общественный транспорт по проспекту не ходили – давно уже клали какое-то особенное дорожное покрытие, да не больно торопились, потому что в данный момент работы вообще никто не вел. Это было мне на руку, потому что передвигаться по Литейному можно было только пешком, так что девица не могла уехать от меня на троллейбусе.

Не подумайте, что я размышлял, стоя как дурак посреди проспекта. Напротив, мысли посещали меня на бегу. Если девица не свернула в какой-нибудь подъезд, то она должна быть впереди. Не снижая темпа, я взлетел на стоявший у края тротуара брошенный асфальтовый каток. Впереди стоявшая женщина отшатнулась, увидев меня на крыше – еще бы, только что парень был на земле, и вдруг – как по воздуху переместился на крышу катка. Это мои обычные шуточки, ничего в них сложного нет, если уметь владеть своим телом, но люди этого не знают и потому удивляются.

Впереди мелькнула белая шубка. Лапочка как раз сворачивала направо в переулок – не идти же по всему Литейному пешком. Я кубарем скатился с крыши катка и ринулся дворами наперерез. Скоро мы встретимся, и я отучу девочку грабить беспомощных старушек! Потому что бабули и не представляют, как быстро я умею бегать…

Хороший темп, и дыхание совершенно не сбивается. Несколько проходных дворов – это для меня не расстояние, я бегаю километры. Я сделал спринтерский рывок и вылетел в переулок как раз за белой шубкой. В последний момент я успел затормозить, потому что в голову закрались кое-какие сомнения. Дело в том, что белая, по утверждению потерпевшей бабуси, шубка оказалась песцовой. И сама девица была просто шикарной – высокая, длинноногая, с пышной гривой пепельных волос. Стоп, кажется, я не туда попал! Потому что самого главного я не сказал: у девушки в руках не было никаких сумок, никаких авосек, даже маленькой дамской сумочки не было. Н-да-а, погнался за шубкой, да не за той. Потому что представить себе, что девушка в шубе ценой в три тысячи баксов станет грабить бедную старушку из-за того, что ей не хватает на дозу, – это выше моих сил.

Почувствовав мой взгляд, девица оглянулась. С лицом у нее тоже было все в порядке. Красивое лицо, глаза большие. Но я не стал пялиться, а поскорее отвернулся и вжал голову в плечи. Мужчин моего роста такие красотки просто не замечают. Тем не менее я немного увеличил расстояние между собой и девушкой, потому что в переулке никого не было. Вряд ли она испугалась бы моего преследования, но на грубость спокойно можно нарваться. Очень не люблю, когда начинают прохаживаться насчет моего роста, что-нибудь вроде «метр с кепкой, а туда же…». И это самое мягкое выражение, бывают и похуже. Хотя я к женщинам на улице никогда не пристаю, не имею такой привычки.

Машинально идя за девушкой по переулку, я думал: как же я так прокололся? Однако все приметы совпадали: белая коротенькая шубка, черные сапожки на каблуках. Еще на девушке была черная короткая юбка, так что ноги были отлично видны. Отличные, длинные, хорошей формы ноги. Девушка шла свободным шагом – не частила, как многие дамы на высоких каблуках, не семенила, не переваливалась как утка. Знаю, что такая походка получается, если в детстве заниматься спортом – гимнастикой, например, либо же сейчас – шейпинг, аэробика и тренажеры…

Длинноножка вышагивала впереди меня вроде бы и не торопясь, но отмахала уже полпереулка. Вот что бывает, когда в ногах удачно сочетается длина бедра и голени, – и красиво, и ходить удобно!

Вижу, как вы все усмехаетесь, знаю, что ничего мне с такими не светит, но обожаю женщин с длинными ногами! Можете объяснять это как угодно – хоть по профессору Фрейду, – мне все равно.

Можно идти за ней очень долго, но все равно я никогда не спрошу ее: «Ах, простите, девушка, а это не вы ли, случайно, вот только что увели две хозяйственные сумки и кошелек у пенсионерки?» Представляете, что она мне ответит? Я тоже представляю, поэтому и подходить не стану.

Стало быть, девица не та. Но куда же в таком случае делась та, что ограбила старушку? Не было в окрестностях никакой другой белой шубки. Сейчас середина марта, на улице морозец, но небольшой. Дамам надоело ходить в шубах, хочется чего-нибудь полегче, тем более что их меха за зиму все уже разглядели. Так что шубы на улице не часты. Конечно, на длинноножке шубка сидит отлично и очень ей идет, но, по моим наблюдениям, девицы в шикарных шубах пешком ходят редко, в основном передвигаются в дорогих автомобилях. А эта еще налегке, даже без сумочки… Что-то меня во всем этом беспокоило…

Как бы в ответ на мои невысказанные слова девица убыстрила шаг и подошла к припаркованной в конце переулка черной «ауди» последнего выпуска. Стекла в ней были тонированными, так что я не мог видеть, кто находится в салоне. Однако, несомненно, в машине кто-то сидел, потому что моя длинноножка открыла переднюю дверцу и села рядом с водителем. Одним прыжком я преодолел расстояние до машины и заглянул в переднее стекло. На месте водителя сидел мордатый такой мужик на вид постарше сорока. Девушка что-то говорила ему взволнованно, а он недовольно оттопыривал толстые губы. Вот свинья – такая красотка к нему в машину села, а он даже дверцу ей не открыл! Все ясно: мордатый, хамоватый, но зато богатый, судя по автомобилю. Поэтому все красотки на нем виснут.

Настроение у меня испортилось. Машина тронулась, сам не знаю зачем, я запомнил номер – 1824 САС – и потащился обратно по переулку. Ни денег, ни сумок бабке я не нашел, длинноножка уехала от меня на шикарной иномарке – определенно у меня сегодня не самый удачный день! Да еще придется оправдываться перед Татьяной Васильевной и ее потерпевшей соседкой. Черт дернул меня сегодня зайти к Татьяне!

И не черт никакой, а собственная моя родная бабка, с которой я живу в одной квартире и которая мне вместо отца, матери и всех остальных родственников, вместе взятых. А Татьяна Васильевна приходится моей бабке самой что ни на есть ближайшей и старинной подругой, чуть ли не с первого класса они знакомы. А если подсчитать, что лет моей бабуле, а соответственно, и Татьяне Васильевне уже за семьдесят, то срок дружбы у них получается очень солидный. Зимой моя бабуля иногда прихварывает, но ни за что не хочет в этом признаваться, и все они норовят с Татьяной друг к другу в гости ездить. Для этого придумывают неотложные причины – книжками, там, обменяться либо же лекарство какое передать. И чтобы бабулю дома хоть немного подержать, приходится мне челноком работать. Вот и сегодня послала меня бабушка к Татьяне за какими-то кассетами по аутотренингу! Бабули-то наши продвинутые, обе с высшим образованием, привыкли головой работать, а нынче голова свободна, так они себе занятия разные придумывают.

Так я иду себе обратно по переулку не спеша, потому что торопиться теперь мне некуда, и вижу, что из урны, что на углу Литейного стоит, торчит черный ремешок и какой-то вонючий бомж уже к той урне подбирается и лапы свои корявые к ремешку тянет. Я встрепенулся, к урне подлетел. Ты что, кричу, с ума, мужик, сверзился? А если, говорю, в той сумке бомба заложена? Потому что разглядел уже, что ремешок торчит от сумки черной, большой – старухи ходят с такими. Тот бомж дернулся было назад, а потом, видно, решил рискнуть своей загубленной жизнью либо же сообразил, что я ему нарочно мозги компостирую, чтобы самому сумкой попользоваться. Дернул за ремешок и вытащил сумку! Гляжу – сумка и верно старушечья, клеенчатая такая, черная. Но целая, так что вполне может быть украдена у Татьяниной соседки. А бомж подождал секунду, видит – не взорвалось, тогда он на меня вызверился, остатки зубов оскалил, как волчара, и рычит. Слова человеческие от жадности забыл!

– Спокойно, дядя, – это я миролюбиво так говорю, – вещь не твоя, так что давай разойдемся по-хорошему.

Как он заговорил! Какие слова, оказывается, знает, какими эпитетами меня наградил! Уж лучше бы рычал, Цицерон хренов! И опять-таки насчет маленького роста прошелся. Ох, не люблю я этого! Почему, интересно, я должен отвечать за недостатки, которыми меня наградила природа и родители? Ну, с бомжа-то какой спрос, но вот когда нормальные люди оскорбляют, я этого очень не одобряю.

Так что я очень спокойно обошел бомжа сбоку и, преодолевая отвращение, нажал у него на шее одну точку. Сильно нажал, так что дядя замолчал на полуслове и прямо на асфальт сел. И смотрит так укоризненно, что мне даже жалко его стало. Посмотрел я в сумку. А там – пакет молока, масло – продукты, в общем. Так и есть – та самая сумка, бабкина. Конечно, ни денег, ни документов там нету. Это, стало быть, девица ее по дороге в урну сунула, больше некому. А я, дурак, ее отпустил. Но уж больно странно все…

Бомж между тем смотрел на меня просто со слезами на глазах, но сказать ничего не мог.

– Не горюй, дядя, – говорю, – денег в той сумке все равно нету. А вот возьми-ка лучше вместо компенсации. На водку не хватит, а пивка выпьешь. – Прилепил ему десятку на лоб и пошел себе.