– Вот как убили, не могу тебе сказать. Забыл уточнить. А где убили – знаю, в квартире у Марии.

– У какой еще Марии? – В стрессовой ситуации Алена всегда плохо соображала.

– Да у жены моей бывшей, Марии Грачевой, – терпеливо разъяснил Стас.

При упоминании бывшей жены Алена мгновенно встала в боевую стойку, снова зарумянилась, и глаза ее зажглись застарелой злобой:

– Ах, у этой тощей селедки? Так ты у нее, значит, сегодня был? А позволь тебя спросить, дарлинг, что ты там делал?

– Ты хоть немножко соображать можешь, или у тебя от злости все мозги атрофировались? Ты поняла, что у нее в квартире сегодня твоего Валерика угробили? Что он, интересно, там делал? Это ты можешь объяснить? Ты хоть понимаешь, что я окажусь самым первым подозреваемым?

– Да эта зараза, верно, сама Валерика ухлопала. Я за него стерву своими руками задушу!

Стас схватил Алену за плечи и хорошенько встряхнул. Она посмотрела в злобном изумлении, но замолчала, чего он и добивался.

– Послушай меня. Ты можешь мне объяснить, что твой Валерик делал в квартире Марии? Что он вообще о ней знал? Что он там искал? Ты его навела? Ты пойми наконец, произошло убийство, это не шутки!

Алена смотрела на него дикими глазами, затуманенными пеленой истерики, и только повторяла вполголоса:

– Ты что, сдурел? Ты что себе позволяешь? Ты руки-то убери!

Стас подавил в себе жгучее желание надавать ей оплеух, еще раз встряхнул как следует и снова попытался пробиться к ее сознанию:

– Ты меня понимаешь? Убийство произошло! Не до истерик сейчас! Скажи только, зачем Валерик пошел к ней в квартиру? Ты ему о перстне говорила?

В глазах Алены засветилось наконец осознанное выражение: это была презрительная злоба.

– От тебя никакого проку! – прошипела она Стасу в лицо. – Сколько раз говорила тебе, чтобы достал это чертово колечко, а ты ни с места!

– Подождала бы еще немного, я ее почти дожал!

– Как же, умеешь ты дожимать! Дальше разговоров у тебя дело никогда не идет! Что в деле, что в постели – никакого толку!

Стасу кровь бросилась в лицо, он сжал зубы, сдавил плечи Алены, швырнул ее с размаху на диван, как тряпку, и злобно прошептал:

– От Валеры твоего много толку! Грязный уголовник! Теперь его кто-то замочил – так у них на зоне говорят? – и даже своей смертью он умудрился мне напакостить! Затаскают теперь по милициям! Как мне прикажешь объяснять – что я навел грабителя на квартиру своей бывшей жены? Я, выходит, наводчик? Привела в дом ворюгу! Сама будешь в милиции оправдываться: кто такой, откуда ты его выкопала и как отправила на самый натуральный грабеж! Нет, ну это надо же! С квартирным вором связалась!

Алена слегка опомнилась, передумала впадать в истерику и перешла в обычное для нее злобно-вульгарное состояние.

– Ничего я нигде объяснять не буду. Я к этому делу никакого отношения не имею. И вообще – ты уверен, что именно Валерик там убит, ты что, его видел?

– Еще не хватало! Бог миловал! Мария мне его описала. Рыжий, веснушчатый, наколка на руке – якорь, чего тебе еще надо? Второго такого красавца поискать!

– Заткнись, – зло оборвала его Алена. – Ну допустим, это Валера. А я-то тут каким боком? Даже ты с ним никак не связан! С чего ты взял, что в подозреваемые попадешь?

– Ах ты, какая умная! Думаешь, милиция личность его не установит? А ведь он твой родственник какой-то. Ты же сама говорила, что он тебе не то троюродный брат, не то двоюродный дядя, – так что, ты мне лапшу на уши вешала?

– Да, родственник, – заученно отмахнулась Алена.

– А раз родственник, то тебе и начнут задавать о нем вопросы: от кого он узнал адрес Марии Грачевой, да не ты ли ему дала ключи от квартиры той…

– Какие ключи? У меня никогда не было ключей от ее хаты!

– А вот в милиции тебе не поверят. Скажут, раз у меня ключи были, так ты с них копию сняла…

– А не проще ли, дарлинг, предположить, – Алена уже успокоилась и говорила своим обычным насмешливо-издевательским тоном, – что это ты его навел и ключи ему дал?

– Вот я тебе полчаса толкую, что мы с тобой в этом деле являемся самыми главными подозреваемыми. Так что прекрати меня злить и подробно расскажи, что ты Валере сообщила, что он собирался делать, и мы вместе подумаем, как себя вести, что рассказывать, если нас спросят, и вообще какую линию поведения выбрать.

– Ну… – протянула Алена впервые несколько неуверенным голосом, – рассказал ты мне про перстень…

– Дураком был, – вставил Стас.

– Это точно, – ехидно заметила Алена и продолжила: – А я потом поговорила со знающим человеком, и он сказал, что такой перстень может очень дорого стоить. Ты обещал у воблы своей забрать, но дальше обещаний дело не шло…

– Дожимал я ее, дожимал! – нервно вставил Стас. – Но ведь на все время нужно, а тебе сразу вынь да положь!

– Пока ты чего-нибудь добьешься, я уже состариться успею! А в старости женщине ничего не нужно! Пока молодая, хочется по-человечески пожить!

– Вот теперь и поживешь по-человечески – на нарах! – ядовито прокомментировал Стас.

Алена взглянула на него с ненавистью, но продолжила:

– Я поговорила с Валерой. Ничего я у него не просила, ничего не предлагала, просто рассказала о кольце, и что оно на самом деле наше. – Покосившись на Стаса, она уточнила: – Ну твое, семейное, но уж никак не селедки твоей бывшей. А Валера мне ничего не сказал. Я и не думала, что он… туда пойдет. Ну он, верно, захотел нам помочь, проблему решить…

– Ты хоть сама-то веришь в то, что говоришь? – закричал потерявший терпение Стас.

– Отвяжись от меня! – взвизгнула Алена.

– Имей в виду: я ничего не знаю. Не было никакого перстня, я тебе ничего не говорил. Маша про перстень тоже будет молчать, ей неприятности ни к чему. И получается, что это ты нарочно его туда послала, чтобы жену мою бывшую не то убить, не то обокрасть.

– Что? – Алена смотрела на него с такой злобой, и лицо ее так подурнело, что Стас про себя ужаснулся.

– Что слышала! Говори быстро – этот Валера сидел ведь?

– Ну сидел, давно еще, всего два года за хулиганство.

– Значит, завтра они точно его личность установят. А потом и тебя найдут.

Алена подумала немного и решилась:

– Не бойся, не найдут. Потому что Валера мне не родственник.

– А кто он тебе? – ехидно спросил Стас. – Друг детства?

– Ну да, в школе вместе учились.

– За одной партой сидели? – деловито уточнил Стас. И, поскольку Алена молчала, продолжал, накаляясь: – Ты что, думаешь, я совсем идиот?

«Совсем», – подумала Алена, но смолчала.

– Тебе двадцать восемь, а Валера этот лет на десять тебя старше.

Алена вдруг успокоилась и стала с любопытством ждать, когда же до него дойдет очевидный факт, кем ей на самом деле приходится Валера. Но Стас если и догадался, то отреагировал совсем не так, как она ожидала. Он тоже успокоился и спросил, осторожно подбирая слова:

– Ты уверена, что милиция никак не сможет связать тебя с убитым Валерой?

– Уверена, – твердо ответила Алена.

– Ладно. – Стас что-то напряженно обдумывал. – Тогда я завтра уеду в Турцию на неделю, а там видно будет.

«Сейчас смотаюсь на недельку, потом надо будет с Машкой потихоньку отношения налаживать, чтобы она на меня милицию не напустила. Но и с этой, – он исподлобья зло глянул на Алену, – с этой сейчас ссориться не резон, как бы не подгадила чем-нибудь. Вот ведь попал я в историю! Черт дернул меня ей про перстень рассказать!»

После того дня, когда баба Варя впервые показала мне перстень, прошло полгода. Я родила Лешку и перестала к ней ходить, некогда стало. Но однажды, когда Лешка спал после обеда, я заглянула к ней. Застала я бабу Варю в постели. Старуха была бледна и дышала часто и неровно. Увидев открывшуюся дверь, она поманила меня к своей кровати. Я села рядом и спросила, не надо ли чего.

– Нет, милая, – сказала она очень медленно из-за одышки, – все у меня есть. А мучить тебя стариковскими глупостями я не стану. Я вот что хотела… Уж недолго мне осталось, а ведь его нужно кому-то передать…

– Кого? – не поняла я, потому что в голове вертелись нестираные пеленки и детское питание.

Старуха же, ничего не отвечая, полезла под подушку и сразу же вынула оттуда замшевый мешочек, заранее приготовленный. Она вложила мешочек мне в руку и сжала ладонь, будто захлопнув ловушку.

– Что это? – спросила я растерянно. – Перстень ваш? Но мне неудобно.

– Очень даже удобно, – прервала меня баба Варя, – я обязательно должна его подарить, а только с тобой мне было в последнее время легко и весело… С тобой я вспоминала свою молодость, все хорошее, что было тогда в жизни. Пусть этот перстень принесет тебе счастье…

Я была тогда в беспокойном состоянии молодой мамаши, когда по десять раз подбегаешь к спящему младенцу и проверяешь, дышит ли, не захлебнулся ли, поэтому мне совершенно некогда было думать о том, могу ли я принять такой подарок и как к этому отнесутся мой муж и его драгоценная семейка. Перстень мне с первого раза очень понравился, и я спокойно сунула его в карман.

– Только этим не говори, – прошептала свистящим шепотом старуха, указывая крючковатым пальцем на дверь и имея в виду свою родню.

Я кивнула, не очень задумываясь над ее словами и не принимая их всерьез. Я еще немного посидела у старухиного одра, а когда она забылась тяжелым больным сном, тихонько встала и пошла к себе. Про перстень я вспомнила только неделю спустя, когда старуха умерла.

«…Придя домой, я вынул оный камень и взялся за работу. Камень сей я поместил так, будто бы два сказочных чудовища держат его в лапах. Чудовищ тех я сделал подобными льву с головою единорога и с крыльями орла и разместил их в окружении акантовых листьев и еще между этих листьев разместил я несколько машкерок – одни сделал в виде звериных морд, другие в виде ангельских ликов. И так хорошо пошла моя работа, что сам я поразился тому, как тонко удалось мне ее исполнить, и как много изобразить сумел я на столь малом перстне. Должно быть, снизошла на меня благодать Господа нашего, поелику никогда не доводилось мне делать столь тонкой и искусной работы. Закончив сей перстень, я зажег свечу и в блеске ее повернул перстень тот разными сторонами, и показалось мне, будто в черном камне облачка поплыли, как плывут в небе перед закатом, и так мне полюбился тот перстень, что жаль стало отдавать его дочери старого мессера Джироламо. Но тогда вознес я молитву Господу нашему, и он надоумил меня, что только тот подарок – подарок в глазах Его, который до самых слез жаль отдавать, а прочее не стоит и дарить. И вспомнил я доброту упомянутой барышни и отца ее, мессера Джироламо, и пошел к ним с тем перстнем своим, завернув его в малый лоскут черного бархата.

Войдя в покои оного мессера Джироламо и застав там его самого и дочь его, я весьма любезно их приветствовал и сказал: „Поскольку от вас видел я невозможную ласку и приязнь, позвольте мне поднести вам такую малую безделку, вовсе вас недостойную: но как вещица эта вышла из моих рук, то и должна она передать вам всю мою к вам благодарность“. И с этими словами развернул я тот бархатный лоскут и открыл глазам их мой перстень. И на это помянутый мессер Джироламо воскликнул, что не может поверить, чтобы человеческая рука так тонко и прекрасно могла все это сделать, и правда ли, что сам я сотворил сию вещь и не работа ли это великих древних мастеров? На что отвечал я ему, чтобы он, как человек умелый и в искусствах сведущий, взглянул бы вблизи на работу, из чего видно ему будет, что золото недавно вышло из рук мастера. И мессер Джироламо вещь мою оглядел и воскликнул: „Да, мой Бенвенуто! Знал я, что ты искусен во многих тонкостях мастерства, но и то поразил ты меня, ибо такой изумительной работы не приходилось мне еще держать в руках“. А дочь его стояла вблизи, премило потупившись, и румянец столь нежно играл на щеках ее, и она только лишь вздыхала, не говоря ни слова. Когда же я обратился к ней и спросил, понравился ли ей подарок, то Франческа воскликнула: „Любезный мессер Бенвенуто! Поверить я не могу, чтобы человеческая рука могла сотворить нечто подобное! Должно быть, даже Джакопо Ченчи не смог бы ничего подобного сделать!“

А надо сказать, что тот Джакопо Ченчи был никчемный мастеришко, долго у отца ее, мессера Джироламо, в подмастерьях прозябавший и недавно только свою открывший мастерскую. И услышать от нее такие слова было мне предосадно. Но поскольку оная Франческа была девушка премилая и дорогого друга моего мессера Джироламо дочь, то я ничего на ту обиду не сказал, хотя в сердце своем пребольно огорчился. Даже и сам мессер Джироламо слов дочери своей не заметил и продолжал перстеньком моим радостно любоваться. И Франческа сию работу мою в подарок приняла. Хотя и огорчивши меня своими словами…»

На следующий день меня вызвали к следователю к двум часам дня. Минут сорок я провела у кабинета и к приходу следователя – сутулого немолодого мужика с тусклыми глазами – совершенно озверела. Разговора у нас с ним не получилось, то есть у него со мной, потому что я ему и двух слов сказать не хотела. Но хамить не стала, просто отвечала односложно: «Не видела, не знаю». Тем не менее допрос занял часа полтора, потому что он очень долго писал. Единственное, что мне удалось выяснить, – то, что личность убитого рыжего типа они установили. Им оказался криминальный элемент. В кармане у него не было никаких документов, это я помню по вчерашнему дню, а была только связка отмычек, как сказал следователь. Поэтому он перестал задавать мне дурацкий вопрос, не теряла ли я ключи. В кабинете было душно, накурено и как-то серо. Когда следователь наконец отпустил меня, я решила немного прогуляться, потому что голова болела невыносимо.

Купив в ларьке у метро шоколадно-вафельный торт, я добрела до дому и позвонила в дверь Тамариной квартиры. Теперь придется пить чай. Не могу же я так просто уйти, не поблагодарив ее за то, что она полдня просидела с Лешкой.

У Тамары были гости, вернее, одна гостья – ее племянница Надежда. До этого я видела ее несколько раз на лестнице, она довольно часто навещала свою одинокую тетку. Тамара Васильевна рассказывала, что работала Надежда в НИИ, дела там сейчас идут неважно, зарплату дают неаккуратно, да и какая это зарплата? Муж Надежды – человек, конечно, очень славный, но есть у него один пунктик: ни за что не разрешает ей подрабатывать. И то верно: никакой профессии, кроме инженерской, у нее нет, а в таком возрасте – под пятьдесят – куда можно пойти, кроме как в ларек? А насчет ларька муж запретил Надежде даже и думать. Дочь ее живет в Северодвинске, замужем там за моряком, поэтому у самой Надежды денег мало, но зато свободного времени много, вот она и навещает тетку, не дает скучать. Сейчас они сидели на кухне и разговаривали, а Лешка в комнате смотрел мультфильмы. От вида уютной кухни, стола, покрытого клетчатой скатертью и синих с золотом парадных Тамариных чашек мне стало легче. Они обе встретили меня очень приветливо, усадили пить чай с вишневым вареньем. Так что мой торт пришелся очень кстати. И я рассказала вдруг и про вчерашнего хамского капитана Ваню, и про сегодняшнего следователя. Тамара Васильевна посочувствовала мне и пошла в комнату смотреть свой любимый сериал. А мы с Надеждой налили еще по чашечке ароматного чаю с мелиссой и уселись поудобнее.

– Маша, а что вы сами-то об этом думаете? – спросила она, внимательно глядя мне в глаза.

– Все это очень странно. Есть у меня в доме одна вещь, которую можно украсть. Вещь старинная… Но ее-то как раз и не взяли, хотя могли. Если муж послал того рыжего, чтобы он ее забрал…

– Но ведь это очень рискованно, – перебила меня Надежда, – не полный же дурак ваш бывший муж.

– Раз оказался подлецом, почему не может быть дураком! – резко сказала я. – Про него теперь я во что хочешь поверю.

– Допустим, – осторожно сказала Надежда, – допустим, что тот рыжий как-то связан с вашим мужем и перстнем. Вы уж меня, Маша, извините, – пояснила она, – но ваш сын нам про перстень рассказывал, бормотал, что такое интересное кольцо…

– Час от часу не легче! – простонала я. – Одни неприятности с этим перстнем!

– Не беспокойтесь. Он ребенок, не понимает еще. Здесь в доме он ни с кем не общается, а тетка моя не из болтливых, вы же знаете. Так вот, я продолжаю. Если рыжий влез к вам за перстнем, то кто же был тот второй человек, который был у вас до него? Что он искал и почему не взял перстень?

– Он вообще ничего не взял, – пробормотала я, – у меня абсолютно ничего не пропало. Его спугнули, что ли?

– Его спугнул этот рыжий, с наколкой. Но до этого он успел обшарить вашу квартиру, причем искал, как вы говорите, что-то бумажное, если рылся в книгах, старых газетах и открытках. И это что-то для него очень важно, раз он решился ради этого человека убить. Не было никакой драки, а было хладнокровное убийство.

– Почему вы так решили? – недоверчиво спросила я.

– Как вы говорите, убитый лежал?

Я встала и показала ей, ведь наши с Тамарой квартиры были одинаковыми.

– Вот видите, убийца услышал, что кто-то открывает дверь. Спрятался вот тут, за углом, а потом сразу нанес удар вошедшему человеку. Вы же сами говорили, что в прихожей никакого беспорядка, все как было. А если бы в таком маленьком помещении дрались двое здоровых мужчин, как бы выглядела ваша прихожая?

– Пожалуй, вы правы, – неохотно признала я, – но тогда, значит, мне повезло. Потому что если бы не рыжий, то я бы вошла в квартиру и получила бы удар ножом.

– Думаю, вас бы он увидел в окно, – успокоила меня Надежда, – а рыжего он не знал, вот и пропустил.

Я перевела дух и рассказала ей про ключи.

– Понимаете, четыре ключа, а у меня на связке всего три, четвертый я выбросила за ненадобностью. И у бывшего мужа тоже было три.

– Очень интересно! – оживилась Надежда. – А вы раньше не давали ключи соседям или родственникам?

– В том-то и дело! У мамы ключей от моей квартиры нет, а у свекрови они были. Висели на гвоздике в прихожей возле счетчика. Но я на них думать не могу. Свекровь пожилая, муж у нее сейчас вообще на улицу не выходит. Живут они в старой квартире на улице Марата очень уединенно, к ним редко кто заходит.

– Раз ключи на гвоздике висели, кто угодно мог зайти и копию сделать! – упрямо сказала Надежда.

– Но зачем? Зачем кому-то мои ключи?

– Вы уверены, что ничего не пропало?

– Абсолютно, – твердо ответила я. – Ну ладно, нам уже пора.

– Машенька, – в кухню вошла Тамара Васильевна, – все собираюсь тебе отдать. Спасибо большое, узор я сняла. – Она протянула мне альбом с красивой вышивкой на обложке, увидев которую, Надежда сделала стойку.

– Какая работа! Кто же это вышивал?

– Родственница моего бывшего мужа, старушка славная. Умерла несколько лет назад. Я взяла этот альбом на память.

– А можно мне посмотреть? – Надежда протянула руку к альбому. – Обожаю старые фотографии, на них все такое красивое…

Я подсела к ней и раскрыла альбом.

– Вот она сама, баба Варя, в молодости – просто красавица!

– Да, очень хорошенькая… А это что за костюм – маскарадный, что ли?

– Она ведь была цирковой актрисой – знаете, велосипеды есть такие одноколесные, и еще по канату, кажется, ходила… Так странно было видеть ее глубокой старухой…

– Очень интересно. А это кто?

– Это – известный укротитель тигров Кульчинский. В то время известный. Сейчас его уже никто не помнит. Она говорила, что у них был роман.

– Ну надо же… – Надежда перевернула страницу. – А это кто?

– Да я и не помню. Кажется, фокусник, и вот она с ним рядом, смотрите, какая шляпка смешная! И на этой странице тоже она, в цирке, за кулисами.