Он-то хотел ее встряхнуть, чтобы в себя пришла, а она взяла да уволилась. И уехала к тете Лике. Там после разговоров вроде отошла немножко, о самоубийстве думать перестала, вернулась, работу нашла, хоть в захудалой фирмочке, но выбирать не приходится. Ни с кем в офисе она не общается, ни кофе пить, ни после работы по магазинам пробежаться не хочется.

Потерю ребенка особо не переживала, не успела еще к этой мысли привыкнуть. Жила как во сне, механически все делала, есть перестала совсем, а спать уже давно не могла, с самого начала. И тетя Лика не помогла, хоть и дала ей с собой чай травяной, ею самой собранный. Да не помогал он совсем, и стала Даша таблетки пить, одна там с работы посоветовала и рецепт достала.

Сейчас-то понимает Даша, что нехорошо эти таблетки пить, привыкание они вызывают, так можно и наркоманкой стать. Но без них вообще никак не заснуть. Сегодня вот проспала четыре часа, так и то хорошо.

Вон, светает уже, так и ночь прошла. Вставать пора, ну и ладно.

Следующий день Даша также провозилась с уборкой, по выражению тети Лики, вошла в раж и не могла остановиться. Зато квартира блестела, и только тогда она спохватилась, что не готов ужин. Что там купила вчера? Ага, курицу.

Она не готовила с тех пор, как ушел муж. До этого с удовольствием возилась на кухне, пробовала приготовить разные блюда, с коллегами рецептами обменивалась. А после как отрезало, входила в кухню, только чтобы кофе сварить да из холодильника готовое что-то вытащить.

И то поковыряет ту же пиццу или сосиски – да и выбросит.

Сегодня, однако, Даша решила, что сосиски незнакомому человеку подавать неудобно. То есть ей-то все равно, но что сказала бы тетя Лика? Хоть она и утверждает, что эта самая Аня – девица небалованная и будет рада всему, лишь бы крыша над головой была.

Даша вымыла курицу, наскоро нашпиговала ее чесноком и травами и сунула в духовку.

И тут раздался дверной звонок.

Звонок был какой-то странный, робкий и нерешительный.

Вообще, по звонку в дверь можно многое сказать о том, кто к тебе пришел. Кто-то звонит резко, требовательно, напористо, как будто страшно спешит. Кто-то – спокойно и уверенно, не сомневаясь, что за дверью его ждут и будут ему рады. А кто-то – смущенно, как будто не знает, не ошибся ли он дверью.

Так вот, этот звонок был нерешительный, прерывистый, как будто тот, кто звонил, не знал, пустят ли его в квартиру.

Даша подошла к двери и на всякий случай спросила:

– Кто здесь?

Из-за двери голос, такой же робкий и неуверенный, как звонок, проговорил:

– Это… это Аня… мне Гликерия Аркадьевна сказала, что она предупредила…

Что-то резануло Дашу в этой фразе, она не поняла, что именно, зато сразу поняла, кто там за дверью. Хотя вроде бы еще рано, поезд только в девять приходит, а сейчас и восьми нет… Ну, может, тетка что-то перепутала.

Даша нацепила на лицо приветливую улыбку и распахнула дверь, проговорив:

– Конечно, Аня, заходи! Тетя Лика мне звонила!

На пороге стояла девушка примерно Дашиного возраста. Вполне себе симпатичная девушка, светловолосая, среднего роста, только какая-то пришибленная, она сутулилась и глядела на Дашу исподлобья, как собака, которая ждет строгого окрика или даже удара. На девушке был старенький плащик, запачканный на плече чем-то белым, за собой она катила дешевый клетчатый чемодан на колесиках.

– Да заходи же, будь как дома! – Даша отступила в сторону и постаралась улыбнуться еще шире.

Та шагнула вперед боязливо, как будто ожидала, что сейчас ее огреют из-за угла шваброй. Даша невольно покачала головой – да уж, видно, и правда досталось этой Ане, что она всего боится.

– Раздевайся, плащ вот сюда можно повесить, – засуетилась Даша, – а чемодан… – она схватилась за ручку чемодана, но Аня удержала ручку и глянула быстро, опасливо.

Даша отошла в сторону. Что у нее там, в чемодане, какие-такие сокровища? Странные эти люди из провинции. Ну, наверно, и правда человек не в себе, раз решилась от мужа уйти. Не ей, Даше, ее критиковать, она сама после того, что случилось три месяца назад, мягко говоря, не в лучшей форме.

Гостья сняла плащик и осталась во вполне приличных джинсах и джемпере. Ого, раньше у Даши был той же фирмы, недешевый.

Она раньше хорошо одевалась, следила за собой. Зарабатывала прилично, у мужа денег не брала на свои нужды. За гардеробом своим тщательно следила. А потом…

Во‑первых, она здорово похудела за это время, так что платья и пиджаки просто висели. И еще некоторые вещи они покупали вместе со Светкой, так что Даша видеть их не могла, нужно их в благотворительную организацию отнести, кому-то пригодятся.

– Пойдем, покажу, где ты спать будешь! – Даша потянула гостью в гостиную. Там стоял широкий диван, Даша заранее положила на него плед и постельное белье.

– Ты извини, у меня ужин еще не готов! – продолжала она светскую беседу. – Так что располагайся пока.

Гостья согласно кивнула, а когда Даша вышла, поспешно закрыла за ней дверь. Даша мысленно пожала плечами: от кого она скрывается? В квартире никого нет, кроме них двоих.

Ну, возможно, она так сильно запугана, что не чувствует себя в безопасности даже вдали от мужа…

За дверью слышалась какая-то возня, отчего-то Аня двигала мебель, потом скрипнул диван, как он скрипел, когда его раскладывали. Спать она собирается, что ли?

– Аня, ты как? – Даша постучала в дверь. – Помощь не нужна? Давай помогу диван разложить, он заедает.

Ответ был неразборчив, потом дверь открылась. Диван был сложен, посреди комнаты стоял раскрытый чемодан, вещи разбросаны – лифчики, колготки. Аня не переоделась, оставалась в том же джемпере и джинсах, только волосы зачесала гладко и сколола простой заколкой. Не было в ушах у нее ни сережек, обручального кольца тоже не было, только на левой руке простенькое колечко, серебряный ободок и узор какой-то.

– Может, хочешь с дороги душ принять?

– Потом, на ночь уж…

– Тогда выпьем пока кофе? – Даша подтолкнула гостью на кухню и показала на кофеварку.

Ей хотелось эту Аню разговорить, потому что… потому что она ей не слишком нравилась. Вот именно, Даша поймала себя на этой мысли и тут же устыдилась. Это все она виновата, девушка ей ничего плохого не сделала, и тетя Лика за нее просила, а уж она-то точно в людях хорошо разбирается.

А Даша после того, что случилось, всех людей ненавидит. Стыдно!

А ведь все знают, что ничто так не способствует развитию дружеских отношений, как совместное питье кофе.

– Мне бы… мне бы воды… – смущенно проговорила Аня, отводя глаза от кофеварки.

Даша потерла переносицу:

– Вот воды у меня нет. Кончилась, – она показала на пустую бутылку.

Надо же, про воду-то она и забыла! Последнюю порцию в кофеварку заправила.

– Как кончилась? Можно ведь из-под крана!

– Да ты что? Не знаю, как у вас в городе, а у нас из-под крана пить нельзя! Там чего только нет… но я сейчас схожу в магазин, тут совсем рядом есть круглосуточный.

– Ой, что ты, я не хочу тебя утруждать! Я сама схожу, только скажи мне, где это.

– Нет, ты не найдешь. Этот магазин местные-то не все найти могут. Потом, я заодно еще кое-чего куплю – пасту зубную, жидкое мыло у меня кончилось…

Даше было стыдно. Ведь ходила же в магазин, а таких вещей простых не купила. Совершенно отбилась от хозяйства!

– Пойдем тогда вместе. Заодно ты мне покажешь. Надо же мне ориентироваться в районе.

«Значит, она собирается жить у меня долго… – подумала Даша тоскливо. – Ну ничего, ради тети Лики потерплю…»

Аня надела все тот же простенький плащик, видно, у нее не было больше ничего из верхней одежды. Даша из солидарности не стала надевать новое пальто, накинула куртку с капюшоном, в которой они с мужем когда-то ездили на дачу к его друзьям. Тогда жарили шашлыки, и на куртку попали искры от костра. Ничего, вечером не заметно.

Даша жила недалеко от «Пяти углов», в той старой и непарадной части города, которую часто называют Петербургом Достоевского. Надо сказать, что со времен Родиона Раскольникова в этой части города не так уж много чего изменилось, и алкаш дядя Гриша, который с задумчивым видом стоял рядом с подъездом, вполне мог быть внучатым племянником незабвенного господина Мармеладова. Дежурство дяди Гриши начиналось вечером, когда жильцы шли с работы, утром он спал или отирался у магазина в надежде заработать не на водку, так хоть на пиво.

Увидев Дашу, дядя Гриша шагнул навстречу, засиял и протянул льстивым голосом:

– Дашутка, какая же ты красавица! Не дашь бедному старику на опохмел?

– Не рано ли ты опохмеляешься, дядя Гриша? Еще ведь вечер!

– А я на завтра!

– Нет, дядя Гриша, у меня еще зарплаты не было, – привычно ответила Даша. Дядя Гриша был алкаш безобидный, его отвадить легко.

– А у подруги твоей?

– У нее тоже не было. Она вообще еще на работу не устроилась.

– Ой, девки, какие вы не разворотистые! – грустно вздохнул дядя Гриша.

Девушки обошли алкаша, свернули в дворовую арку, прошли через двор-колодец и оказались перед входом в круглосуточный магазин.

Даша взяла бутылку воды без газа, пасту, прихватила еще свежий батон. Краем глаза она заметила, что Аня тоже что-то купила и расплатилась на кассе, но, когда они вышли на улицу, в руках у нее ничего не было.

Даша не придала этому значения, да и вообще тут же забыла, потому что навстречу им шел Череп.

Череп был местный хулиган, вечно ко всем пристававший, злой и подлый тип. Ребенком он мучил кошек и собак (тех, что не могли за себя постоять), повзрослев, перешел на детей и девушек – опять же тех, кто не мог от него отбиться.

В юности Даша очень от него натерпелась, пока старший брат одной из девчонок в ее классе не записался в секцию бокса. И настолько в этом деле преуспел, что в ответ на жалобы сестры решил Черепа проучить. Хорошо получилось, потому что с тех пор Череп обходил стороной не только сестру, но и всех девчонок ее класса.

Потом Череп куда-то пропал, говорили, что сидел за кражу, потом вернулся, потом Даша вышла замуж и редко ходила вечером одна. А вот потом, когда муж ее предал и бросил, тут-то Череп и принялся за нее. Так падальщики чувствуют, что животное слабеет и болеет и не окажет большого сопротивления.

Так что последние три месяца Даша была его излюбленным объектом, и сейчас при виде Черепа у нее засосало под ложечкой. И Череп, как всякий мелкий и злобный хищник, почувствовал этот страх и прямо расцвел от него.

– Кого я ви-ижу! – пропел Череп дурашливым голосом и заступил девушкам дорогу. – Никак Дарья! А ты знаешь, Дарья, что этот двор – моя подконтрольная территория? И что всякий, кто хочет через него пройти, должен заплатить пошлину!

– Шурик, ну чего тебе надо? – проговорила Даша, безуспешно стараясь не выдать свой страх. – Пропусти, видишь, ко мне подруга приехала… она устала, с дороги…

– И подруга тоже должна заплатить. Причем по двойному тарифу, поскольку она не ме-естная!

Он шагнул к девушкам и вдруг ухватил Аню за попу.

– Ух ты, а она ничего!

Вдруг Аня как-то быстро взмахнула рукой, вроде бы случайно задев Черепа. Кольцо блеснуло в свете фонаря. Череп отскочил, взвыл, согнулся пополам.

– Ты что… – просипел он, едва отдышавшись. – Да я тебя…

Он снова подскочил к Ане, но та отступила в сторону и что-то сказала ему на ухо. Череп отшатнулся, лицо его переменилось, теперь на нем был самый настоящий страх, и он бросился наутек.

Даша стояла в растерянности.

Аня взяла ее за локоть:

– Пошли уж домой! Ну у вас и порядки, а еще большой город, культурная столица!

Даша промолчала.

Курица, забытая в духовке, безнадежно пересохла, так что девушки просто выпили черного кофе с сухим печеньем, Аня сказала, что есть не хочет.

Ночью Даша снова лежала без сна, ей было не по себе. Перед глазами стояло лицо этого придурка Черепа, как оно изменилось, когда Аня сначала ткнула его в живот, а потом сказала что-то на ухо.

И что она сказала, что такой здоровый мужик, как Череп, испугался? Было видно, что у него просто поджилки затряслись. Но вообще-то Череп, конечно, трус, может только детей обижать, да еще таких тетех, как она, Даша. Но все-таки…

Аня эта появилась вся такая испуганная, затурканная, тетя Лика говорила, что муж ее буквально довел. Вот кстати… тетя Лика терпеть не может свое полное имя Гликерия. И никто не зовет ее по имени-отчеству, разве только лица официальные. Вот помру, говорит она, тогда будете посмертные слова говорить, тогда и называйте по имени-отчеству, мне все равно уже будет.

А эта Аня, судя по всему, хоть и в близких с теткой отношениях, все равно Гликерией ее называет. Странно.

И как-то не верится, что такая решительная и смелая женщина, какой показала себя Аня, разрешала мужу над собой издеваться. Ну, может, он уж такой злодей, что Череп ему и в подметки не годится…

Рано утром Дашу снова разбудил звонок тетки.

– Дашка, извини, что я рано, но тебе все равно на работу! – кричала она в трубку. – Ну как, приехала Аня? Все в порядке?

– Ага, извини, что вчера не позвонили… она сейчас спит, – Даша посмотрела на закрытую дверь гостиной.

– Слушай, мне бы у нее спросить кое-что… Не знаю, как документы ее достать. Этот ее… закрылся у себя и никуда не выходит. Я постучала – не отвечает никто. Уж не сотворил ли он с собой чего от горя, что жена его бросила?

– Сейчас разбужу ее! – Даша легонько стукнула в дверь и, не слыша ответа, приоткрыла ее на маленькую щелку.

Каково же было ее удивление, когда она увидела только неубранную постель на диване. Из ванной слышался шум воды.

– Аня, ты там? Тебя тетя Лика просит!

Аня открыла дверь, голова ее была в мыле.

– Слушай, скажи, что я сама ей перезвоню, ладно? – пропыхтела она сквозь пену.

– Ладно, – усмехнулась Даша.

– Зря я паникую, – сказала тетка, – с такими мерзавцами, как этот Антон, Анин муж, никогда ничего не случается. Ты не представляешь, что он устраивал! Запирал ее на ночь в холодных сенях, платья ее резал на мелкие кусочки, ночью подушкой душил!

– Да ну? – удивилась Даша. – Это точно? Как-то не верится…

– Я сама синяки у нее видела, только она скрывала, потому что он сказал: только пожалуйся – вообще убью! Запугал ее, в общем, совсем… Поначалу-то она пробовала сопротивляться, развестись хотела. Он в ногах у нее валялся, говорил, что больше такого не повторится, что он без нее жить не может, что руки на себя наложит, если она уйдет…

– Хм…

– Ой, Дашка, у нас стены тонкие, и не захочешь, а услышишь!

– Ладно, теть Лика, извини, я на работу опоздаю! – спохватилась Даша.

Аня вышла из ванной в тот самый момент, когда Даша повесила трубку.

– Я перезвоню ей сама, – сказала она. – Гликерия Аркадьевна так много для меня сделала…

– Она сказала, что муж твой заперся в доме и не отзывается, – неизвестно зачем начала Даша.

– Да? – Аня пожала плечами, показывая, что этот вопрос ее не интересует.

Тут Даша сообразила, что и правда опаздывает на работу, и запросто могут ее уволить. Хоть и не стоило бы держаться за эту работу, где она – обычный менеджер, мелкая сошка, но в ее положении и эти деньги не лишние. А начальник смотрит косо, и тетки из бухгалтерии хамят, а это – плохой признак, в бухгалтерии все всегда знают.

Долговязый тип со сломанным носом и маленькими тускло-серыми глазками, с черным чемоданчиком, пристегнутым к стальному браслету на руке, подошел к двери, над которой криво висела табличка «Займи до получки». Он огляделся по сторонам и нажал кнопку звонка.

– Кто? – раздался из динамика подозрительный голос.

– Ты чё, Косой, не узнаешь меня? – проговорил тип с чемоданчиком. – Открывай уже, Степаныч меня ждет!

Замок щелкнул, дверь открылась.

Человек с чемоданчиком вошел в тесную комнату, где сидел бритоголовый тип со скошенными к переносице глазами. На столе перед ним лежала бейсбольная бита.

Он оглядел вошедшего и кивнул на дверь за своей спиной:

– Проходи, Степаныч тебя и правда ждет.

Человек с чемоданчиком толкнул дверь и вошел в просторный кабинет.

Большую часть этого кабинета занимал необыкновенно роскошный письменный стол из черного дерева, инкрустированный бронзой и перламутром. За этим столом сидел невысокий, очень толстый человек с круглой плешью, окруженной газончиком рыжеватых волос, и большим жабьим ртом. Маленькие глазки смотрели на вошедшего с жадным любопытством.

– Здравствуй, Степаныч… – проговорил вошедший, сразу сделавшись ниже ростом.

– Здорово, Полтон!

– Я Платон…

– А мне без разницы! Принес? – спросил хозяин квакающим голосом, отчего сходство с жабой стало разительным. – Принес, конечно, принес! Иначе бы ты ко мне не посмел заявиться!

– Принес, Степаныч! – с испуганным подобострастием ответил вошедший и положил на черный стол свой чемоданчик.

Хозяин кабинета довольно крякнул, достал из ящика стола маленький ключ, открыл замок наручника и отстегнул от него чемоданчик. Затем он развернул чемоданчик так, чтобы курьер не мог видеть его содержимое, достал из другого ящика еще один ключ, с фигурной головкой, и этим ключом открыл чемоданчик.

Откинул крышку, заглянул внутрь… и лицо его мгновенно переменилось, вместо радостного ожидания на нем проступило сначала недоумение, а затем ярость.

– Что это?! – прорычал он и стал похож уже не на жабу, а на разжиревшую гиену.

И в то же время из-под черного стола донеслось глухое угрожающее рычание.

– Что это?! – повторил он и развернул чемоданчик к курьеру.

– Бу… бутылка… – ответил тот и судорожно сглотнул.

– Вижу, что бутылка, – прорычал Степаныч.

Действительно, в чемоданчике лежала бутылка с этикеткой «Коньяк дагестанский выдержанный».

– Так это, наверное…

– Наверное? – переспросил Степаныч.

Из-под стола медленно выдвинулась огромная собака – светло-коричневый зверь с гладкой шкурой и громадной головой со свисающими щеками. Глазки, маленькие, как у хозяина, горели злобой.

Степаныч подковырнул крышку бутылки желтым ногтем, снял ее, понюхал содержимое, затем достал из ящика стола хрустальную рюмку, налил в нее из бутылки, пригубил и протянул курьеру:

– Пей!

Тот послушно выпил, на лице его поочередно менялись страх и недоумение.

– Что это? – проговорил Степаныч обманчиво мягким голосом.

– Коньяк… – пролепетал курьер.

– Коньяк, – кивнул Степаныч, – и так себе коньяк. Ты меня что, за лоха держишь?

– Что ты, Степаныч… как можно…

– А мне сдается, что держишь. А тебе как кажется, Цезарь?

Пес снова хрипло зарычал и напрягся.

– Нет, Цезарь, подожди, мне еще с ним поговорить надо, а после тебя он будет не очень разговорчивый.

Степаныч уставился на курьера тяжелым взглядом и процедил:

– Куда ты дел то, что тебе передали?

– Это оно… что мне дали, то я и принес… Степаныч, ты же знаешь, я никогда… что мне дали… вот же, чемоданчик был заперт, и к наручнику пристегнут…