План дома стоял у него перед глазами. Маркиз двинулся вдоль водопроводных труб налево. Отсчитав двадцать шагов, подтянулся на трубах и заглянул за них. В стене было круглое отверстие, в которое с трудом мог протиснуться человек. В это отверстие уходила жила силового кабеля.

Леня ловко перебросил свое худощавое, тренированное тело через трубы и вполз в круглый канал. Внутри было жарко, душно и так тесно, что едва удавалось ползти. Маркиз представил себе в этой трубе пузатого Шульца и усмехнулся. Да, тому непременно нужно было нанять для этой работы человека помоложе и половчее, вроде Маркиза…

Леня полз по тесной трубе, и в душе его росло смутное беспокойство. Что-то было не так, что-то было неправильно.

Конечно, когда ты ползешь по узкому кабельному каналу в подвале чужого богатого дома – это может вызвать беспокойство, в отличие от воскресной прогулки в парке, но Леня чувствовал, что его смущает какое-то несоответствие в окружающем.

Наконец он понял, что его беспокоит. В трубе, по которой он полз, было слишком чисто, в ней почти не было пыли. Конечно, немцы очень аккуратны, но трудно поверить, что эти маниакальные чистюли доходят до того, что ежедневно пылесосят кабельные каналы в подвалах… Здесь кто-то прополз незадолго до Маркиза, прополз и собрал всю пыль, как кошка, которую запускают в трубу телескопа, чтобы почистить ее изнутри.

Труба внезапно оборвалась, и Маркиз, посветив перед собой фонариком, увидел большое подвальное помещение, стены которого терялись в темноте. Осторожно выскользнув из трубы, он уцепился за свинцовую оплетку кабеля и нащупал ногами бетонный пол.

В этом помещении было прохладнее и более влажно, чем в прежнем. Леня, чьи чувства обострились от ощущения опасности, почувствовал едва уловимый запах табака. Посветив фонариком по сторонам, он никого не увидел, но в подвале было множество ниш и углублений, в которых легко мог спрятаться человек, и не один. Обдумав свое положение, Маркиз решил, что если здесь кто-то есть, если здесь – ловушка, то нападения следует ждать на обратном пути, когда он будет возвращаться с картиной… А Леня принципиально не любил возвращаться той же дорогой, какой пришел, и заранее принял меры, чтобы не делать этого.

Он осветил фонариком потолок и увидел квадратное вентиляционное отверстие, обозначенное на плане Шульца. До него было около трех метров. Достав из кармана моток прочного шнура с маленьким якорем на конце, Леня раскрутил его и забросил в отверстие на потолке. Якорь упал, не зацепившись. Леня повторил попытку, и на третий раз якорь зацепился. Потянув веревку и убедившись, что она выдержит его вес, Маркиз вскарабкался по ней и нырнул в вентиляционный ход.

Какое-то время он полз по трубе, наклонно поднимавшейся вверх, потом она стала почти горизонтальной, а после, наоборот, устремилась вверх почти под прямым углом. Труба была довольно узкой, и Леня полз по ней, упираясь в стенки локтями и коленями. Труба снова повернула, сделавшись горизонтальной, и через какое-то время впереди мелькнул свет. Леня прополз еще несколько метров и оказался возле забранного решеткой вентиляционного отверстия. Осторожно выглянув в него, Леня увидел коридор, устланный ворсистым оливковым ковром. Вспомнив план Шульца, он сообразил, что находится в северном крыле здания и до кабинета хозяина нужно проползти еще метров двадцать. Скользнув в темную трубу, он пополз вперед, стараясь не шуметь. Внизу раздались приглушенные звуки голосов и шаги. Маркиз замер, чтобы не выдать своего присутствия. Шаги и голоса затихли, и он пополз дальше.

Впереди снова замаячил слабый свет. Приблизившись к нему и выглянув в щели решетки, Маркиз понял, что находится у самой цели – возле кабинета герра Тизенхаузена.

Достав из кармана отвертку, он вывернул винты и снял вентиляционную решетку. Мягко спрыгнув на пол, огляделся.

Он находился в таком же коридоре, устланном пушистым оливковым ковром и залитом мягким светом, льющимся из золотистых бра на стенах. С одной стороны коридор поворачивал к западному крылу дома, где размещалась знаменитая библиотека Тизенхаузенов, с другой – была видна лестничная площадка, откуда доносился приглушенный расстоянием гул человеческих голосов – звуки бурлящего на первом этаже праздника. Прямо перед собой Маркиз увидел резную дубовую дверь, ведущую в святая святых, – кабинет хозяина.

Маркиз вспомнил описание системы сигнализации, которое давал ему Шульц. К счастью, серьезная система, предусматривающая датчики, реагирующие на изменения объема в помещении и на ничтожное повышение температуры при появлении в комнате человека, включалась только ночью, когда в доме оставались лишь его постоянные обитатели. Сейчас работали только контактные датчики, срабатывающие при открывании дверей, и фотоэлемент, реагирующий на каждого, кто слишком близко подойдет к гордости хозяина – бесценному полотну Рубенса «Кающаяся грешница», больше известному среди коллекционеров как «Голубой Рубенс» из-за своего колорита, необычного для картин великого фламандца.

Маркиз достал из кармана две узкие металлические пластинки и, отметив на двери точки расположения контактных датчиков, осторожно вставил пластинки в зазор между дверью и косяком, прикрепив их к двери и тем самым заблокировав датчики. Затем он вставил в замочную скважину свой любимый инструмент – уникальную электронную отмычку, открывающую любые типы замков. В свое время Леня заплатил за эту отмычку цену неплохой автомашины, но ни разу не пожалел об этой трате.

Прибор тихо зажужжал, и замок щелкнул. Дверь кабинета открылась. Маркиз вошел в кабинет.

Большое помещение было едва освещено сочащимся сквозь шторы светом уличных фонарей. В темноте тускло отсвечивали золоченые переплеты книг в небольшом шкафу и парадные мундиры предков хозяина на развешанных по стенам комнаты фамильных портретах.

Утопая ногами в глубоком ворсе ковра, Леня двинулся в сторону камина, над которым должен был висеть «Голубой Рубенс». Прежде чем пересечь невидимую преграду инфракрасного луча, защищающую Рубенса от нежелательных посетителей, он включил фонарик и осветил стену над камином.

И тут он похолодел. Картины на стене не было.

Крюк, на котором она прежде висела, торчал из светлой стены, казавшейся в свете фонаря ослепительно белой, но сама картина отсутствовала.

Маркиз понял, что его заманили в ловушку, и в то же мгновение услышал приближающиеся по коридору к двери кабинета шаги нескольких человек. Леня быстро пересек кабинет и открыл занавешенную портьерой маленькую дверь, ведущую напрямую, минуя коридор, в тизенхаузеновскую библиотеку. Захлопнув дверь за собой, он пересек темное пространство библиотеки, уставленное еле различимыми стеллажами с тысячами старинных томов, и подошел к той маленькой двери, которую ему должна была открыть Лола.

Он радовался, что предусмотрел такой путь отхода. Когда Маркиз обдумывал эту операцию, он, из своей всегдашней осторожности, собирался уходить не тем путем, которым пришел. Было очевидно, что его заманили в ловушку, так что второй путь отхода должен был стать спасительным.

Леня дернул за ручку двери. Дверь была заперта. Он посмотрел на часы, циферблат которых светился в темноте. На часах была без шести минут полночь.

Лола прислонилась к подоконнику в небольшом коридоре первого этажа и утомленно вздохнула. Она просто падала с ног от усталости – в доме Тизенхаузенов прислугу умели заставить работать. Сначала ее послали украшать столовую и зал к вечернему приему. Нужно было развесить по стенам чуть не сотню гирлянд из живых цветов. После двухчасового лазанья со стремянки на пол и обратно, ноги дрожали и плохо сгибались в коленях.

Потом дали перекусить – черствую вчерашнюю булочку и чашку жидкого кофе – и послали помогать на кухню. Лола просилась в буфетную чистить серебро, потому что буфетная все была ближе к заветной цели – библиотеке, но экономка сказала, что она не может доверить фамильное серебро Тизенхаузенов незнакомому человеку. Пришлось Лоле разбить тарелку и опрокинуть кастрюлю с соусом, после чего взбешенный повар сказал, чтобы духу ее на кухне не было, а экономка прошипела, что за тарелку у нее вычтут из жалованья.

В результате Лола все же попала на второй этаж особняка, к чему и стремилась так упорно. План она помнила прекрасно и без труда нашла дверь библиотеки. Однако ей нужна была не главная дверь, а другая, маленькая и незаметная, которая выходила в крошечный коридорчик и обычно была заперта. Из коридорчика узкая витая лесенка вела на первый этаж, заканчивалась дверью, которая выходила на улицу. Эта дверь была заперта изнутри на огромный засов, открыть ее не составляло труда. Лоле же нужно было без семи минут полночь отпереть маленькую дверь библиотеки, которая по странному капризу строителей особняка отпиралась только из коридора. Если открыть ее раньше, господин дворецкий или охранник, изредка проходивший по коридору, бдительным оком могли заметить непорядок.

Лола исследовала засов, смазала его и дверные петли, убедилась, что он легко открывается и не скрипит; при этом ее едва не засекла экономка.

До самого вечера Лола вкалывала на втором этаже – пылесосила ковры, протирала пыль, вешала занавески. Обед был так же скуден, как и завтрак, и в Лолину измученную голову стали закрадываться крамольные мысли. Так, например, она думала, что русские крестьяне, поджигавшие в восемнадцатом году барские усадьбы, были не так уж неправы. И еще она думала, что общество, где нет слуг и господ, гораздо гуманнее и прогрессивнее.

В десятом часу вечера горничных отпустили немного передохнуть, с тем, чтобы после трех ночи, когда закончится прием и уйдут последние гости, они сразу же приступали к уборке помещений на первом этаже.

В половине двенадцатого Лола прокралась на второй этаж. Она решила быть поблизости от заветной двери. Было тихо, мягко горел свет, гости заканчивали ужин, с первого этажа слышались звуки музыки. Лола сняла белый передник и спряталась в самый темный угол коридорчика. Потом ей показалось, что снизу, с лестницы, раздается какой-то подозрительный скрип. Лола выскользнула из коридорчика и свесилась вниз. Никого не было. Над входной дверью тускло горел плафон. С первого этажа послышались взрыв смеха и веселые возгласы. Лола завернула за угол и лицом к лицу столкнулась с тем самым охранником Вилли, который утром разговаривал с ней у парадного входа.

– Что ты тут делаешь? – нахмурился было он, и Лола затараторила быстро-быстро, не давая ему опомниться:

– О господин Вилли, простите мне мою смелость… Я, конечно, нарушила правила, но мне так хотелось поскорее вас поблагодарить за все, что вы для меня сделали…

Он был в темном костюме и белой рубашке, Лола сразу поняла, что он не просто так прогуливается, патрулирует сегодня этот участок дома. И хотя при его габаритах размеры пиджака исключали возможность разглядеть спрятанную под мышкой кобуру, Лола не сомневалась, что пистолет у Вилли был.

– Господин дворецкий обещал, что меня возьмут в штат, – болтала Лола. – Ах, я вам так благодарна, господин Вилли!

Лола готова была поклясться, что Вилли забыл о ней, как только утром она повернула за угол, но строила из себя наивную дурочку. Охранник Вилли был парень не промах. Он сразу сообразил, что можно использовать ситуацию с пользой для себя, тем более что гулять ночью по пустым коридорам ему было невыносимо скучно. Он улыбнулся и потрепал Лолу по щеке.

– Я очень рад за тебя, девочка, вижу, что ты умеешь быть благодарной.

Поскольку он всерьез остановился и не делал попыток двинуться дальше, Лола улыбнулась ему как можно ласковее и шагнула ближе. Вилли провел рукой по ее шее и сделал попытку добраться до груди, но форменное платье имело глухой ворот, и ему это не удалось. Лола положила руки ему на плечи и взглянула на наручные часы – без десяти двенадцать.

– Как ты мила, – бормотал Вилли, – такая свеженькая, вкусно пахнешь…

От него самого несло капустой и сосисками с перцем, Лола едва терпела. Он не уйдет отсюда без нее, поняла она в смятении, а времени для того, чтобы спровадить его и вернуться, у нее не осталось – без семи минут дверь должна быть открыта, иначе она подведет Маркиза.

Лола слегка отстранилась и улыбнулась Вилли как можно непристойнее.

– Ах, чертовка, ты меня возбуждаешь! – Он прижал Лолу к себе и жадно ощупал ее грудь. – Что за несносная форма у наших горничных, не поймешь, где застежка…

Застежка была сзади, и Вилли просто дернул как следует воротник. Посыпались крючки и кнопки.

– Ой, Вилли, мне попадет! – пискнула Лола.

– Ничего-ничего, – бормотал он, уже плохо соображая от возбуждения, а сам теснил ее в угол коридорчика, в самый темный угол.

Лола поняла, что нужно действовать, тем более что на часах было уже без шести минут, и ей показалось даже, что Маркиз тихонько дергает дверь с той стороны. Лола ловко обошла толстого запыхавшегося Вилли, так что он повернулся и теперь стоял спиной к заветной двери.

Лола прижалась к нему и призывно повела бедрами, отчего Вилли совсем потерял голову. Он зажмурился с блаженной улыбкой на лице, и Лола тихонько подтолкнула его к самой двери. Теперь следовало прижаться к нему как можно крепче и, делая вид, что обнимаешь, повернуть за спиной Вилли засов на двери.

«Черт, боров какой, – мысленно охая, думала Лола, пытаясь дотянуться до засова, – отъелся на сосисках, не обхватить никак…»

Она напряглась и повернула засов. В ту же секунду Вилли пришло в голову, что успешнее будет добраться до Лолиного тела снизу. Чувствуя, как юбка лезет вверх, Лола подалась назад, чтобы освободить Маркизу выход. Вилли давил на нее всей массой, она уперлась в противоположную стену коридорчика, притянула его к себе за шею, чтобы не вертел головой, и впилась в губы.

Боковым зрением, а скорее шестым чувством Лола видела, как Маркиз выскользнул из-за двери и снова запер ее за собой.

– О Вилли, мы же не можем здесь, – простонала Лола, но Вилли уже осатанел от желания.

Его руки добрались наконец до ее тела, и Лола почувствовала, как его жадное и горячее естество готово пробить все преграды.

– Но, Вилли…

Он так вжал ее в стенку, что не оставил свободы маневра, вырваться из-под этой туши Лола и не пыталась. Однако он отстранился на секунду, только чтобы расстегнуть брюки. Этого Лоле оказалось достаточно.

– О Вилли, Вилли… да мать твою! – рявкнула она по-русски и с размаху всадила ему коленом в вожделеющую мужскую плоть.

Он мгновенно согнулся и вырубился от боли и шока. Еще до того, как он упал, Лола сложила руки замком и стукнула его по шее, как учил ее когда-то Маркиз. Вилли икнул и осел на пол. Лола перепрыгнула через его бесчувственную тушу и, не помня себя, рванула следом за Маркизом к выходу из особняка.

В темной глубине библиотеки двенадцать раз гулко пробили часы. Скрипнула открывшаяся дверь кабинета – та, через которую Маркиз прошел несколько минут назад. Послышались голоса и шаги входящих в библиотеку людей.

– Он должен быть здесь! – произнес кто-то по-немецки. – Где этот чертов выключатель?

Маркиз в отчаянии снова дернул ручку двери… и дверь легко распахнулась.

Выскочив в коридор, Маркиз увидел рядом с дверью широкую спину охранника и отшатнулся. Но охраннику, похоже, не было никакого дела до своих непосредственных обязанностей. Он прижал к стене постанывающую Лолу и слился с ней в жарком поцелуе. Маркиз усмехнулся, закрыл за собой дверь библиотеки, задвинул засов и побежал к винтовой лестнице. Распахнув входную дверь особняка, он выбежал на улицу. Быстрым шагом, но стараясь не привлекать внимание случайных прохожих, Маркиз устремился в соседний переулок, где он оставил купленную накануне по дешевке подержанную машину. Не успел он дойти до угла, как сзади послышалось цоканье женских каблучков. Оглянувшись, Леня увидел догоняющую его Лолу, красную и растрепанную.

– Ты куда? – сердито бросил он ей. – Возвращайся в дом, пока тебя не хватились.

– Мне никак нельзя возвращаться! – чуть ли не в слезах выкрикнула Лола, едва поспевая за ним. – Ты что, не мог мне помочь? Этот боров едва не трахнул меня!

Маркиз только махнул рукой.

Свернув за угол, он увидел темный силуэт «опеля» и в два больших шага подлетел к машине. Протянув руку к дверце, застыл на месте. На переднем сиденье рядом с местом водителя сидел человек – лысый толстяк в твидовом пиджаке.

– Какого черта, Шульц? – возмущенно выкрикнул Маркиз, распахнув дверцу. – Как вы объясните…

Слова застряли у него в горле. Шульц сидел, неподвижно уставившись перед собой широко раскрытыми неживыми глазами. На его виске темнела неровная рана, со сгустками запекшейся крови.

Маркиз отшатнулся от трупа, резко втянув воздух сквозь сжатые зубы, и повернулся к Лоле:

– Это ловушка, беги!..

Но бежать было уже поздно. Вспыхнули ослепительные лучи автомобильных фар, и Лола с Маркизом замерли в их мертвенном свете, как артисты на сцене в финале кровавой трагедии.

– Стоять неподвижно! – прогремел усиленный мегафоном голос. – Руки положить на крышу автомобиля!

Тяжелой походкой неотвратимого рока к ним приблизились двое немецких полицейских, обшарили наглыми руками, защелкнули на запястьях наручники, грубыми толчками загнали в полицейский микроавтобус с зарешеченными окнами и повезли под завывание сирены по темным пустым улицам.

Короткая поездка, снова – грубые руки, толчки, ступени, ярко освещенные коридоры полицейского участка, пустая голая комната, направленная в лицо лампа…

– Вы хотите сделать заявление?

– Нет.

– По какой причине вы убили Гельмута Ланга?

– Не знаю такого.

– Человек, найденный мертвым в вашей машине.

– Я его не убивал.

– Вы задержаны на месте преступления. На орудии убийства – ваши отпечатки пальцев…

– Какое орудие убийства?

– Разводной ключ.

– Я его не убивал.

– Вы хотите сделать заявление? Лолы рядом не было, Маркиз понял, что их развели по разным комнатам и ее сейчас тоже допрашивают. Свет лампы резал глаза, хриплый голос бил и бил по барабанным перепонкам:

– Что вы делали в доме господина Тизенхаузена?

– Я там не был.

– Что вы знаете о краже картины Рубенса «Кающаяся грешница»?

– Ничего не знаю.

– Гельмут Ланг был вашим сообщником?

– Я не знаю такого.

– Вы хотите сделать заявление?

– Нет.

– Ваша сообщница все нам рассказала!

– Что именно?

– Вы хотите это узнать?

– Мне все равно.

– Вы хотите сделать заявление?

– Нет.

«Вы хотите…» «Нет…» «Вы…» «Нет…» Лампа погасла, воцарилась блаженная тьма. Раздались шаги. Маркиз приоткрыл измученные глаза. Один человек вышел из комнаты, другой вошел – худощавый, невысокий, сутулый, с кривым носом и насмешливым длинным лицом.

– Вы понимаете, господин Марков, – начал вошедший, не успев сесть на жесткий стул, привинченный к полу, – вы понимаете, что положение ваше незавидно. На основании многочисленных улик вас признают виновным в убийстве Гельмута Ланга.

– Я его не убивал, – устало повторил Маркиз.

Кривоносый поморщился:

– Да не повторяйте вы это как попугай. Это вам не поможет. И совершенно не важно, убили вы его или нет. Вас хотят трахнуть – и вас трахнут! Для этого есть все возможности. Версия будет такая: вы в сговоре с Лангом украли из дома Тизенхаузенов картину, не поделили ее с соучастником и убили его. Картину, кстати, вы успели куда-то спрятать. Девушка, которая была с вами, тоже получит приличный срок за соучастие. Поймите, господин Марков, – вы здесь, в Германии, чужие, и вы никому не нужны. С вами сделают все, что захотят.