Читать книгу «Испытательный срок для киллера» онлайн полностью📖 — Натальи Александровой — MyBook.
image
cover

– А я как раз у экономистов была, и там женщина приходила матпомощь оформлять, ну, на похороны.

– Что-то в нашем институте последнее время одни похороны, – вздохнула Надежда.

– А что с ним случилось-то?

– Ой, да вы же слушайте дальше! И Лариса Павловна-то тоже!

– Что – тоже?

– Тоже умерла, мать ее звонила.

– Так они вместе, что ли, где-то были?

– Да надо думать, что не порознь умерли, ну я подробности еще выясню. – И Полякова умчалась.

– Ну вот, – сказал неслышно подошедший Валя Голубев, – дотрахались, значит.

Дамы сконфузились и разошлись. Надежда рассердилась:

– Ты, Валентин, все-таки выбирай выражения, про покойников ведь говоришь!

– А что, хорошая смерть, оба в один миг, уж лучше так, чем как Никандров!

– Ты погоди, что там еще выяснится.

И выяснилось.

На следующий день Валя попросил Надежду о помощи.

– Понимаешь, Жора Чапыгин звонил. Что-то у него там стряслось, неприятности большие, по телефону говорить не может, очень просит встретиться. И тебя просил привести, он тебя очень уважает.

Жора Чапыгин работал когда-то давно у них в институте, вечно что-то доставал, крутился, кипел, то занимался аквариумными рыбами – разводил их на продажу, то какими-то бирманскими кошками – тоже разводил и продавал через клуб, потом хотел взяться за разведение собак породы мастино, но жена не позволила, ей хватило бирманских кошек. В трудные дефицитные времена Жора также приторговывал книжками и дамскими сапогами.

Жора был маленького роста, почти лысый, прихрамывал с детства на левую ногу и имел в институте кличку Хромой Бес, но не за хромоту, а за неумеренное пристрастие к дамскому полу. Он любил всех женщин и ухаживал за всеми без исключения по принципу: не прошло и ладно, то есть ни капельки не огорчался, получая отказ, а, наоборот, начинал еще лучше к женщине относиться, но уже по-дружески. Лет ему было уже под пятьдесят, но про это никто не знал, потому что последние двадцать лет Жора почти не менялся. Когда-то давно, сто лет назад, он как-то вдруг попытался ухаживать и за Надеждой, но у нее это не вызвало ничего, кроме смеха. Жора не обиделся, а, наоборот, стал относиться к ней повнимательнее, доставал дефицитные книжки для маленькой тогда еще дочери Алены, лекарства для Надеждиной матери и модные тряпки для Алены подрастающей. С началом перестройки, когда народ понемногу начал нищать, а у Жоры был не то рыбный, не то кошачий период, начальство почему-то вдруг его невзлюбило. С точки зрения начальников было за что: за все годы работы в институте Жора ни дня не работал, то есть на работу он приходил, хоть и с опозданием, и почти каждый день, но добиться от него хотя бы минимальной трудовой деятельности было невозможно. При этом человеком он был очень общительным, не жадным, да и не бедным по тем временам, и частенько приносил к ежедневному общему чаепитию то коробку трюфелей, то килограмм ветчины, то мешок каких-нибудь булочек и пирожков просто так, без всякого повода. Вообще, экономить Жора не умел, и деньги у него всегда текли рекой, но все-таки он умудрился и машину купить, и дачу построить, и содержать семью – неработающую жену и двоих детей. Поэтому начальство возненавидело Жору не за лень, таких-то в институте было сколько угодно, а за независимость и умение зарабатывать деньги вне стен института. Жоре предложили уволиться по собственному желанию, он уперся, начальство тоже пошло на принцип, дело вынесли якобы на усмотрение коллектива. Всем было неохота связываться с начальством из-за Жоры, тем более что он без работы не пропадет, и за Жорино увольнение коллектив преданно проголосовал в полном составе, не считая Вали Голубева, Надежды и еще двух-трех человек, которые, вспомнив гору съеденных Жориных пирожных, конфет и бутербродов, не смогли совладать с собственной совестью.

Жора уволился, ушел в бизнес, хотел открывать свое дело, но что-то там лопнуло, связался с «МММ», а потом Надежда потеряла с ним связь. И вот он теперь звонит и просит приехать.

– Ну что ж, давай уйдем сегодня пораньше и встретимся с ним.

Они встретились, зашли в «Сладкоежку» на Марата, Жора сказал, что он угощает. Вообще, он внешне мало изменился, но выглядел каким-то подавленным, и Надежде сказал комплимент грустным голосом.

– Ну что, Жора, как дела твои?

– Ох, ребята, дела у меня – хуже некуда. Давайте за встречу и чтобы все наладилось.

Они выпили коньяку, потом Жора заговорил.

– Вы не поверите, но Сущенко-то у меня на квартире убили.

– Сущенко? Убили? – Это Надежда с Валей в один голос.

– Да тише вы, вон люди смотрят. Ну, сдавал я им квартиру для этого дела.

– Ты подожди, давай по порядку, говори толково, откуда у тебя квартира-то лишняя? – спросил Валя.

– Ну, ладно, слушайте, по порядку, так по порядку. В общем, как уволился я, сначала так перебивался, оформил ИТД в исполкоме, ну тут рыбки, кошечки, потом плохо все это пошло, и устроила мне одна знакомая баба заем в банке на три месяца. Я деньги в оборот пустил, все вовремя с процентами отдал, потом опять кредит взял, так и пошло, а потом связался с «МММ». Сначала-то все нормально было, акции покупал, продавал, деньги все в срок возвращал, а потом, говорили ведь мне умные люди, что пора с этим «МММ» завязывать, что лопнет все это, а меня жадность обуяла, дай, думаю, еще подожду, и в конечном счете пропало у меня… – Жора оглянулся и шепотом назвал сумму.

Надежда прямо ахнула:

– С ума сойти, какие деньги!

Валя присвистнул:

– Да уж, ты теперь как Марина Сергеевна, пострадал и никому не веришь. Как же ты выкрутился-то?

– Ну, было что-то отложено, занял, кое-что продал, в общем, с банком рассчитался, остался ни с чем: ни денег, ни работы приличной. Новое дело начинать – капитал нужен, на работу хорошую не устроиться – возраст уже не тот. А у меня за год до этого тетка умерла одинокая и оставила мне квартиру у станции «Академическая», на улице Верности. Квартира однокомнатная, запущенная, все руки не доходили в порядок привести, а тут время нашлось. Прибрался там, старье выбросил теткино, обои новые поклеил даже, решил пока квартиру сдавать. А кому сдавать-то? Квартирка маленькая, приличный человек и не посмотрит. То араб какой-то приходил, по-русски не понимает ни слова, думаю, наговорит еще по телефону на десять тысяч баксов, а потом слиняет; то две бабенки разбитные такие, понятно, будут мужиков водить, а в пятиэтажке ведь все видно-слышно, соседи будут возмущаться. А потом опять же по знакомству свели меня с одним мужиком, в возрасте уже, за пятьдесят где-то, сговорились мы с ним. Я, говорит, там жить не буду, а так, мало ли с кем встретиться. Я его предупредил, конечно, чтобы все тихо было, а он так руками замахал, что вы, говорит, что вы, я человек семейный, мне неприятности ни к чему. Ну, проходит месяца два, деньги он аккуратно платит, – дай, думаю, проверю, как там и что. Приехал как-то днем, гляжу – никого, в квартире чисто, только бутылки на кухне из-под коньяка и шампанского, а в шкафу – пять тюков постельного белья. Это значит, впятером они квартиру эту делили, с понедельника по пятницу, у каждого свой день недели, а на выходные – домой, к женам!

Надежда поморщилась, а Валя развеселился:

– Это же надо, как люди хорошо устроились!

– Да, ну что, подогнал я машину, еще тогда машина была, загрузил багажник бутылками этими, сдал все и домой поехал. Деньги они платили, а в остальном – какое мое дело?

– А что с машиной-то случилось? – заинтересовался Валя, как истинный автомобилист.

– Да продал, тут, понимаешь, тоже еще напасть. Тесть с тещей у меня в Даугавпилсе ведь жили. Тесть умер, теща надумала сюда переезжать, там к русским-то отношение сами знаете какое. Все бросила и нацелилась на эту мою квартиру, теткину-то! В деревне, где дом у нас, жить не хочет, говорит, условия не те. Ну, я машину продал, баню ей там поставил, печку переложил в доме, не сам, конечно, мужиков нанимал, купил пекарню электрическую, кучу денег стоит, и поселил тещу в деревне. Она довольна, каждый день булки горячие печет и еще соседей снабжает, мешок муки я ей туда отвез.

– Чего не сделаешь для любимой тещи!

– Да ладно, машина все равно старая была. В общем, квартиру я сдаю, все хорошо, а потом скандал получился. Одного из этих пяти мужиков жена выследила. Да еще, стерва такая, как его заметила, до квартиры моей довела, а сразу ломиться не стала, дежурила у дома целую неделю, всех вычислила и всем женам сообщила!

– Вот это да! – Валя продолжал веселиться.

– Да уж, скандал был страшный. Хорошо хоть полицию не вызывали, сами разобрались. А я потом думаю: все, хватит! Все там убрал, замок даже сменил на всякий случай, а прошлой зимой звонит мне вдруг Сущенко и давай уговаривать, чтобы я ему квартиру сдал, сами понимаете для чего. Говорит, что там, где раньше он снимал, вроде все в Израиль уехали. Я сначала отказался наотрез, но он прилип как смола: сдай да сдай!

– И откуда же он, интересно, узнал, что у тебя квартира есть?

Жора отвел глаза и пожал плечами.

– Все ясно, Жорка, сам туда баб водил, вот слухи и пошли.

– Да я так, одну с нашей работы.

– Вот она и протрепалась! – Валя был полон негодования, а Надежде все это уже начинало надоедать.

– Вот что, мальчики, если вы хотите про баб разговаривать, то это без меня, меня муж ждет, давай, Жора, переходи ближе к делу.

– Ох, извини, Надя, в общем, уговорил меня Сущенко. Я подумал, что он с этой Ларисой уже лет десять, если не больше, так что жена его, если бы хотела, давно бы уже поскандалила. Но слово с него взял: чтобы больше никого! Он обещал, конечно, а сам так меня подставил.

– Прежде всего он себя подставил. Давай, Жора, не тяни, кто там еще был?

– Да вот, ходил я как-то за квартиру платить и за свет, там сберкасса рядом, смотрю – мать моя! – Синицкий выходит из моей парадной!

– Синицкий? – Надежда вдруг ощутила тянущее чувство тревоги.

– Ну да, и с ним эта блондиночка, у вас в секторе работает, забыл фамилию, Лена вроде. Надо же, думаю, с виду тихоня такая, а туда же, с Синицким!

– Так она же… – заикнулся было Валя, но Надежда пихнула его под столом ногой, и он замолчал.

– Ох, и зло меня взяло! Вы же помните, это же он меня увольнял. Да я же, когда обходной подписывал, с ним в кабинете разругался вдрызг! И что же это получается, думаю? Я же этой сволочи еще и квартиру предоставляю для любовных, так сказать, утех? Хотел Сущенко звонить и сгонять с квартиры, а потом поостыл, деньги-то нужны, думаю, найду сначала нового съемщика, а потом уж откажу.

– Давно это было?

– Да месяца три назад. Никого я пока не нашел, чтобы квартиру сдать, а позавчера вечером звонит мне соседка снизу, говорит, пятно какое-то подозрительное у нее на потолке. Ну, я наутро приехал, а она уже участкового вызвала. Как заглянул он в квартиру, так сразу кричит, чтобы в полицию звонили. А как я в квартиру зашел, чуть от ужаса не помер. Сущенко голый у двери входной лежит весь изрезанный, кровища кругом засохла уже, а Лариса тут же, у двери, задушенная, тоже голая, синяя вся, ужас! Ты прости, Надя, что я в подробностях рассказываю, стоит этот кошмар перед глазами, ни есть ни спать не могу. Квартира вся кровью изгажена, даже на обоях кровь. Полиция в меня вцепилась как клещ: да кому квартиру сдавал еще, да у кого ключи могли быть, а я и не знаю ничего. И договора у меня с Сущенко никакого не было, чтобы налог не платить.

– А что полиция думает, кто это их?

– Говорят, похоже на заказное убийство, но только кто это нашего Сущенко заказал, кому же он мешал?

– А про Синицкого ты полиции говорил?

– В том-то и дело, что не говорил еще. Я хочу этой сволочи в глаза поглядеть, чтобы он перетрясся, а я посмотрю. А как с ним связаться, не знаю, телефон у него поменялся.

– Так ты нас за этим звал, чтобы мы тебе телефон его новый сообщили?

– Да нет, конечно. Я поговорить хотел, может быть, там, на работе, что-нибудь известно.

– Не знаю, Жора, что тебе и сказать.

Надежда подумала, переглянулась с Валей.

– А если хочешь совета, то подожди пока, не говори с Синицким, ну уж если полиция очень наседать станет, тогда скажи, что видел его возле подъезда. А мы пока на работе попробуем что-нибудь узнать, потом тебе позвоним.

Жора уныло согласился, на том и распрощались. В метро Валя тихонько спросил:

– А почему ты ему не сказала, что Лена умерла и про Никандрова тоже?

– А ты видел, как он коньяк пил?

– Видел, ну и что, расстроен человек просто, еще бы, такое увидеть в собственной квартире!

– Да нет, Валя, по-моему, он пить стал не в меру, а с пьющим человеком нельзя откровенничать, он по пьяному делу все растрезвонить может. Ну ладно, Валя, я сейчас домой тороплюсь, завтра поговорим с утра, ох, не нравится мне все это!

– Завтра люди кругом будут, давай сейчас пешком пройдемся и поговорим.

– Да ну тебя, Валька, моя с трудом налаженная семейная жизнь из-за этого уже по всем швам трещит.

– Ну беги тогда, Сан Санычу привет передай.

– Еще чего!

Надежда бежала от метро до дома, ругая себя последними словами. Ну зачем ей сдался этот Жорка, зачем позволила Вале уговорить ее, пошла бы, как все семейные женщины домой, приготовила ужин. Да пропади оно все пропадом, все эти убийства, тем более что ничего не ясно, может, действительно все это совпадения. Муж ее ждет, волнуется, ужинать без нее ни за что не станет.

Она поднялась в квартиру, но на торопливый звонок ей никто не открыл. Отперев дверь своими ключами, она обнаружила одинокого кота, сидящего в полной темноте. Он посмотрел на нее печально, говоря взглядом:

«Я знаю, что я в этом доме всем мешаю. Не беспокойтесь, вам не долго осталось меня терпеть, еще немного времени, и я умру от голода».

Надежда включила свет во всей квартире, положила Бейсику двойную порцию «Вискаса», отварила картошки, хотя есть ей после Жориных рассказов совершенно не хотелось. Время шло, муж не приходил, Надежда успела уже переодеться, смыть косметику, словом, обрести совершенно домашний вид, и даже напилась чаю, когда раздался робкий звонок. Муж стоял на пороге, виновато улыбаясь.

– Что случилось, Саша?

– Ничего не случилось, просто у нас у одной сотрудницы день рождения был, мы после работы задержались как-то неожиданно.

– Ну, знаешь, – завопила Надежда в праведном негодовании, – я же все-таки волнуюсь, неужели позвонить нельзя было?

– Да понимаешь… Я хотел, а потом как-то все закрутилось…

Надежда надулась и замолчала.

– Ну, Надя, извини, случайно все получилось.

– Сотрудница молодая или старая? – сварливо спросила Надежда.

– Молодая, то есть не очень, то есть очень даже не молодая.

– Так я тебе и поверила!

Он подошел, просительно заглянул в глаза:

– Надя, давай мириться, а? Прости меня!

– Ну что, Бейсик, простим уж его, ладно?

Бейсик согласился простить.

Наутро опять Надежда пришла на работу пораньше, и опять Валя сидел в полном одиночестве.

– Вот, теперь к восьми на работу прихожу, начальство обязало, чтобы самому в щитовую ходить. Раньше Полякова после Никандрова приходила, а теперь наотрез отказалась: боится. Ну, скажи, Надя, что ты обо всем этом думаешь, о вчерашнем Жоркином рассказе?

– Что я думаю? С одной стороны, произошло это не на работе, так если подумать, какое нам дело? То есть неприятно, конечно, кошмар весь этот, Сущенко-то ничего был дядька. А Лариса Павловна… – Надежда поискала выражение помягче, – уж очень свысока на людей глядела… ну, о покойниках плохо говорить не принято, но такой смерти и злейшему врагу не пожелаешь. А ты еще упоминал что-то про хороший конец вдвоем!

– Да уж, беру свои слова назад, это же сраму-то сколько!

– А представляешь, жене-то Сущенко сейчас каково? И детям? И у Ларисы мальчик остался!

– Слушай, ну интересно, кто же их заказал? Ведь это не представить, чтобы у нас в институте кого-то по заказу убили! Ну что мы, банкиры, что ли, какие-нибудь или бизнесмены крутые, чтобы нас по заказу убивать!

– Мы с тобой, может, и не бизнесмены и живем на одну зарплату, очень, кстати, небольшую, а ведь есть у нас в институте и кооперативы, и малые предприятия, начальство везде там числится, деньги какие-то налево переводят, обналичивают их, в общем, не бедствуют.

– Я про других не знаю, но Мерзоев, например, честно ищет заказы на охранную сигнализацию и людям работу дает. Не знаю, сколько он сам зарабатывает, но народ на него не обижается, да ты и сама на него осенью работала, помнишь?

– Да помню я, и ничего против, естественно, не имею, но сейчас я не об этом. Давай-ка, Валя, отвлекись от рабочих проблем и пошевели мозгами, неужели тебя не настораживает такое количество смертей в нашем институте?

– Что-то я не пойму, куда ты клонишь?

– Не придуривайся, Валька, все ты понимаешь.

1
...