Где я? Только что был конец зимы, снег оседал на газонах грязными кучами, оттаявшие деревья начинали робко пахнуть весной. А тут – дождь шелестит листвой. Гроза весенняя…или уже летняя?
Кажется, я в обмороке на нервной почве, и сердце же болело только что, как никогда раньше. Вот и видится всякая ерунда. Надо же такое вообразить – я валяюсь в клетке, как медведь какой-нибудь. Но вода, что струилась по телу, приклеивая одежду к коже, казалась такой натуральной. Возможно, я упала в лужу и мозг вот так это переиграл.
– Почему в клетке – девка? – поинтересовался молодой бас. С такой хрипотцой, что мурашки бегут по коже. Хотя это от холодной воды.
– Я рассчитывал на рысь или кабанчика, которого мы сейчас сюда загоняли.
– Дайте-ка погляжу, – откликнулся первый.
Какое-то шебуршание неподалеку, клетка затряслась. Видела я плохо, почему-то один глаз плохо открывался.
– Все понятно, – изрек тот, что решил “поглядеть”, – она сверху свалилась и крышку клетки проломила. Как еще шею не сломала себе? Девка, ты живая?
Последний вопрос, кажется, адресован мне. Я хотела сказать сразу две вещи: да, я живая, и нет, я не девка. Но вышло какое-то мычание.
– Ну вот, ловушку королевскую испортила, – разочарованно продолжал собеседник, которого я никак не могла разглядеть, – на твоем месте должно быть что-нибудь поинтереснее.
– Хорош причитать, Матео, – оборвал его бас, – вытаскивай девицу, проверь, может ли она ходить вообще. И в следующий раз лучше закрепляй ловушку, скорее всего веревки твои не так натянуты были. Клетка из ямы слишком выглядывала и зверь ее обойти смог. А эта … барышня не увидела и попалась.
Ворчание. Кажется, открывается дверь ловушки. Клетка трясется, ко мне тянутся две здоровенных руки, приподнимают.
– Да я ее знаю! Это Милдред. Приемная дочка суконщика.
– Что ж она в лесу делала? – снова этот голос.
– Ее за кузнеца отдать должны были, – откликнулся кто-то другой, – а она сбежала неделю назад.
– Может, обратно повернем? – это уже Матео, который вытащил меня из клетки и держал на руках. – Погода все одно испортилась и охота поганая. Да и кабана мы уже упустили. Стоять сможешь?
– Не сможет она. Выглядит ужасно. – отозвался бас. – Перекидывай ее мне через седло.
– Ваше величество, может, я себе ее? Или Буту.
– У вас занято котомками, а я пустой. Перебрасывай.
Я наконец смогла достаточно приоткрыть хоть один глаз и видела теперь более-менее. И правда, это лес, и кажется, поздняя весна, день клонится к закату, еще не совсем темно. Передо мной – огромный черный конь, на котором – всадник в черной же одежде. Высокий, мощный и мрачный.
Рядом гарцует шоколадного цвета конь поменьше, на нем парнишка с длинными волосами соломенного цвета…
А что это на них за одежда? Будто я на средневековой реконструкции. Чуть ли не рыцарские латы.
Но разглядеть дальше я не успела, меня швырнули на конский круп и начали приматывать веревками. Я слабо попробовала отбиться.
– Да не боись, Мили, – успокоил меня Матео, – я ж не связываю, а прихватываю, чтоб ты не свалилась. Честь тебе несказанная выпала, девка, с королем поедешь.
Может и честь, но комфорта никакого. Мокрая одежда, конский запах, дождь стал лить меньше, но все равно ощущается.
И еще ужасно болела голова. Со лба и волос стекала розовая вода и я поняла, что кажется, разбила себе что-то, когда каким-то образом свалилась в эту их ловушку. Я примерно догадывалась, как действует нехитрый механизм. Клетку прячут в яме, замаскированной ветками и листьями, зверь не видит, бежит и проваливается. Верхняя часть ловушки – как откидной люк. Она пропускает добычу, а обратно ей выйти не дает, возвращается в прежнее положение.
Кажется, падая, я сломала крышку.
Только вот как мне посчастливилось оказаться невесть где в лесу и провалиться в яму?
Даже хорошо, что в это время мужчины решили поохотиться и проверить ловушку. Кажется, они на нее кабана гнали. Иначе кто знает, сколько бы я тут провалялась?
Ох, как же жестко, неудобно и больно. Беспокоит не только голова, уже болит все тело. И снова начинает давить грудь. Наверное, на самом деле я нахожусь на больничной койке. И у меня начинается новый приступ. Только бы успели добежать врачи… только бы…
Вспышка. Свет. Боль.
– Как ты живая осталась? Или тебя мать драконьим молоком поила? – грудной женский голос.
– Не знает никто, чем ее поили. Подкидыш. – отвечает какой-то мужчина.
Я открыла глаза… Глаз. Потому что второй прикрыт повязкой. Да и голова моя обмотана бинтами, по ощущениям.
– Очнулась?
– Где я? – мой голос был слабым и малоузнаваемым.
– Во дворце короля Арчибальда, – ответила женщина в длинном сером платье и белом чепце. Слева от нее стоял высокий мужчина с проседью в волосах, одетый старомодно. Белая рубашка, коричневый жилет, широкие коричневые же брюки, высокие сапоги.
– Какой странный сон, и длинный.
– Да уж, понимаю тебя, девочка, – кивнула женщина, – из деревенской лачуги попасть в целительскую самого Арчибальда. Любая решит, что это сон.
– Что со мной произошло? – на правдивый ответ я не рассчитывала, но хотелось бы знать ее версию. Король Арчибальд. Целительская… какой бред.
– Его величество с двумя слугами и несколькими вельможами отправился на первую в этом сезоне охоту, – поведала женщина, – скоро будет большое открытие, и король решил удостовериться, что его любимые тропинки не занесло буреломом. Для его величества поставили три ловушки. Опять же, для проверки. Вот в одну ты и угодила.
– И чудом выжила, – добавил мужчина и я поняла, что это Матео. – Вчера, когда я тебя вытащил, решил что голова пробита насовсем. Ты ей обо что-то ударилась. Наверняка, пока падала.
– Вчера? – удивилась я.
– Вчера, да. А ты помнишь, что было, пока ты бегала по лесу? – поинтересовался Матео. – Ты исчезла неделю тому назад, Милдред.
– Нет, не помню, – я помотала головой и почувствовала, что зря это сделала. Внутри черепа начался фейерверк.
– Бедная девочка, память потеряла. Травма головы серьезная. – Целительница посмотрела с жалостью.
Почему она называет меня девочкой? Я чуть младше ее. А может, мы и вообще ровесницы. Так сразу по человеку и не скажешь.
– Вероятно, нужно позвать ее приемного отца, – сказал Матео.
– Только этого жуткого кузнеца сюда приводить не надо, – жестко произнесла женщина, – я ее с того света вытаскивала. А Грэг обратно туда упечет. Мерзкий тип.
– Ты же понимаешь, Славия, решать это будет суконщик, как ее опекун. Милдред слишком юная для того, чтобы распоряжаться своей судьбой сама.
Слишком юная. Да что с ними такое?
– Извините, – вмешалась я в их разговор, – а можно вас попросить дать мне зеркало?
– Бедняжка, боишься, что падение слишком тебя изуродовало? – голос Славии смягчился.
Она отошла от моей кровати и я увидела небольшой стол позади нее. Женщина взяла зеркальце на длинной ручке и протянула мне.
Заглянув в него одним глазом, я застыла.
Да, повязка на голове закрывает левый глаз. Синяк через всю щеку, что выглядывает из-под бинтов. Но несмотря на эти повреждения, я прекрасно видела, что в зеркале отражается чужое лицо. Белокурые волосы выбиваются из-под повязки, хотя мой цвет – темно-каштановый. Серо-голубые глаза, вместо моих карих… нет, сейчас видно лишь один. Но второй, если он целый, наверняка такой же. Черты незнакомые, хотя и миловидные, пусть даже и в царапинах. Но самое главное – это чужое лицо казалось очень молодым. Незнакомке в зеркале было никак не больше двадцати лет.
– Да не переживай так, – успокаивала меня Славия, – что, поди с недогляду решила, что глаз второй себе вышибла? Нет, оба на месте. Повредился просто слегка. Но мы тебе сразу зелье из горяч-корня приложили. Так что даже и шрамов не останется. Красоткой будешь.
Чудны дела твои, Провидение! До травмы я не была молодой красоткой. А теперь вот буду.
Попросить ущипнуть меня, чтобы я проснулась или пришла в сознание? Вряд ли это поможет.
Что случилось? Я умерла от сердечного приступа и перенеслась в иной мир, чтобы все начать чуть ли не заново?
Мне вспомнились последние перед обмороком мысли: “ вот бы стать привлекательной девушкой двадцати с небольшим. И не дать себя сломить никому. Не уступать, чтобы быть удобной его величеству Мужчине”.
Последняя фраза особенно забавна, с учетом того, что меня и нашло какое-то “его величество”.
Так что или подсознание мое с юмором, или сама Вселенная.
Если мне это чудится, я могу управлять видением,ведь так? И если попробую взлететь, у меня должно получиться. Отложив зеркало, я махнула руками и попыталась оттолнуться ногами и пятой точкой от кровати. И осталась на том же месте.
– Чего это с тобой, Милли? – с подозрением и тревогой спросил Матео. – Совсем головой что ли повредилась?
– Бедная девочка, надо ж было так стукнуться, – сердобольная Славия силком уложила меня в кровать, – нельзя ее в таком состоянии опекуну возвращать. Но и король вряд ли одобрит, коли мы сиротку надолго тут задержим.
– Да королю велика ли забота, свободные койки в лазарете считать? – рассмеялся Матео. – Ты вот что, Славия, выхаживай ее пока, да посмотрим, куда приспособить. Может в помощницы возьмешь.
– А что это ты такую заботу о безродной девице проявляешь?
Целительница повернулась к мужчине, приставила руки к бокам и спина ее стала грозной.
– Совсем стыд потерял?
– Ну, что ты! – замахал руками Матео. – в непотребствах меня подозреваешь каких-то. Жалко ее просто, болезную. На дочку она мою похожа, которая от чумы десять лет назад сгинула. Вот и расчувствовался чутка.
Строгая Славия тут же смягчилась, но все равно велела Матео выметаться, поскольку меня нужно было приводить в порядок.
Когда мужчина ушел, мы выяснили, что стоять я пока без посторонней помощи не смогу. Ноги не держат, да еще и голова слишком кружится. Наверняка у меня сотрясение мозга.
Славия накормила меня жиденьким бульоном, чуть ли не сама с ложечки.
– Скажите, где я? – звук моего голоса пугал не меньше, чем отражение. Хоть и совсем слабый, но какой-то грудной тембр, не свойственные мне модуляции. Что же будет, когда я заговорю в полную силу?
– Тебе несказанно повезло, Милдред, – добрая женщина присела на край моей кровати, – ты попала во дворец короля Арчибальда. Придешь в себя и сможешь вернуться домой, к опекуну.
– Я слышала что-то про кузнеца. И суконщика.
– Неужели ты ничего не помнишь? – с беспокойством посмотрела на меня Славия. – Я слышала, при сильных ударах головой такое случается. Но сама ни разу не видела кого-либо, потерявшего память.
– Помню только лес и грозу, – осторожно сказала я. Не стоит пугать знахарку и сообщать лишнюю информацию о моей неудавшейся семейной жизни.
– Бедняжка. Ты – Милдред. Сирота, которую то ли подкинули в совсем детском возрасте под дверь суконщика, то ли она сама туда приблудилась. Точно я и сама не знаю, Матео тебя узнал. Он видел, как ты помогаешь приемному отцу на ярмарке в прошлом году. Работы тебе много доставалось. Вы с Матео родом из одной деревеньки. Поэтому он и слышал, что тебя должны за кузнеца выдать.
Значит кузнец – мой жених. Что же я делала в лесу в такую погоду?
– Кузнец – человек страшноватый, о нем говорят, что он колдун. Женат не был ни разу, а вот сейчас в зрелом возрасте ему приспичило оставить наследника и обучить его ворожбе да кузнечному делу. И для этого требуется здоровая и красивая жена. Вот он тебя и выбрал. Да ты, видать, испугалась и сбежала. Больше мне неведомо ничего.
– А деревенька, в которой я живу – далеко отсюда?
– Рядышком совсем, пешком дойти можно. В ней в основном живут те, кто обслуживает королевский двор. Продукты заготавливает, рыбу ловит, скот выращивает, ткани делает. Даже мануфактура своя есть.
Картинка вырисовывалась совсем уж неприглядная. Значит я – сирота без роду без племени, приблудыш суконщика, а в ближайшее время должна была стать собственностью жестокого кузнеца. Понятно, почему сбежала.
Лучше, конечно, было бы очнуться какой-нибудь наследной принцессой или маркизой. Да и не в средневековье, пусть и развитом. А там где могут сделать томограмму и не станут лечить сотрясение мозга и травму глаза эликсиром из какого-то корня.
Но вспомнив, от какой боли я неожиданно для себя самой сбежала в этот странный и пока чужой мир, подумала: “Поживем дальше, увидим, что будет”. По крайней мере, теперь я молодая, а после того как меня тут выходят, буду еще и здоровая и возможно, симпатичная. Прости Милдред, что выселила тебя. Очень надеюсь, что ты не попала на мое место. Там тоже сейчас несладко.
Ох, неужели я на полном серьезе обо всем этом рассуждаю? Хотела посмеяться над собой, но почувствовала, как снова проваливаюсь в сон.
А разбудил меня грубый голос:
– Эй, Милли, чего разлеглась? Опозорила меня перед всей деревней! Хватит от работы отлынивать, быстро собралась и пошла домой!
Открыв глаз, способный видеть, я убедилась, что все еще остаюсь Милдред и лежу на кровати в целительской.
А над этой кроватью стоит неприятный тип. Пожилой мужчина, на голове топорщится колючий ежик жестких волос, каштановых с проседью. Глаза водянистые, навыкате. Густая каштановая с сединой наполовину борода закрывает большую часть лица, спускается на грудь. Впалую и тощую. И весь он худосочный, но, кажется, жилистый. Рукава рубашки из грубого полотна закатаны до локтей, открывая загорелые и словно оплетеные корнями деревьев, руки.
– Шарахалась по лесу, зверей распугала, охоту королю испортила. А тебя между прочим жених такой видный дожидался. Захочет ли взять теперь?
– Кто вы, любезный? – в целительскую зашла Славия, с удивлением уставилась на посетителя. Значит, они незнакомы.
– Я опекун этой неблагодарной твари! – он выкатил глаза еще сильнее, кажется вот-вот они вывалятся.
Хорошенький у Милдред приемный отец. Почему она только сейчас в лес сбежала?
– Как вы вообще проникли на территорию владений короля? – продолжила возмущаться Славия.
– У меня тут свои люди! – заносчиво выпалил суконщик. – С чего я каждой бабе должен буду отчитываться!
– Каждой бабе? Потрудитесь извиниться!
Славия подняла правую руку, в которой блеснуло что-то похожее на круглое карманное зеркальце, наставила на грубияна.
Это возымело неожиданный эффект. Хам попятился назад, чуть не врезавшись в мою кровать и выставив вперед руки.
– Извиняюсь, извиняюсь, – бормотал он примирительно, – грех попутал, не видел, с кем разговариваю. Охранник тут на воротах – сосед мой. Он и впустил, я сказал что приблудная моя здесь содержится. Он быстро понял, о ком я.
Славия спрятала “зеркальце” в карман. Интересно, что это за штука, которая навела ужас на такого отъявленного наглеца?
– Так заберу я дочурку-то свою? – залебезил суконщик.
– Как вас зовут? – спросила Славия.
– Валекс Сим, – поспешно ответил мужчина, – я тут с оказией был, сукно завозил в цех, что рядом. Ну и про Милли мне сказали. Мне потом несподручно за ней тащиться.
– Сможете ли вы оказать надлежащий уход за девушкой? – Славия строго посмотрела на Сима.
– Надлежащий для нее и окажу, как иначе, – закивал пройдоха.
– Милдред, – обратилась ко мне знахарка, – господин Валекс – твой опекун, он имеет право забрать тебя отсюда.
Я могла только кивнуть.
– Есть ли у вас какой-нибудь транспорт? Бедняжка с трудом может стоять.
– На телеге свезу, она как раз освободилась после сукна.
– И еще, – Славия вздохнула, – девочка ударилась головой и почти полностью лишилась памяти.
– Невелика потеря, – пробормотал Сим, – было бы ей, что помнить.
Мне пришлось вставать и добираться до повозки вниз по лестнице. Это оказалось тяжело, меня мотало из стороны в сторону. Славия велела Валексу помочь мне, и тот послушался, но я понимала, что лишь из страха. Сама я боялась подумать, что ждет меня, когда мы останемся одни с этим наглецом и грубияном.
Целительская оказалась двухэтажным чистеньким зданием, снаружи выглядело как круглая башенка с острой крышей. Но больше всего меня поразил вид, который открылся, когда я оказалась на улице. Да, здесь была весна, я вчера не ошиблась. А еще мы стояли неподалеку от настоящего замка. Или дворца. Красивого, немного мрачноватого, в готическом стиле. Просто огромного. У каждого из входов в это великолепие стояла грозная охрана.
Здесь, стало быть, живет тот самый король Арчибальд, на чьей охоте я стала нежданной добычей. Мы с Валексом вышли из ворот, и когда за нами закрылись тяжелые створки, напускная приветливость с него слетела напрочь.
– Давай в телегу, тупая девчонка, – мужчина толкнул меня в спину так, что я упала на колени, прямо в лужу. На мне было надето длинное больничное платье из плотной коричневой ткани, при падении оно только намокло, но не порвалось.
Сим схватил меня за волосы, поднимая. Я почувствовала, как сползает с головы повязка. За что такая жестокость? Что же натворила Милдред? Впрочем, ничто не может оправдать насилия.
– Пошевеливайся, бестолковая.
Он запихнул меня в телегу с невысоким брезентовым пологом. На улице было свежо и в платье, тем более, сыром, стало холодно. Но я боялась жаловаться. Того и гляди, этот тип меня еще и поколотит.
О проекте
О подписке