Однако Вика была наделена той особой величавостью, то ли подаренной природой, то ли воспитанной ей самой в себе, которая отличала дев-воительниц. Ни в наряде, ни в движениях не было притворства и чрезмерности, присущего девушке, стремящейся понравиться мужчине. Было озорство и тайна. Ярослав, привыкший считаться только сам с собой, впился в нее глазами, меньше прежнего желая покидать комнату. У него было ощущение, что воздух внезапно стал легким, как невесомость, теплые мурашки побежали по спине. И запах… головокружительный запах, нежный, теплый – запах желанной женщины. Он приник губами к губам, жалея, что Вика не принадлежит пока ему одному.

Ему стоило немалого труда оторваться от нее и проводить на вечеринку. По дороге она еще раз напомнила, что не заманивала его и не несет ответственности за результат.

День рождения, как Ярослав увидел, был устроен в одном из клубов Москвы, где когда-то он сам семнадцатилетним юнцом ловил девчонок, пил пиво, показывал классные танцы. Здесь как-то раз его перепившая подружка залезла на барную стойку, желая исполнить канкан, и здесь, кажется, Мирослава получила первое предложение руки и сердца. В общем, воспоминания были не из плохих. Однако сегодняшний вечер, на котором присутствовало кроме именинника человек пятнадцать, был хуже некуда – в этом Вика оказалась права.

Во-первых, сплетни. Не успела Вика представить его собравшимся и поздороваться, а он как следует разглядеть «стратегически важную» Ольгу, как все принялись обсуждать какую-то интрижку, известную в их кругу.

Суть в том, что один парнишка, бывший преподавателем у них, то ли в пятом, то ли в шестом классе, уехал в Европу пару лет назад, где по чьей-то рекомендации нанялся к знакомому банкиру. Вернулся и занимался поставками для армии и разбогател, играл на бирже и устроил неплохой капиталец (откуда им это могло быть известно?). Женился на дочери этого банкира и стал «миллионером». «У него особняк на Рублевке, шесть роверов, – утверждала милая блондинка, – и непонятно сколько денег на оффшорных счетах».

Ярослав снисходительно улыбнулся, услышав это: ему показалось странным, что точная цифра не названа. Все происходило, как в курятнике. Дети кудахтали и кудахтали: одни удивлялись, другие выражали возмущение. Это продолжалось целый час. Даже ребята, которые поначалу отнеслись к новостям с полным равнодушием, в конце концов, начали отыскивать глубокие и тайные причины стремительного взлета. Все пытались выяснить мотивы поступков, вызвавших брак, и еще чёрт его знает чего.

Во-вторых, во время разговора Викины подружки незаметно бросали на него столь красноречивые взгляды, что он ощущал себя живым товаром. Ну, или, по меньшей мере, Курилами, оккупированными японцами. Вика на это никак не реагировала, она спокойно сидела, вложив свои пальцы в его ладонь, время от времени подкидывая в разговор сплетников вопросы, от которых споры разгорались еще жарче.

Третьим неудобством вечера была чертова эрекция. Как будто ему было пятнадцать, и он накануне переборщил с порнухой. Перед глазами то и дело всплывала Вика в халате, её стройное дрожащее тело и умопомрачительные ноги. Словно бы в болезненной дреме он представлял тонкие руки, которые снова и снова смыкались на его шее, увлекая на мягкое ложе. Близость девушки, её легкие касания, открытая ложбинка у основания шеи только усугубляли ситуацию.

Ярослав постарался отвлечься и взглянул на Ольгу. Она почти не участвовала в разговоре. На ней было бледно-серое платье из трикотажа. Розового оттенка волосы, собранные в замысловатую прическу, делали её старше своих лет. Взгляд холодно-пытливых голубых глаз, сверкающих так, что даже в темноте не оставалось сомнения в их цвете, действовал на него ободряюще. Он напоминал, что перед ним девушка, от мнения которой зависело и мнение Вики. У неё был маленький нос, полные губы и несколько пухлый подбородок – очаровательное лицо, лукавое и прелестное. Одно из тех женских лиц, на которые падки мужчины, в которых каждая черта полна обаяния и детской беззащитности, так и просящейся быть пригретой. Она пользовалась успехом у присутствующих лиц мужского пола и вместо того, чтобы тратить время на болтовню, беззастенчиво флиртовала.

Она самая первая бросила скучный разговор, вышла танцевать и стреляла глазками в парней с плохо скрываемым желанием нравиться всем. Это у нее неплохо получалось, и вскоре она уже нежилась в объятиях мускулистого переростка. А еще через полчаса, выходя из зала, Ярослав случайно наткнулся на неё, тесно сплетенную в поцелуе с крашеным блондином. Этот, насколько Ярослав помнил, пришел на вечеринку с шатенкой в кожаном топе.

Когда он уже перестал считать всё, что раздражало его сегодняшним вечером, начался самый кошмар.

Мужской стриптиз. Почему, чёрт подери, мужской?

Девчонки во главе с Ольгой принялись дружно орать: «Вау! Мальчики!» Невольно Ярослав задал себе вопрос: «Не будь здесь его, Вика делала бы то же самое? Поэтому она не хотела его приглашать?» Он поднялся и вышел на улицу, стремясь вдохнуть чистый воздух и охладиться. Может быть, она была права, что не желала ему показывать ровесников? В самом деле, зачем ему надо было знать об этой стороне ее жизни, да еще и участвовать в ней?

Ярослав свернул за угол и бесцельно двинулся вдоль ночной дороги. Машин почти не было. Парковочные места пустовали. Неоновые вывески освещали тротуар. Над маленьким тёмным окошком мигала надпись «Цветы». Выше светились жёлтые квадраты чьих-то квартир. Сзади раздались осторожные шаги, и он обернулся. Вика догоняла его, на её лице отражалось сожаление. «Я же предупреждала», – словно бы говорила улыбка. Она молча обняла его за пояс, и они не торопясь пошли вперед.

– Твоя подружка – просто ураган. По-моему, она…, – он запнулся, подбирая слово, – перетанцевала со всеми ребятами в клубе.

Вика не подняла головы.

– Перелапала, ты хотел сказать. Мог бы назвать вещи своими именами.

– Это грубо.

– Но недалеко от истины.

– Рубишь правду-матку.

Они помолчали, и он уже пожалел, что завел этот разговор.

– У неё невеселая любовная история, – заметила Вика.

– Да ну? – он не сдержал иронии.

– Она с одним парнем встречалась с тринадцати лет, – сказала Вика и задумалась, – за одной партой в пятом классе сидели. Знаешь, у нашей классной, Карины Платоновны, был бзик. Она нас вообще всегда старалась сплотить, возилась с нами как с неразумными, и она своего добилась: мы в школе были одной командой. Так вот: у нее имелся принцип. Сажать двоечников с отличниками. Нам, хорошистам, она вечно начитывала: «Написал свое сочинение, ошибки нашел, загляни в тетрадь к соседу – проверь у него. Ты, Щеглов, будь посмышлёнее, загляни к Беловой в тетрадь-то. Вика, ты от него не закрывайся!» Да мы и не закрывались, но Леха Щеглов, что со мной сидел, он такой тупой был. Просто ужас! Он даже не подсматривал ко мне. Я ему говорю: «Проверяй!», он уставится на меня как баран на новые ворота: «Зачем?» Ну, Щеглов мой был – посмотреть не на что, а Ольгу Карина посадила с Вадимом Зотовым. Вот это не парень, а идеал, – Вика мечтательно вздохнула, – крепкий, пластичный, юморной. Двоечник непролазный был. Таких днем с огнем не сыщешь. На второй год оставался, не знаю сколько раз. А Олька ведь не понравиться не может. Сам видел, какая она красивая. Она еще раньше скромницей была ого-го. Сначала они дружили, потом влюбились. Все над ними измывались за отношения. Ей учителя при каждом удобном случае тыкали. Мол, с кем связалась? – отупеешь скоро. Родители давили сильно. Отец у нее строгий – офицер в отставке. И видеться не разрешал им, и Вадима старался не подпускать к семье. Родня давила, а Ольга домашней до этого росла. Нелегко им пришлось.

Они дошли до конца переулка, не сговариваясь, развернулись и стали возвращаться к клубу.

– А ты?

– Я?

– Тебе он тоже не нравился?

– У меня своих проблем было полно тогда, – в голосе Вики послышался хрип. – Я как в тумане жила. Мне самой помощь была нужна. Но, в общем-то, ты прав. Дружеской поддержки я им тогда не особо много оказала. Помню рыдания Ольги за школой, когда отец с Вадимом, что называется «по-мужски» поговорил, и тот четыре дня делал вид, что не замечает её. Я только тогда поняла, что у них не шуточно всё. Четыре года встречались. Несмотря на все тычки и подначивания, светились оба. Сначала, когда всё начиналось, никто серьёзно не воспринимал. Какая любовь в тринадцать лет? А потом наоборот, по-отдельности не желали видеть. Я тогда Ольге даже завидовала. Так, по-хорошему. Он её и на руках не боялся носить, целовал при всех. Письма писал, когда она к бабушке отправлялась на лето. Приезжал на электричках. Даже замуж предлагал выходить.

Вика примолкла и задумалась. Они оба непроизвольно замедлили шаг.

– Что же случилось? – не выдержал он.

– Все банально: Вадим просто бросил ее. Ещё экзамены в школе были. Надо отдать ему должное, он честно это сказал. Только объяснений никаких не дал. Закрутил с девчонкой из соседнего двора. Я до сих пор удивляюсь, как Ольга медаль получила? Она тогда зубы сцепила и ради родителей всё сделала по высшему разряду. В институт поступила, в какой и планировала. Думаю, я одна знаю её боль. Хотя, скорее всего, даже не догадываюсь о том, какая сильная она у неё была. Сначала, она была так ошарашена, что ничего не понимала. Продолжала действовать как заведенная. Может, хотела показать ему, что он не центр вселенной – не знаю. Я не сразу заметила, что она изменилась. Она перестала быть человеком, который верит в сказку. Вернее, нет! Она в каждом парне видела принца. Хотела видеть. Есть такая штука, называется феномен Зейгарник. Знаешь?

Ярослав порылся в памяти.

– Феномен незавершенного действия?

– Да. Вот у неё: то самое. Он её оставил, она не смогла долюбить. Теперь она будет бесконечно возвращаться к этой задаче и решать её. Я теперь понимаю, что это оттуда, из той оперы, только что сделать – не знаю. Раньше надеялась: новая любовь победит старую. Но нет никакой новой любви. Ты скажешь, жизнь длинная – она у неё вся впереди. Может быть. Мне и самой больно смотреть, как она растрачивает себя на негодяев.

– Ты говорила, она влюбится в Андрея, – усмехнулся Ярослав, – теперь я понимаю, почему.

– Я не говорила влюбиться, – протестующе воскликнула Вика, – я говорила: «Он ей понравится»!

– Конечно! Ей все мужчины нравятся!

– А он такой неотразимый! – съязвила она.

Завибрировал телефон: мачеха. Он так внезапно и без всяких объяснений уехал от неё, что она, наверное, волновалась. Хотел скинуть – перезвонить позже, но Вика, сделав пальцами шажки в воздухе, показала, что возвращается. Он кивнул, чмокнул её и, проследив, как она удалилась, поговорил. Когда подходил к клубу, услышал обрывки разговора.

– Ярослав не захочет этого делать, – смеялась «его девушка», и он замер за углом. Не то, что бы он пытался подслушивать, но «что» он не захочет?

– Он классный у тебя, – кажется, говорила та кокетка в розовой юбке, – рыженький!

– Угу, – это была Вика.

– Вы спали уже? – Ярослав возмутился. Какого черта она лезла, куда не следует? Одно дело – слушать сплетни, другое – оказаться их объектом. До него донесся еле слышный ответ Вики: – Угу. – Что? Что она-то несла?

– И как он? – повисла пауза, Ярослав весь превратился в слуховой аппарат, но Вика молчала. Как жаль, что он не мог её лицезреть!

– Ничего особенного, – наконец, услышал Ярослав. Голос у Вики был скучающий, и он прямо увидел, как она пожала плечами. Вот черт! Сказать, что его мужское самолюбие было задето – ничего не сказать. Она вообще когда-нибудь думала о нем хорошо?

Он почти не помнил, как пошел и обнял её.

Когда они вернулись за столик, из сумочки Вики вывалилось штук десять презервативов. Накопленная желчь постепенно взяла своё, он не смог сдержать раздраженного удивления: «Ого, сколько их тут!» – «Не ого, а всего лишь несколько!» – как ни в чем не бывало, заметила она. На лице её не отразилось абсолютно ничего: ни смущения, ни тревоги. «Зачем они ей, – спросил себя Ярослав, – если не для того, чтобы быть использованными?» Он припомнил, как она отворачивалась от поцелуя и не торопилась признать себя его девушкой. Она и не собиралась приглашать его сюда. Да она самая настоящая шалава! Ярослав брезгливо поморщился. О чем раньше думал? Он знал, что в её жизни были парни. Насколько он помнил, редко кто из них оставался ночевать в её доме. Хотя разве для этого дела необходима собственная кровать?

Он взглянул на Вику и её молоденьких подружек. Эти девчонки спали с парнями лет с пятнадцати? С тринадцати? «Успокойся, – приказал он себе. – Вдохни глубже. Ты не ханжа. Даже если б Белова была той женщиной, которая тебя действительно интересовала, она имела бы право спать с кем угодно до встречи с тобой. А на эту суку тебе вообще должно быть наплевать, хоть она перетрахала весь город. Тебе она нужна для другого. Не важно, как она ведет себя с остальными. С тобой всё будет красиво. У неё должны остаться только прекрасные воспоминания. Ужин при свечах. Нежность. Пусть не сегодня, но когда-нибудь – обязательно!»

И все равно в этот вечер хотелось поступить с ней как с дешевкой. Для кого это обрисовывающее фигуру платье, и туфли на шпильке, делающие ноги невообразимо длинными, так что только и хочется раздвинуть их? Для него? Или для кого-то из этих молокососов?

Ярость шипела раскаленным железом, брошенным в воду. Ему захотелось отчитать её за то, что она дарила себя кому-то, что игриво водила головой и умела соблазнять, не улыбаясь. Ярослав сохранял бесстрастное лицо, адреналин стучал в висках. Он скользнул рукой по тонкой талии. Мимолетно коснулся полной груди и потянул Вику на танцпол.

Сжигающее желание закружило его, не оставляя в сознании ни вчера ни завтра. Только сегодня, только сейчас. Ди-джей, чередующий быстрые и медленные мелодии, вводящие в экстаз, будто бы дразнил. Её микроскопическое одеяние, выставляющее напоказ каждое движение молодых мышц, – аналогично. Громкая музыка, стучащая в такт сердца. Горячие тела вокруг, наводящие на мысли о скрытом от чужих глаз уголке, где можно позволить себе всё. Пляска света и тьмы, выхватывающая самые соблазнительные части тела. Возбуждение. Мимолетные поцелуи, дающие почувствовать желанным именно себя. Длинные волосы, рассыпавшиеся водопадом и просачивающиеся шелковой волной сквозь его пальцы. Случайные прикосновения, подобные вспышкам молнии в темном грозовом небе и обещающие чудо и свежесть дождя. Блестящая кожа, которую хотелось исследовать пальцами, губами, языком. Тяжелое, глубокое дыхание. Жаркие взгляды, пронзающие нутро. Губы – гладкие и влажные. Он касался её ресниц, и яростная мощь, пульсируя, билась в нем, всё прибывая и прибывая, с каждым прибоем продвигаясь все дальше – к опасной черте. Нетерпение в машине стало невыносимым.

В квартире он прижал её к стене, впиваясь пальцами в упругую попку и решив плюнуть на Моцарта и розы. Она завладела его губами. Он вверился жаркому влажному предчувствию, звукам и запахам. Он забыл о ярости. И о нежности.

Она охнула и облизнула его нижнюю губу. Он застонал, проник еще глубже, и они отдались на волю страсти. Она, кажется, влюблялась в него. И это было хорошо. Когда он наполнял ее собой, он подумал об этом.

Она была девственницей. Чёрт! Почему никто ему этого не сказал?

Глава 5. Дима.

Все приняло в оправе круглой

нелицемерное стекло:

ресницы, слепленные вьюгой,

волос намокшее крыло.

В. М. Тушнова

В окне разгоралась заря. Начинающийся день застал Вику перед зеркалом. В утренних сумерках она стояла в нижнем белье цвета фуксии перед большим зеркалом, смотрела рассеянно на туманное отражение, но перед глазами маячил образ Ярослава. Она вспоминала толчки его сердца, колотящиеся у неё на груди, железные мускулы, сжимающие в кольцо, глаза цвета охры, проникающие вглубь сознания и не оставляющие шанса помыслить о свободе.

Всю последнюю неделю она ходила как сомнамбула, думая об одном. Вот она и переспала с мужчиной! Сама от себя не ожидала. Сколько было переживаний! Не то, чтобы береглась. Но и к такому не готовилась. Всегда думала, что это будет с любимым или с парнем, который хотя бы признается в любви. Не с этим повелителем сердец, от которого веяло опасностью, как от дождя – свежей бурной влагой. Он вроде бы и был нормальным, но в глубине чересчур спокойных глаз застыло вечное напряжение. Оно не вязалось с его невероятной самонадеянностью. Ярослав ходил с высоко поднятой головой, словно никогда в жизни ничего не боялся. Он мог все что угодно делать не испытывая при этом беспокойства, колебания или стыда. Как она убедилась неделю назад, это распространялось и на постель. Никогда прежде ей не приходилось общаться с таким человеком. Часто, находясь близко от него, в ресторане, на улице, когда они смеялись вместе или она разглядывала морщинки вокруг его глаз или когда прикасалась к его горячим ладоням, она ощущала, как переливается в неё его бескрайняя уверенность.

Только Ярослав был, похоже, удивлен, что она девственница. Что было в его лице? Изумление? Невяжущаяся с его образом растерянность?

А кем он её себе нарисовал?

– Почему ты мне не сказала?

Ну что за идиотский вопрос? Она и так испытывала неловкость, не знала, как ведут себя, и что говорят в таких случаях, а тут еще и упреки.

– Как ты себе это представлял? – взвилась она, пытаясь защититься. – В тот момент, когда ты поцарапал мою машину? Когда мы гуляли? Или на вечеринке? Может быть в тот момент, когда ты стянул мои трусики? – она намеренно была грубой. Ему это не нравилось. А она не хотела ему нравиться. Она хотела, чтобы он сказал, что любит её.

Как это при всей бросающейся в глаза увлеченности, он забыл про волшебные слова? Это пугало. Впрочем, и признание не исправило бы ситуацию.

Вика привыкла быть с мужчинами настороже. Жизнь научила. Парни ей попадались сплошь и рядом притворщики. Один, казалось, её очень любил, они встречались полтора года. Лёшка Крестовский: высокий и крепкий, весь такой положительный. Холил, лелеял. Но на одном из празднеств своей многочисленной родни, когда они поссорились, не решился подойти первым: Вика не понравилась родственникам. И ссора-то вспыхнула потому, что она уже не могла впихнуть себя ни кусочка. Она спиной чувствовала шёпот тетушек: «Обиделась она, какая краля!» Леша тоже слышал, но не заступился. А ведь он любил её, дорожил: Вика была в этом уверенна. Ну и зачем ей парень, который не мог сказать слово в защиту любимой?

Другой, однокурсник, когда они только начали встречаться, и отношения были хрупкими, ляпнул: «Я на тебе женюсь, но у себя не пропишу»! Вика уже не помнила, к чему был тот разговор. Да она сама могла прописать его в пяти квартирах! Любовь зачахла, не успев раскрыть лепестки.

Еще один, от имени которого по телу бежала дрожь, Саша Громов, был настолько ловок, что несколько недель жил за её счет: ел, пил, одевался. Их познакомили общие друзья на вечеринке по случаю окончания первого семестра. Он даже в постель её не тащил! Всегда оставался заботливым, нежным. Вика не сразу разглядела хитроумные уловки альфонса. Когда заметила, долго не верила: уже влюбилась по уши. Отдирала мерзкую тварь от души с обжигающей болью. Вику передернуло от воспоминания. Сколько она тогда мучилась, тосковала, а он взял деньги и насмешливо откланялся. Хоть наличными откупилась, а не повесила на шею «вечную любовь». До сих пор стыдно вспоминать. Какое счастье, что вовремя опомнилась!

Конечно, у неё были и нормальные парни. Да, были! Димка Седов. Вика задумчиво подняла глаза к потолку, машинально отметив в углу над дверью еле заметную ниточку паутины. Ну, может он один и был «ничего»: приглашал в кино, целовал на крышах, покупал шоколадки. Она сама с ним рассталась – боялась помереть от скуки, да и любви никакой не испытывала.

В общем, жизнь научила Вику не зевать, хотя ей хотелось быть скромной. И милой и доброй. Такой, какой её мечтали видеть родители. Беда заключалась в том, что, оставаясь неприметной, честной, справедливой, любящей и готовой на самопожертвование, она опасалась быть втоптанной в грязь, словно придорожный цветок.