Глава 4

Я постаралась нигде зря не задерживаться и уже к четырем часам была свободна. По дороге я сняла немного с карточки, на которой за год потихоньку собираются деньги на отпуск и на хороший подарок ко дню рождения Ийки. Пока я стояла на остановке, я смотрела на маленькую девочку, чем-то похожую на Ийку, когда она только пошла в школу, и размышляла о том, зачем все-таки Хисейкину нужно было брать Ийку в гувернантки. Неужели не нашлось во всей Москве другой девушки на такую работу? Или это воспитание детей в американском духе? Папа гребет деньги лопатой, а детишки моют чужие машины, прежде чем взять папину лопату в руки. Но Ийка вовсе не избалована, ей-то не нужно проходить подобную школу жизни.

Цена компромиссов. Вот она, цена компромиссов, о которых я все думала и думала. И все соглашалась на них и соглашалась. Чтобы Ийка слаще ела, чаще видела меня дома… Я не ушла из поликлиники, даже когда там платили копейки, – было таких несколько лет. Я разрешала ей встречаться с Хисейкиным, когда он этого желал. А может, не надо было? Но ведь я знаю столько историй, когда запретный папочка становился тайным детским мифом!

Не важно, что какой-нибудь папа ушел по-свински, бросив совершенно беспомощную, неприспособленную к жизни жену с трехлетним ребенком, поделив при разводе ровнехонько, до копеечки, все, что было. И теперь вовсе не желает знать, как растет, чего боится, о чем мечтает его дитя. Дитя же твердо себе придумало: «У меня где-то есть папа. Мой папа!.. Как же мне плохо без него!» Даже если мама дает все – и любовь, и тепло, даже если сумела, в отличие от меня, найти способ зарабатывать много денег.

То, что находится на расстоянии и недоступно, с годами приобретает устойчивую мифологическую окраску, золотисто-розовую. Особенно если мама поступает благородно и не рассказывает гадостей о навеки отчалившем отце.

Я не хотела, чтобы занудливый, жестокий и самовлюбленный Хисейкин был для моей Ийки сладким мифом. И вот тебе на. Все получилось наоборот. Он стал для нее, несмотря на свою вредность, скаредность, занудливость и отвратительный блеск шишковатого черепа, хорошим, желанным другом. А я…

А я должна радоваться, если радуется мой ребенок, и не подминать его эгоистично под свои «хочу» и «не хочу» – напомнила я себе прописные истины педагогики и постаралась сосредоточиться на чем-то конкретном. Например, на том, как мне все же найти Ийку, иначе за оставшиеся несколько дней ее весенних каникул (она как будто специально время подобрала!) я незаметно сойду с ума. Просто сидеть и ждать, что будет завтра, я уже больше не могу.

Я заранее узнала адрес Центральной справочной службы, где можно разыскать любого человека в России, если он живет под своей настоящей фамилией и хоть где-то зарегистрирован. Приехав туда, я заполнила бланк и пошла прогуляться. Через двадцать минут мне сообщили, что Вадим Хисейкин не проживает ни в Москве, ни в Московской области.

И наивно было полагать, что в нынешние времена за двести рублей можно получить справку с точным адресом небедного и не самого законопослушного москвича… Наивно… или же просто глупо? Как многое из того, что я делаю в этой жизни.

Я присела на мокрую лавочку и почувствовала, что у меня промокли сапоги. Какой же отвратительный март в этом году! Первый месяц весны… То невыносимо холодно, то мокро, и солнца нет уже которую неделю… «И некому руку подать в минуту душевной невзгоды…», как написал поэт, не доживший до тридцати лет, но успевший многое понять о жизни. Вот у меня хотя и много подруг, а хожу я одна и сама с собой беседую, конфликтую, переживая и пережевывая собственные ошибки…

Одно время Хисейкин в «родительские дни» все приглашал нас в ресторан, вместе пообедать. Мне казалось, что он не знает, о чем говорить с Ийкой, и поэтому с удовольствием болтал со мной, все-таки не совсем чужие. А Ийка, уже не очень маленькая, оглядывалась по сторонам, и в глазах ее был непонятный мне восторг. Ей так нравился весь антураж, она с интересом рассматривала посетителей, всерьез относилась к дежурным фразам швейцаров «Приходите к нам еще!» и искренне отвечала: «Конечно, постараемся!» Она с упоением читала красочное меню и с разрешения Вадика заказывала себе все, что хотела, что потом с трудом доедала я – настроение Вадика легко и надолго портилось от оплаченного им и не съеденного нами блюда…

Я остановила поток мыслей, способных своей тяжестью раздавить меня сейчас, и достала телефон, размышляя, кому позвонить. Кто мог бы взглянуть на все происшедшее с другой стороны. Мои дорогие подружки, скорей всего, начнут ругать Хисейкина и заодно Ийку.

А вот если… Был у меня один хороший товарищ, врач, мы учились когда-то на одном курсе. Я ему нравилась, но сама не была влюблена в него. Мы дружили несколько лет, но когда Олег женился, дружбе нашей пришлось потесниться. Его жена оказалась капризной и необыкновенно ревнивой. С такими, мне казалось, долго не живут. Но они благополучно родили двоих детей и по сей день живут вместе, вполне довольные всем. Одно время Олег по старой памяти звонил мне, иногда пытался жаловаться на ревность жены, и я слушала, чувствуя, что на самом-то деле он счастлив.

Если рассказать ему об Ийке, что он скажет?

Кстати, пора все-таки признаться родителям. Иначе как я потом буду объяснять, что столько времени врала им?

И, конечно, глупо не воспользоваться тем, что у меня есть прекрасная подруга, Алиса, хорошая и умная женщина. У нее муж психиатр, даст мне полезный совет, как не сойти с ума от чувства собственной вины и беспомощности…

И вторая моя подруга, Ксения, тоже разумная и порядочная особа, и даже лучше войдет в мое положение, потому что у нее мужа нет.

А еще лучше пообщаться с Сонькой, у которой такая неразбериха с мужьями, что она и вслушиваться не будет – тут же расскажет мне свои последние новости, и я на время забуду о своих бедах, пытаясь разобраться, кто, кого и откуда на сей раз прогнал.

Я вздохнула и набрала номер четвертой подруги, Ирки, наиболее способной к компромиссам. На улице долго не поговоришь, меня это устраивало. Домашние длинные разговоры изматывают меня невероятно, может, оттого, что я и так слишком много говорю и слушаю за день на работе.

Ирка взяла трубку почти сразу. Услышав ее энергичное «Алло!», я вдруг пожалела, что выбрала именно ее.

– Слушаю! – нетерпеливо проговорила она.

– Ирка, это я.

– Сашуня! А что так трагично? Ты не заболела?

Да нет, вовсе не напрасно я ей позвонила. Иркин голос всегда действует на меня хорошо, даже если особо не вслушиваться в то, что она говорит.

– Нет, не заболела. Ирка, я накоротке. У меня, знаешь… Надо посоветоваться.

– Приезжай давай, если хочешь! А то мой толстомордушка не выпускает меня из дома третий день! – Ирка засмеялась. – Я плохо себя вела.

– Да? – вежливо спросила я. – А что ты сделала?

– Заставила его купить мне одно симпатичное платьишко и тут же забыла, где живу. Случайно переночевала у подружки… Он, конечно, проверил, что действительно я у одноклассницы просто выпила и уснула, только поэтому не убил. Ну, правда, не сядешь же за руль после трех коктейлей, а в моей шубке на такси не поедешь – стрёмн… фу, то есть страшно! Я борюсь со своим жаргоном, ты знаешь. Ляпнула тут что-то на приеме, как раз в тот момент, когда рядом посол какой-то стоял и наши всякие… И всем прямо так стыдно стало за меня! Сами как будто таких слов не знают. Просто они умеют переключаться с языка на язык – там можно, здесь нельзя…

Я нажала кнопку отбоя и выключила на время телефон. Ирка очень хорошая, добрая. Она так бедно жила с мамой! Прямо как Ийка со мной, кстати… И первый раз замуж вышла за никчемного звукорежиссера из подмосковного Дома культуры, худого, злого, сильно пьющего. Иркин муж писал песни без начала и конца и ненавидел в этой связи всех успешных музыкантов, да и весь мир. Через пару лет, которые моя подружка с ним протерпела, пытаясь утешать, кормить его и лелеять, он умудрился еще и бросить красивую Ирку и тут же женился на женщине с двумя детьми, рассмотревшей его талант.

Ирка маялась, маялась одна, уже совсем отчаялась выйти замуж и вдруг в тридцать два года нашла просто невероятную партию. Подружка моя летела отдыхать в Турцию. И в самолете она уговорила стюардессу пересадить ее на другое место, потому что сосед сразу напился и стал приставать к аппетитной Ирке, да так энергично, что даже соседним пассажирам пришлось вмешаться. Свободное место нашлось лишь в салоне первого класса. Ирка, хоть и в первый раз очутилась в таком салоне, виду не подала. Она непринужденно села на предложенное ей место и улыбнулась сидящему рядом толстомордому дядьке.

Дядька оказался депутатом, бизнесменом, членом всяких государственных комиссий и совладельцем крепенького негосударственного банка. Он летел в дорогой отель в Фетхие на Эгейском море, отдохнуть и слегка развеяться после мучительного развода. Ирка летела в дешевый трехзвездочный отель на третьей линии от моря в пыльном, искусственно озеленяемом местечке Сиде, с очень вялой надеждой с кем-нибудь на отдыхе познакомиться. Дальше все произошло просто по-сказочному. Ирка вытянула полную, ровную ножку, вполне прилично прикрытую до колена симпатичной юбочкой, еще разок улыбнулась и сама протянула соседу свою мягкую, приятную ручку.

Моя подружка, несмотря на годы одиночества и мытарств с пьяницами и женатыми холостяками, сохранила удивительную открытость и простодушие. Не думаю, что ее будущий муж купился именно на это, возможно, не последнюю роль сыграли пышная Иркина грудь, в некоторых ракурсах кажущаяся просто неправдоподобно огромной, а также вся ее милая внешность и готовность влюбиться. Даже увидев ее избранника воочию, я поверила, что она действительно влюбилась в немолодого, обрюзгшего и слегка чудаковатого человека, влюбилась как в символ будущего семейного счастья, собственной добропорядочности и, разумеется, приятного социального статуса – с большими деньгами, большими расходами, большими домами и автомобилями…

Я подержала в руке выключенный телефон, вздохнула и пошла к киоску с журналами. Хотела было купить какой-нибудь журнал с цветами – картинки с прекрасными садами действуют на меня умиротворяюще. Я люблю читать, как выращивать многолетники, как и когда подстригать кустарники, куда лучше сажать сортовые лилии… Никогда этого не делаю, но читая, успокаиваюсь и прекрасно отдыхаю.

Я уже выбрала себе один журнал, на обложке которого так привлекательно спускались на беседку плетущиеся ветви красивого растения с небольшими малиновыми колокольчиками. Но тут к киоску подошла девочка и остановилась рядом со мной. Взглянув на нее в профиль, я ахнула. Она была так мучительно, так неправдоподобно похожа на Ийку… Такая же хрупкая, бледненькая, в невразумительном легком пальтишке, хотя к вечеру, несмотря на дневную оттепель, опять подморозило. Голой покрасневшей рукой она натянула поглубже шапочку и опять запихнула руку в карман. У меня стукнуло сердце. А что, если моя Ийка вот так же сейчас, голодная, холодная, стоит где-то и не понимает, что ей делать…

Девочка тем временем спросила у киоскера чуть сипловатым, простуженным голосом: