Когда вода достаточно нагрелась, лекарь добавил в котелок еще два ингредиента: золототысячник, необычайно полезный для скорейшего заживления, и траву губительную, которая, в противовес своему мрачному названию, прекрасно очищала раны от гнили. В последнюю очередь щедро сыпанул ромашку, снимающую воспаление. У нее-то природа холодная, быстрая: соки свои отдаст, будто вспыхнет, потому и томить-вываривать ее долго нет надобности.

Виллем отряхнул ладони, затем разворошил дрова в очаге кочергой, сбивая пламя: кипятить снадобье ни к чему, лишнее влажное тепло только убьет силу трав.

Взял со стола прихваченное из комнаты Ленарда чистое полотенце, выбрал среди убогой утвари мастера Герика жбан побольше, снял котелок с огня и осторожно процедил в него отвар: в раны должны попасть целительные соки, но никак не распаренное сено.

Принес жбан в комнату, поставил у кровати больного чуть сбоку: так, чтобы и дотянуться было легко, и под ногами не мешал.

Придвинул поближе сундук с плоской крышкой, расстелил на ней чистую льняную скатерку, которую всегда носил с собой, аккуратно разложил инструменты: ланцеты с разными по форме и длине лезвиями, крючки, чтобы развести на время операции края раны, лопаточки для нанесения мази…

Попутно прислушался к дыханию болящего: слабое. Живет, конечно, но еле-еле. Впрочем, и ему, Виллему, совсем немного подготовки осталось.

– Отец, жир принес?

– Бараний пойдет? – старик поставил перед лекарем небольшой горшочек.

– Пойдет, главное, чтоб без соли.

В несколько ложек жира были добавлены остатки губительной травы. Из смеси получилась мазь, превосходно очищающая раны от гнойной материи и всякой гнили. С ней, правда, следовало быть осторожным: передержишь – и жгучая трава начнет разъедать живые ткани…

Вот и готово.

Виллем поднялся и быстро обнажился по пояс: крови и грязи будет до небес, оперировать в одежде – все равно, что свинью в ней забивать, потом только на выброс. А вот фартук из тонкой кожи, закрывающий тело спереди почти до колен, очень пригодится.

Завязав на спине тонкие тесемки, лекарь быстро размашисто перекрестился, прошептал короткую молитву и взял ланцет с широким длинным лезвием.

– А теперь иди за священником, отец, – сказал он, обернувшись к застывшему на пороге Герику. – И молись. Очень крепко молись.

* * *

К тому времени, как мастер Герик и отец Ансельм добрались до мастерской, сгустились ранние зимние сумерки. Виллем успел разжечь в комнатушке больного свечи, однако даже их приятное желтоватое свечение не смягчало открывшейся им картины.

– Они ж вроде… Меньше были… – пролепетал Герик, дрожащей рукой указывая на раны внука. Отец Ансельм, священник и монах ордена августинцев, настоятель храма святого Квентина, главной святыни Хасселта, не отводивший взгляда от располосованной конечности, видимо, не нашел нужных слов, и потому промолчал, даже не поприветствовав лекаря.

– Ясное дело, что меньше, – Виллем аккуратно перекладывал немногие оставшиеся чистыми куски ткани, отбирая те, что побольше. – Пришлось их углубить и расширить, чтобы вымыть всю гнойную материю и наложить очищающую мазь. Потом мазь нужно было убирать и снова мыть… В конце я положил в раны ткань, вымоченную в растворе соли, так, чтобы разрезы раньше времени не закрылись и не так сильно гноились. Сейчас тканью сверху прикрою, чтобы зараза из воздуха в раны не проникала… – он наконец выбрал подходящую тряпочку, обильно смочил уксусом из бутыли, позаимствованной на кухне у Герика, и свободно постелил ее поверх раненой конечности. – Еще дал ему укрепляющую настойку и средство от лихорадки – но теперь она и сама должна пойти на спад: гной-то убрали.

– Так он… поправится? – неслышно пролепетал старый сапожник.

Виллем бросил на него быстрый взгляд и заговорил уже другим, более мягким и печальным тоном.

– Я не могу сказать этого, – ответил он. – Он не умер у меня под ножом, и это – уже само по себе чудо Господне. А дальше… В любом случае ему предстоит долгий путь, и опасность сейчас отнюдь не меньше, чем до операции. Пока я сделал все, что мог. Снадобья будут действовать до утра, да и мне нужно принести еще трав для отвара. Поэтому сейчас я иду домой, а вернусь завтра пораньше. Посмотрим, что и как будет.

– Я могу остаться на ночь,– заговорил отец Ансельм. – Если телу этого несчастного сейчас помочь не получится, то душа его, несомненно, не должна остаться без молитвенной поддержки.

Виллем молча склонил голову в знак благодарности и одобрения этой идеи: по опыту он знал, что, помимо молитв, священник сделает все необходимое, чтобы помочь не только больному, но и его деду. На ночь эти двое в надежных руках, лучшего и желать нельзя.

– Пришлите за мной кого-нибудь, если ему вдруг станет хуже, – Виллем снял заляпанный кровью и гноем фартук, аккуратно сложил его чистой стороной вверх, убрал в сумку, затем принялся умывать руки и лицо в кадушке с водой. – Впрочем, надеюсь, не понадобится.

Он отерся полотенцем, быстро оделся, собрал в сумку пустые емкости и мешочки из-под трав и снадобий: еще пригодятся – и, коротко попрощавшись с Гериком и священником, отправился домой.

Город встретил его густыми сумерками и усилившимся морозом. Поеживаясь в гоуне и искренне жалея, что не захватил плащ, лекарь попытался было ускорить шаг, чтобы быстрее добраться до дома. Уставшее тело, однако же, в противовес этим намерениям двигалось лениво, будто через силу. Впрочем, неудивительно: день был тяжелым, забрал много как физических, так и душевных сил. На ум пришло воспоминание о горшке нута, замоченного со вчерашнего вечера. Сварить с салом – выйдет отличная похлебка. Поесть. Если останутся силы, помыться: запах крови и гноя, кажется, пристал к нему намертво. И спать. А завтра – пораньше подняться, подновить запас снадобий и поскорее назад, в мастерскую у Южных ворот… Как-то они там ночь проведут?…

Тишину вечернего города нарушил вечерний звон колоколов, и Виллем машинально пробормотал благодарственное «Ave Maria». За Ленарда, наверное, нужно было бы помолиться побольше, но голова работала плохо, привычные слова молитв мешались с какими-то посторонними мыслями и образами, и в конечном итоге лекарь оставил свои попытки. В конце концов, там отец Ансельм, у него молитва всяко окажется более достойной и праведной. А ему, Виллему, теперь только в тепло, есть и спать…

– Господин лекарь! Господин лека-арь!…

Виллем сбился с размеренного, хотя и несколько деревянного шага, остановился, с трудом сдержав возглас раздражения: этот пронзительный голос принадлежал служанке господина ван Далле, торговца специями, и в последнее время лекарь слышал его слишком часто.

– Господин лекарь, идемте скорей, там молодой хозяин кончается!

Ну еще бы, кто, как не он! Отец отправил его изучать право в Париж в тот год, когда Виллем обосновался в Хасселте. Три месяца назад студиозус вернулся в родные пенаты, да не один, а с хорошенькой девицей, которая вскоре стала его женой. Вернулся – и резко прибавил Виллему пустых хлопот.

Впервые лекаря прибежали звать через неделю после возвращения недоросля. С криками, среди ночи, как к умирающему: молодой Стевин ван Далле перед отходом ко сну высмотрел у себя подозрительное истекание из глаза. Помял себе лоб, похлюпал носом, и, не найдя ничего примечательного, уверился, что мерзкая материя сочится прямиком из мозга. А если из мозга что-то сочится – конец скор и неизбежен.

Лекарь тогда с каменным лицом вынул из многострадального глаза забившуюся в угол ресницу, промыл его настоем ромашки и, не поведя и бровью, принял от донельзя смущенного отца Стевина золотой дукат в оплату – если не за работу, так за прерванный сон.

Причиной следующего вызова, примерно через месяц, стало подозрительное жжение в желудке. Будучи расспрошен о том, что ел накануне, мнительный пациент назвал жареного поросенка, вино, пироги с луком, бобы с салом…

На этом месте списка лекарь интерес к случаю потерял окончательно. Бегло осмотрел болящего, рекомендовал легкую щадящую диету и очищающую баню и отправился восвояси, в очередной раз почувствовав в ладони приятную тяжесть золотой монеты.

Затем, видимо, в связи со свадьбой, Стевин о своих страхах подзабыл – а вот теперь, судя по всему, вспомнил.

Роскошный, лучший на их улице, дом встретил лекаря глубокой, какой-то заранее скорбной тишиной. Неужели случилось-таки что-то серьезное?

Больной обнаружился на втором этаже, в большой комнате, служившей, по всей видимости, супружеской спальней. Супруга его пребывала тут же, бережно держа за руку утопавшего в перине страдальца. При появлении лекаря, однако, она, повинуясь слабому кивку мужа, поспешно выскользнула за дверь.

– Так что случилось? – Виллем с трудом удержался от того, чтобы не добавить «на сей раз».

– Беда… – шепотом пожаловался пациент. – Не способен я, господин лекарь. Как женился, пару раз сошлись, а потом – все.

– Твердости не хватает или семя не выделяется? – монотонно уточнил Виллем. Усталость все усиливалась, и он не собирался щадить чувства мнительного пациента, ходя вокруг да около.

– Да я того… Желания нет, – едва слышно ответил молодой ван Далле, отчаянно краснея.

– Когда сходился в последний раз?

– Через неделю после венчания. Месяц прошел.

– Хм… Рукоблудствуешь?

Больной усиленно замотал головой.

– Испытываешь страстную любовь к другой женщине?

– Да какое! Моя Агнес для меня – все! Я это… Мысли у меня дурные, господин лекарь. И предчувствия.

Последняя фраза заставила Виллема, уже собравшегося было приказать пациенту раздеваться, изменить решение: мысли для Стевина – явно краеугольный камень его здоровья.

– Что за мысли?

– Да про соитие. Это ж… Даром не проходит. Вы ж лекарь, сами знаете: и желудок от него усыхает, и слабость, и дрожь, и жгучие лихорадки, от которых люди погибают, и пучеглазие, и плешивость, боли в спине, почках и мочевом пузыре… А еще…

Текст показался Виллему до боли знакомым.

– Кто познакомил тебя с учением Авиценны? – напрямик спросил он.

– Так… Друг был у меня в Париже.

– Медик, – скорее утвердил, чем спросил лекарь.

– Да…

Виллем открыл было рот, чтобы донести свое мнение о студиозусах, которые, зазубрив новую страницу книги, спешат обогатить полученными знаниями всех окружающих, но передумал. Спорить с пациентом бессмысленно: от своего он не отступится, а если лекарь начнет возражать, так попросту найдет другого. Оставался, однако же, другой метод: подобное подобным.

– Такие мысли приумножают в теле черную желчь, – наставительно произнес лекарь. – А субстанция сия вредит здоровью куда больше соития. Не удивлен, что теперь ты не способен к совокуплению. Лечиться придется серьезно.

Стевин с готовностью кивнул.

– Если ты знаком с учением Авиценны, то вероятно, знаешь средства, которые он рекомендует от любовной слабости?

– М-м… Мой друг больше про сами хвори рассказывал, – смущенно ответил больной.

Виллем кивнул.

– Тогда я тебе расскажу про самое сильное из них. Тебе понадобится варан.

– Варан?… Это… Трава? – неуверенно уточнил пациент.

– Нет. Это ящерица. Ты должен ее найти. Сам, лично. Только в этом случае это средство тебе поможет.

– Найти ящерицу? – глаза Стевина заблестели энтузиазмом. – Это можно! Где она водится?

– В Азиях. На родине учителя.

– Я должен ехать… В Азии?!

– Если хочешь вылечиться, – невозмутимо подтвердил лекарь.

Болящий поспешно зарылся поглубже в одеяло.

– А дальше? – спросил он. – На просторах Азий найти какую-то ящерку?!

– Варан это не какая-то ящерка. Он ростом примерно с тебя.

– Как, с меня?! – лицо Стевина вытянулось и побледнело. – Так это ж дракон!

– Можно и так сказать. Только без крыльев и огнем не дышит. Правда, говорят, бегает быстро. И людей ест.

Больной поморгал, пытаясь осмыслить услышанное.

– И… Что мне с ним делать, если найду? – сипло спросил он. Энтузиазм таял на глазах. – Убить?

– Нет, зачем? Вараны любят спать в свете полной луны. Найдешь его и, пока он спит, потрись об него хорошенько. Его чешуя – просто чудо! Почти все известные хвори врачует. А от твоего недуга особенно хороша.

– Чем… потереться?… – голос бедолаги сорвался, и Виллем поспешно с силой прикусил себе внутреннюю сторону щеки: смех распирал беспощадно.

– Ясно чем. Страдающим органом. Только сначала убедись, что это самец. Полезешь так к самке – все, пиши пропало.

– А как?… Что?…

Два вопроса, видимо, слились в голове пациента воедино так, что ни один не оказался произнесенным, но Виллем его понял.

– Как-как. Кота от кошки отличать умеешь? Точно так же.

– Под хвост смотреть? Дракону с меня ростом?!

– Ну, ты ведь хочешь исцелиться?

– А что?…

– К самке не лезь. Проснется – может тебя за самца варана принять. Войдет в охоту – не отпустит, пока ты ее не…

Больной все же не удержался: с каким-то приглушенным писком натянул одеяло по самый нос и попытался закопаться поглубже в подушки.

– А по-другому совсем нельзя?… – отчаянно вопросил он из своего убежища. – Господин лекарь, пожалуйста… Неужели совсем нет никаких средств, чтобы без варанов и Азий?…

– Хм… – Виллем выдержал драматическую паузу. – Можешь попробовать иначе. Прикажи истопить хорошую баню с благовонными травами. Выпей пива с имбирем, перцем и медом. Распарь хорошенько поясницу: это способствует твердости, и иди к жене. А если вдруг мысли мрачные вернутся – вспомни о варанихе. Понял?

– Понял, господин лекарь, спасибо!

– И не медли: скоро Пост начнется, так или иначе воздерживаться придется.

Спустившись на первый этаж, Виллем столкнулся с господином ван Далле, как обычно протянувшим ему щедрую оплату.

– Вараны, говоришь? – неожиданно спросил тот, фыркая от смеха. – Прости, не удержался, мимо двери проходил – заслушался… Спасибо тебе, Виллем, от души! Знал бы ты, как он нас извел!

Лекарь кивнул, принимая благодарность. Долго сдерживаемая улыбка осветила его лицо.