У Джона Мэна в книге «Чингисхан» описывается долгий последовательный путь научного поиска. Перед исследователем стояла непростая задача: найти «самого близкого общего предка» для такого огромного количества людей. Необходим был тщательный анализ. Ученые проанализировали звездные (о которых мы упоминали)»скопления» и проследили их корни во времени и пространстве. Только представьте, какой колоссальный объем работы был проделан! Исследовали 34 поколения, взяв за основу 30 лет на поколение. Ученые отнесли этого общего предка ко времени, отстоящему от нашего на 1000 лет, с ошибкой усреднения на 300 лет в обе стороны (30 лет на поколение – несколько завышенная цифра, если принять 25, тогда самый близкий к нам предок будет отстоять от нашего времени на 850 лет). Широкая область поиска неимоверным образом сузилась, когда обнаружился интересный факт. Выяснилось, что самое значительное количество местных вариантов такой хромосомы оказалось представленным в одной-единственной области – в Монголии.

Интерпретация этих данных привела к потрясающей гипотезе. Научная мысль непредсказуема и может привести как к ожидаемым, так и к невероятным выводам. В вышеупомянутом исследовании он был следующим: один человек, живший в двенадцатом столетии, разбросал свой генетический материал на пол-Азии, и в конечном итоге его следы присутствуют в каждом двухсотом из живущих теперь там людей. Вы только представьте – в каждом двухсотом! В результате анализа полученных данных, по мере их накопления, было сделано сенсационное предположение: эту ветвь основал Чингисхан!

Кого-то такое «родство» обрадует, кого-то заставит вздрогнуть от ужаса, ведь до сих пор мнения об этой неординарной личности были крайне противоречивы. Но от фактов деваться некуда. Наука тем и сильна, что опровергнуть ее выводы порой не представляется возможным. Да и к чему? Стоит внимательнее изучить их. В научном поиске важен системный подход. Исследователи в своих изысканиях пошли следующим путем. Они разметили местоположения шестнадцати отобранных групп империи, созданной Чингисханом в начале XIII столетия. Две группы легли совершенно «в яблочко». Одна из них – хазарейцы из Афганистана – обозначилась несколько за границей империи, но и это вполне вписывалось в общую картину, поскольку Чингисхан провел в Афганистане около года – в 1223–1224 годах перед своим возвращением в Центральную Азию.

Вполне вероятно, что общим предком этих шестнадцати миллионов человек был один из прямых предков Чингисхана, ту же генетическую структуру могли иметь его братья. Во всяком случае, именно наш герой, и никто другой, между 1209-м и 1227 годом, годом его смерти, рассеял этот генетический материал по всему Северному Китаю и Центральной Азии. Нет ничего удивительного: во время военных походов красивые женщины были значительной частью боевых трофеев, и лучших из них военачальники либо сами забирали себе, либо получали в подарок от подчиненных. Чингисхан умело пользовался этим обычаем, таким образом, он не только подтверждал свое верховенство, но и демонстрировал собственную щедрость, раздавая девушек лояльным командирам. Он не отличался распутством, но конечно же не был и аскетом, и за сорок лет, пока он создавал свою империю, через его ложе прошли тысячи девушек. Да и жен у него было немало.

Чингисхана считали «посланным Небом хозяином степей, повелителем мира». По своему происхождению потомок Желтого Пса^[1] угоден Небу, а значит, совершенно не обязательно согласие живущих на земле на то, чтобы утвердить его власть. Он не нуждался в их одобрении, так как сам является источником права и был отмечен печатью небесного происхождения. Это было провозглашением незыблемости власти Чингисхана и в будущем его потомков, мандат на правление земной империей без границ.

Генеалогическое право Чингизидов на правление было закреплено политической традицией и действовало на всей территории покоренных монголами народов. Оно являлось подтверждением официальной идеологии монгольской государственности. Даже такой завоеватель, как Тимур (1370–1405), объединивший под своей властью Среднюю Азию и Персию, не имел никаких наследственных прав на верховную власть и потому остался в истории лишь эмиром, помогая представителям рода Чингисхана всходить на престол, а себя называл представителем «обладателя престола».

Но этому ошеломляющему успеху его рода предшествовала глубокая человеческая трагедия и непрекращающаяся упорная борьба, занявшая две трети жизни будущего Повелителя Вселенной.

Ребенком он пережил раннюю смерть отца, которого отравили татары, когда Темучжину (так звали того, кто стал известен как Чингисхан, дословно – «Повелитель бескрайнего») было всего девять лет. Бывшие «подданные» бросили вдову багатура^[2] с малолетними детьми на голодную смерть в степи. Познав предательство, голод, лишения, будущий властелин мира так и не узнал, что такое детство. Он побывал в рабстве, носил кандалы, выполнял всю самую тяжелую и черную работу, терпел побои и унижения, но не сломался, а вырвался из плена и бежал. Не имея ни кола ни двора, опираясь лишь на личные достоинства, Темучжин сумел собрать свою собственную дружину. Вокруг него сплачивались кочевники, чувствуя его внутреннюю силу, задатки лидера. Упорство и последовательное движение к цели принесли ему многочисленные победы над мощными соседними племенами: татарами, меркитами, найманами, кераитами, что и позволило наконец объединить все племена монгольских степей. Чингисхан – классический случай, когда человек создал «все из ничего» и прежде всего «сделал себя сам». Лучше всего характеризуют личность Темучжина его собственные высказывания – «Билики». В них очевидны такие важные черты характера, как организованность, выдержка, воля, любовь к знаниям и уважение к образованным людям.

«В высоких горах ищите проход,

В широком море ищите переправу.

Если далеко отправился, то, хоть и трудно, но иди до конца! Если тяжесть поднял, то, хоть и трудно, но подними ее!»

«Боишься – не делай, делаешь – не бойся, не сделаешь – погибнешь!»

«Правление ханское не должно блуждать в темноте,

Хан ошибаться не должен!

Поступай по своей совести —

Будь тверд, не склоняйся, точно

Верхушка сосны в сильный ветер,

На чью-либо сторону.

Не пренебрегай словами своими.

Не горячись с почтенными людьми,

Не кричи на людей громким голосом!

Не сплетничай, не болтай по пустякам!

Не ходи растрепанным!»

«Если много говорить станете, то много ли пользы будет от слов?»

«Изучайте разные законы, сравнивая, приноравливайтесь к ним! Для разных дел нужны опытные, ученые люди! Тот человек выше множества множеств людей, который обладает знанием!»

Можно говорить о Чингисхане как о человеке суровом, внушавшем подчиненным ужас. Но не стоит искать объяснение его поведению в хитросплетениях генетики. В его случае, наоборот, поведение объясняет генетику, и одновременно вместе они завязаны на личности, соединившей в себе недюжинные качества стратегического гения и умелого руководителя, безудержную энергию, железную хватку личности. Ее звезда взошла и засияла в бескрайних монгольских степях около восьми с половиной веков тому назад.

Английский писатель Джон Мэн заметил, что в 1000 г. н. э. во всем мире насчитывалось менее 300 миллионов человек населения (некоторые склоняются к цифре даже в 50 миллионов), и большая часть этих людей не имела никакого представления, где они находятся по отношению к другим нациям и странам. Какое тогда было сообщение? Никто из людей, населявших Евразию, кроме горстки викингов, ничего не знал об Америке, и ни один человек из Северного полушария, за исключением разве что нескольких бесстрашных финикийцев, не сумел добраться до Центральной Африки; полинезийцы, населявшие тихоокеанский регион, не подозревали о существовании Австралии. Несмотря на то что азиаты торговали с восточными окраинами Римской империи, они практически ничего не знали о Европе. В целом каждая культура жила изолированно, будучи ограниченной климатом, географией и неосведомленностью.

А сегодня мир превратился в большую деревню. Как это произошло? К этому вели развитие техники, экономики и множество других безличных сил. Рождались вожди, изобретатели, исследователи, мыслители и артисты, которые сблизили народы и разные технологии в большей степени, чем другие. Чингисхан конечно же относится к их числу. Его завоевания перебросили новые мосты между Востоком и Западом. Он со своими преемниками построил или перестроил основы, на которых зиждятся современные Китай, Россия, Иран, Афганистан, Турция, Сирия, развивающиеся страны Центральной Азии, Украина, Венгрия, Польша.

Применим простую арифметику. Допустим, что, по самым скромным подсчетам, у Чингисхана было 20 детей – а могли быть сотни, – десять из них мальчики, и каждый унаследовал Y-хромосомы одной и той же структуры. Предположим, что у каждого из его сыновей, в свою очередь, было еще по двое сыновей. Удваивая число мужских потомков Чингисхана за 30 поколений, можем допустить, что через пять поколений, где-то к 1350 году, у него должно было бы быть, по самым тривиальным подсчетам, 320 потомков, но еще через пять, в 1450–1500 годах, их стало 10 000, а после 20 поколений эта цифра возросла бы до 10 миллионов, добавим еще 20 поколений и получим невообразимые миллиарды.

У одного из исследователей истории Чингизидов мы находим подтверждение информации о том, что у Джучи – старшего сына Чингисхана – было около сорока детей и, соответственно, сотни внуков. У Чагатая – восемь сыновей, у Угедэя – десять. У Толуя – четвертого его сына – тоже десять сыновей, а у Кулкана (сына Чингисхана от Кулан-Хатун) – четыре. Получается, что к концу жизни Великого Завоевателя число его потомков мужского пола достигло сотни: пятеро его сыновей, не менее сорока взрослых внуков и много десятков подрастающих правнуков.

В таком случае вполне реально найти сегодня по этой генетической линии вышеупомянутые шестнадцать миллионов потомков. Можно предположить, что этот человек, Чингисхан, вероятно, обладал поистине потрясающей репродуктивной способностью, чтобы оставить после себя такое потомство. Конечно, речь шла об обычных генах, нейтральных, определяющих пол человека. Но все же нельзя упускать из внимания тот факт, что это был мужчина-воин, мужчина-завоеватель. Сильный, неординарный, но все-таки реальный человек.

Такой подход – как к реальному человеку – мы находим в работе историка, этнографа Льва Николаевича Гумилева «Древняя Русь и Великая степь». Речь идет о так называемой теории пассионарности. Сначала нужно разобраться в сути этого понятия, заключающегося в особом свойстве характера людей. По соотношению двух основных «движущих сил» человеческой личности всех людей можно разделить на три категории: пассионарии, гармоничные личности и субпассионарии. Первые – самые главные участники исторических процессов. У гармоников активность и инстинкт самосохранения уравновешены, а субпассионарии – особи, поступки которых мотивированы прежде всего их низшими инстинктами, они, как говорит Гумилев, обладают «отрицательной пассионарностью». Субпассионарии не способны ни на подвиги, ни на сколько-нибудь успешную трудовую деятельность. Но нас интересует, разумеется, именно пассионарии, как яркий пример неуемности духа и энергичности, направленной на развитие, на движение вперед.

Термин «пассионарность» происходит от латинского слова «passio». На латыни «passio» – претерпевание, страдание и даже страдательность, но также и страсть, аффект. Однокоренные слова в европейских языках различаются смысловыми оттенками. «Pasion» у испанцев соответствует латинскому значению. Итальянцы применяют слово «passione» еще и для выражения страстной любви. Французы и румыны также используют термины «passion» и «passione» для характеристики главным образом чувственных пристрастий. «Passionant» по-румынски – это человек, способный увлечь, привести в восторг. Англичане привнесли в понимание пассионарности новый смысл: для них «passion» – это еще и вспышка гнева, взрыв чувств. У поляков это ярость, бешенство. А для северян – голландцев, немцев, шведов, датчан – «passion» – это просто увлечение.

Существует еще одно толкование: термин означает избыток биохимической энергии живого вещества, порождающий жертвенность, часто ради иллюзорных целей. С точки зрения науки, пассионарность – это непреодолимое внутренне стремление к деятельности, направленное на осуществление каких-либо целей. Безудержное желание любой ценой осуществить свои планы.

Гумилев подчеркивал, что цель эта представляется пассионарной особе ценнее даже собственной жизни, а тем более жизни, счастья современников и соплеменников. Однако средства для ее достижения зачастую далеки от романтических представлений. Эта цель не имеет отношения к этике, поэтому одинаково легко порождает подвиги и преступления, творчество и разрушение, благо и зло, исключая только равнодушие. Она не делает человека героем, ведущим толпу, ибо большинство пассионариев находятся в составе толпы, определяя уровень ее возможностей в ту или иную эпоху развития народа.

Очевидно, что пассионарии характеризуются высокой общей психической активностью и эмоциональностью. Но они не обязательно холерики и сангвиники. Пассионарность – это потребность в самоактуализации, способность изменять окружающую среду и самого себя, потребность в преодолении. Формально она – динамическое свойство психики. Ее уровень оказывает влияние на направленность личности. Обычному человеку присущи поступки, диктуемые законами самосохранения и собственной выгоды, но, когда речь идет о личности пассионарной, здесь все диктуется страстями и пренебрежением личными интересами, безопасностью, даже безопасностью близких. Пути достижения кажутся жестокими, но все логично, когда речь идет о такой активной личности. Пассионарий не может жить спокойно. Для него идея важнее благополучия, самой жизни, наконец. Речь идет, если кратко, об антиинстинкте. Зачастую в голове такого человека рождаются мысли о мировом господстве – такая страсть требует утоления любой ценой. Ярким пассионарием и был Чингисхан с его исключительными личными качествами. Но обо всем по порядку.

История редко стоит на месте. События в ней напрямую связаны с изменением уровня пассионарности. Ее рост способствует процессу оригинального становления культуры и формообразования, свойственного данному этносу. Там, где пассионарность на спаде, но инерция системы велика, обычны заимствования от соседей. Два новых этноса, перекроивших карту Азии, – маньчжуры и монголы – возникли в XII веке от пассионарного толчка – мутации, изменившей стереотип поведения потомков расселившихся по тайге земледельцев и скотоводов. Предки этих воинственных народов были миролюбивы, и такими же остались их северные соседи в Сибири и на Амуре. Область, охваченная толчком, была невелика – от Приморья до берегов Селенги, на меридиане Байкала. Следовательно, если бы этого толчка не было, то восточная полоса окраины тайги и Великой степи была бы этнографическим продолжением Алтая, Сибири и Приамурья. Там были бы храбрые, добрые, честные, но нетворческие и безынициативные люди. Их участие в глобальном историческом процессе сводилось бы к отражению вторжений пришельцев, обычно неудачному, потому что оборона – худший способ самозащиты. Но когда появился весьма пассионарный этнос – монголы, то произошли события, о которых пойдет речь ниже.

Именно рост пассионарности, что выразилось в увеличении людей этой направленности, у монгольских племен привел к появлению людей с особыми качествами (это так называемые «люди длинной воли»), созданию великой монгольской державы. Эти люди обладали храбростью, находчивостью, удалью, и таким образом в обществе того времени создались условия для появления гениального вождя и полководца. Правильнее будет утверждать, что подлинные предпосылки миссии Чингисхана сложились с появлением и деятельностью множества пассионариев среди монгольских племен. Они, совершенно не раздумывая, шли на смертельный риск, чтобы смыть обиду или выручить родственника, – это они считали естественным и для себя обязательным. В условиях суровой степи без твердого принципа взаимовыручки малочисленные скотоводческие племена существовать попросту не могли. Как пишет Гумилев, это был их способ приспособления к природной и этнической среде в условиях растущего пассионарного напряжения. Не будь его, монголы жили бы относительно спокойно, но в этом и проявилась природа пассионарности. Она давила на них изнутри, заставляла приспосабливаться к этому давлению. Логичной стала необходимость в объединении, в наличии правителя, вождя.

Чингисхан оказался достоин своей великой роли вождя. Бедность и унижения (как сказали бы мы), промысел Небес (как говорил сам Темучжин) толкали его на путь завоеваний, к созданию самой обширной на земле империи и обретению своего рода бессмертия, продолжая жить не только в генах своих потомков, но и в мире, который он изменил ошеломительным броском своих полчищ воинов-кочевников.

В его представлении добродетелями были верность, преданность и стойкость, а пороками – измена, трусость и предательство, поэтому понятен подход монгольского вождя к окружавшим его людям. Вождь монголов делил людей на две категории: одних он считал «подлыми», «черной костью» (безопасность и благополучие они ставили выше личного достоинства и чести), других называл «белой костью» (они ценили честь выше безопасности, благополучия и самой жизни). Чингисхан делал ставку именно на людей второго типа, он стал их вождем. Что же касается «черной кости», обывателей, то среди них были и родственники будущего хана, и они делали все возможное, чтобы избавиться от его власти и сохранить за собой право быть безответственными.

«Людьми длинной воли» монголы ХII века называли пассионариев, не жалевших ни своей, ни чужой жизни ради далекой, но важной цели. Именно в них Чингисхан видел особую породу людей, может быть поэтому кочевой образ жизни казался ему предпочтительнее, тем более это был его родной образ жизни.

Народу, жаждущему перемен, т. е. находящемуся в стадии подъема пассионарности, присуще чувство стихийной инициативы. И Чингисхан считал, что эти свойства его подданных сохранятся вечно. Кроме того, как и всякий пассионарный человек эпохи подъема, Чингисхан придавал особое значение сохранению этнической традиции своего народа. В этом он, скорее всего, видел реальную защиту от возможных потрясений. Но и говорить о презрении Чингисхана к оседлому быту как таковому, на наш взгляд, не приходится. Считая кочевой быт монголов предпочтительным, Чингисхан, однако, ценил достижения культуры оседлых народов: письменность, ремесла, административные навыки. Однако в ХIII веке большинство оседлых народов, живших по соседству с монголами, имели гораздо более низкую пассионарность, чем степняки. Соответственно, как утверждал Гумилев, их должен был отличать букет пороков, вызванных падением пассионарности. Монголы же и сам Чингисхан просто приписывали эту разницу между собой и соседями наиболее ощутимому различию – различию в образе жизни.

Джон Мэн очень точно подметил, что исследовать последствия зарождения и существования Монгольской империи – это все равно, что вслушиваться в шепот великой бесконечности. Результаты кажутся загадочными, порой непостижимыми, но, с другой стороны, очевидными. Главной тенденцией этой империи стало расширение границ. Собственно, это и определяет понятие империи как таковой.

А теперь стоит вернуться в середину XI века. И посмотреть, что из себя в этот период представляли монголы. Как мы помним, у монголов тогда еще не было письменности и их история существовала в народных сказаниях. У них были свои барды, поэты и рассказчики, которые бродили от пастбища к пастбищу между раскинутыми юртами и пересказывали легенды. Так эти завораживающие истории расширяли границы своего влияния. Они не только доставляли радость слушающим и передавали им мудрость предыдущих поколений. Смешивая легенды и историю, сказители толковали традиции, воскрешали в памяти корни и начала начал, описывали подвиги героев. Репертуар их был колоссальным, равно как набор инструментов и стилей. Даже сейчас в ряде районов Монголии все это еще сохранилось.

Репертуар песен был невероятно разнообразен. У монголов есть эпосы, «длинные песни», «короткие песни» и множество песен «между длинными и короткими». Песни, что называется, на любой случай жизни, песни, прославляющие красоту природы, сражения, героев и лошадей.