Глава 2

Он всё-таки выспался, проспал остаток дня и всю ночь. Без сновидений, кажется, не шевелясь. В какой позе рухнул на кровать, в той же и проснулся. Посмотрел на часы: не было и восьми утра. Рановато, в офис к обеду, однако спать больше не мог физически, лежать тоже.

Быстро принял душ, смывая утреннюю дремоту. Открыл окно, утро встретило летним, приветливым теплом, ещё не знойным. Взял плавки и отправился в уличный бассейн, размяться после долгих часов в постели не лишнее.

В доме – тишина. Не скажешь, что ещё вчера на всю округу гнусавил рэпер, носились, развлекая малышню и отпрысков постарше, аниматоры, в том числе запыхавшийся Джек Воробей, громыхал фейерверк. Лишь несколько горничных привычно скользили по первому этажу, да на кухне топталась помощница по хозяйству – готовила завтрак.

Герман не стал отвлекаться на прислугу, каждый делает своё дело. Отправился в бассейн, находящийся с обратной стороны дома, той, что не предназначена для чужих глаз. На ухоженном газоне, среди живых изгородей из самшита, расположилось несколько беседок, в том числе с печью-барбекю, простаивавшей без дела с тех времён, когда был жив Дмитрий. Герман пару раз порывался пригласить друзей, посидеть по-свойски, как бывало любил Глубокий, но так и не собрался. Молодой организм требовал развлечений иного плана, а на все радости праздной жизни у Германа не было времени.

Вода оказалась более холодной, чем предполагал Герман. От неожиданности он вскрикнул, нырнув с разбегу, сразу же придал ускорения, проплыл подряд не меньше двадцати раз от бортика до бортика, несколько раз пронырнул всю длину бассейна на одном дыхании и, наконец, расслабившись, откинулся на спину и завис, как в воздухе. Небо стояло высокое, синее-синее, словно глаза Ярины…

Пришлось нырнуть с головой в воду, уже не остужавшую тело, разгорячённое физической нагрузкой и мыслями. Так и хотелось самому себе врезать по холеной морде Благостное настроение, с которым проснулся Герман, испарилось.

Уже и на небо невозможно посмотреть! Сразу вспоминаются глазищи Ярины. И эта тонкая талия, чёртовы ключицы, которые всё время хочется облизать. Запястья с полупрозрачной кожей и линиями тонких венок. Воздушный, еле слышный аромат духов.

Стоило вспомнить о Ярине – всё-таки решение приехать сюда было отчаянной глупостью, – Герман почувствовал на себе пристальный взгляд. Плавать резко расхотелось, осталось единственное желание – убраться из этого дома подальше. Поставить крестик на ладони и не возвращаться без очевидной необходимости. Смерть. Рождение. Пожар.

Окна спальни Ярины выходили на бассейн, это Герман знал наверняка. Сам когда-то решал, где устраивать свалившееся на голову «счастье» в виде четырнадцатилетней тощей девчонки, больше похожей на несформировавшегося парнишку. Поднял взгляд к окнам – не могла же она наблюдать за ним? Полупрозрачные шторы колыхнулись и застыли. Видимо, показалось.

В конце концов, нет восьми утра, для чего «сестричке» вставать в такую рань? Она должна отсыпаться после вчерашнего празднования, если вообще ночевала дома. Мысль кольнула, грохнулась в солнечное сплетение дикобразом, застряла там, пронзая внутренности иглами.

Когда Герман спустил к завтраку, Нина сидела в столовой, закинув ногу на ногу, барабанила подушечками пальцев по столу – признак задумчивости. Судя по лицу, ни о чём хорошем она не думала.

– Доброе утро, – поприветствовал Герман Нину и горничную, накрывавшую на стол. Горничная ответила мгновенно, обогнула входящего, отправилась по своим делам.

– Доброе, доброе, – буркнула Нина.

– Настроение плохое?

– Хорошее у меня настроение. Расчудесное. – Из Нины так и сочился яд, хоть наконечники стрел опускай и применяй, как тайное оружие. – Ты в курсе, что удумала Ярина? – не выдержала Нина. – Учиться на ветеринара!

– Это плохо? – Герман не понял причину возмущения.

Откровенно говоря, он не задумывался, что после школы Ярина должна выбрать институт, профессию. Ведь именно так поступают выпускники школ. Правда, кто-то идёт на кассу соседнего супермаркета, а кто-то едет в Гарвард. Касса наследнице Глубокого точно не грозит, даже если ей придёт в голову открыть сеть гипермаркетов по всему миру… Но ветеринар? Лечить коров? Хомяков? Впрочем, какая разница, пусть хоть жабовидных ящериц нянчит.

– И где она собирается учиться? – он понятия не имел, где находятся лучшие школы ветеринарии. Вряд ли в Кембридже. В Швейцарии, Германии?

– В нашей академии ветеринарии и сельского хозяйства, – обрубила Нина.

– В каком смысле «нашей»? – не понял Герман.

Сельское хозяйство, какой абзац! Кажется, его «сестрица» станет первой выпускницей престижной, со всех сторон элитной школы, которая выбрала сферой деятельности сельское хозяйство.

– В городе, – дёрнула плечами, как от разряда тока Нина.

– В чём трудность? – не то чтобы Герман понимал заход Ярины – по гамбургскому счёту ему плевать, куда отправлять платуза обучение, но и возмущение Нины было непонятно. Хорошая профессия, в конце концов, если разорится, начнёт кастрировать котов – прибыльное занятие, говорят.

– Она продолжит жить здесь, – нагнувшись к столу, прошипела Нина. «С-с-с-те-е-е-с-с-сь». Рядом не было знакомых, корреспондентов, досужих сплетников, можно позволить себе приоткрыть истинные эмоции.

– Три четверти дома принадлежат Ярине, – наступил он на мозоль Нине, да и себе.

Первая версия завещания, озвученная Глубоким ещё при жизни жене и приёмному сыну, гласила, что дом, в котором жила супружеская пара больше десяти лет, место, которое Герман считал и своим домом тоже, останется им двоим в равных долях. Вариант, устраивавший все стороны.

Герман искренне думал, что дом, в котором он рос, учился, совершал ошибки, мужал – его, если не с юридической точки зрения, то с человеческой определенно. Нина, помимо морального удовлетворения, получала хороший кусок недвижимости. У четы Глубоких был составлен брачный договор, на взгляд Германа – абсолютно кабальный для Нины. Видимо, подписать злосчастную бумагу, было единственным вариантом выйти замуж за Дмитрия.

В итоге Герман получил мясистый кукиш под нос, а Нина – половину от обещанного мужем. Не так и плохо, но явно меньше, чем ожидала. В придачу же, особо ценным призом, шла «наследница».

– Пусть в городе живёт. – Спорить с Ниной не хотелось, Герман понимал её чувства. Годы, казалось бы, счастливого брака. Пронзительное горе, сразившее внезапно, ранним утром обыкновенного буднего дня и, как пощёчина, появление Ярины.

Наследство? Герман знал, Нина с радостью отдала бы то, что в итоге получила, бросила все щедрые подарки Глубокого за годы брака. Вернулась бы в квартирку, где она когда-то жила, – крошечную двушку в спальном районе, – лишь бы не знать о неверности мужа. Не видеть каждый день своей последующей жизни подтверждение тому, что она не смогла дать мужу главное – ребёнка.

Если бы дело было в деньгах, Герман отдал бы всё, что имеет, женщине, заменившей ему мать! Нина искренне любила мужа, настолько, насколько может любить женщина. Герман был уверен, что и сейчас, спустя пять лет после смерти Дмитрия, вскрывшейся измены, Нина не подпустила к себе ни одного мужика. Появление «наследницы» – оплеуха с оттяжкой с того света.

– Взрослая девица, справится, – продолжил он.

– Скажи ещё – в общежитии.

– Не знаю… У тебя же есть квартира, пусть там живёт. – Договорить Герман не успел, примирительно поднял руки. Огромную квартиру с видом на реку Нине купил муж, в качестве подарка на годовщину свадьбы. За всё время она была там один раз, когда получала ключи. С тех пор квадратные метры размером с маленький полигон пустуют, но предложение пустить туда Ярину – такое же утопическое, как идеи коммунизма.

– В моей пусть живёт.

– С тобой? – Нина уставилась на него, как на душевнобольного.

– В центре, – тут же отрезал он, успев представить, как видит полусонную мордашку, горячее со сна тело, как губы тянутся к чёртовым ключицам. – Не разводи драму, купим квартиру, и дело с концом, – тут же добавил он, решив закруглить неприятный разговор. Дохода, полагающегося Ярине, абсолютно точно хватит не на одно жильё. При желании можно купить многоквартирный дом и мигрировать по квартирам.

– Доброе утро, – раздалось за спиной Германа как гром средь ясного неба.

Надежды, что девчонка не слышала конец разговора, не было. Он обернулся, Ярина двигалась вдоль стола, вжав шею в сгорбленные плечи. Не сильно, не сравнить с тем, что было пять лет назад, когда худая фигурка скукоживалась, пальцы с короткими ногтями обхватывали костлявые плечи, сквозь ткань выпирали лопатки, а голова качалась на тощей шее.

– Доброе, – ответил Герман и без обиняков спросил: – Говорят, ты на ветеринара собралась учиться?

– Это невозможно? – негромко уточнила Ярина.

– Возможно, но почему в России? – спросил он, словно на самом деле хотел, чтобы «сестра» скрылась на другом конце света, оставив ему возможность оплачивать её счета и воспоминания о чёртовых ключицах.

– Я не могу уехать, – услышал негромкий, но твёрдый ответ.

Герман смотрел, как Ярина надламывает вилкой сырник, пододвигает ближе к краю стола чашку с какао, подносит ко рту маленький кусочек, раскрывает губы. Сраное, чёртово воображение подкинуло картинки, которые не должны посещать мозг. Даже если он насквозь прогнил, пропитался пороком и похотью до краёв, такого в голову приходить не должно! Не в отношении пигалицы, сидящей напротив, считавшейся его сестрой. Младшей, гребаный ад, сестрой!

– Почему? – продолжил допрос Герман.

Ярина вздохнула, колупая вилкой сырник. Точно! Конечно, она никуда не уедет. У девочки осталась единственная родственница – древняя, как мир, старуха. Прабабушка, находящаяся сейчас в доме-интернате под круглосуточным присмотром медицинского персонала. Года два назад она перестала узнавать правнучку, а сейчас уже не помнила собственное имя. Ярина не уедет, пока бабушка жива. Та может продержаться ещё несколько лет, учреждение, в которое Нина устроила старушку, одно из лучших в регионе. Вовсе не из избыточной филантопии, просто оставлять пожилого человека умирать в тех скотских условиях, в которых её нашли – невозможно. Лишайного кота не бросишь, а здесь старуха, пусть и наполовину без памяти.