Поповка – небольшое село на крутом, обрывистом берегу Волги. Когда-то оно принадлежало колхозу имени Ленина, тех времён Дамир не помнил, но слышал о них порядком. В колхоз входили окрестные деревушки и сёла, вот и Поповка попала.
С того времени много воды утекло, остался лишь кривой асфальт с выщерблинами, да дома-коттеджи из белого кирпича на два или три хозяина. Две параллельно расположенные улицы таких коттеджей, с кривобокими пристройками и задними огородами, некогда поделёнными точно согласно плану межевания, а теперь – кто сколько успел, тот столько и оттяпал. Далеко Поповка от райцентра, кто проверит? А с соседями всегда договориться можно. Полюбовно, под ядрёный первачок.
Странно, Дамир никогда не касался подобных дел, а нехитрые суждения местного населения словно проросли в него, а может, всегда там были. Как панель управления на сенсорном экране – понятно интуитивно.
– Вот здесь остановись! – крикнула Эля, махнув рукой в сторону одного из коттеджей с намалёванной синей надписью «тридцать два».
Названий улиц в Поповке не было, лишь номера на коттеджах, да и те в большинстве случаев облезли, истёрлись от времени. Остальные, частные домишки, и вовсе обходились без номеров, хватало фамилии. Там Ляушины живут, здесь Сергеевы. Не то что по фамилии или в лицо, со спины друг друга узнавали, чья собака по огороду пробежала, знали, куриц, и тех примечали.
Дамир остановился, заглушил мотор. Как же не хотелось отпускать синеглазую, а что хотелось, с тем к малознакомым девушкам не подкатишь. Не к девчонке в простенькой майке, живущей в Поповке. Иллюзий в отношении нравственного облика жительниц окрестных сёл и деревень Дамир не питал, но и правила были, такие же негласные, как подвезти бредущего по просёлочной, обходной дороге. Правила строгие, протокол соблюдался похлеще, чем в Букингемском дворце.
– Так, говоришь, переехала ты? – как-то нескладно Дамир продолжил начатый пятью минутами раньше разговор. Ехать было до обидного мало. – Откуда?
– Поморье, – Эля облизнула губы. Дамира прошибло с головы до паха, аж в пятках отдалось.
– Поморье, Поморье…. – он начинал туго соображать. Васильковые глаза, бесстыдно торчащие крохотные соски, приоткрытый рот. Он сходил с ума, когда бесцеремонно скользил взглядом по прелестям синеглазой.
Приворожила она его уже тогда. Сидя в собственном автомобиле, он намертво прикипел к ней. Навсегда. До скончания веков. С тех пор он даже сдохнуть не мечтал, переродиться – и снова всё сначала. А он переродится, вопреки всем и вся. Она его не отпустит ни на этом свете, ни на том, никогда.
– На море, что ли? На юге? – растерянно пробормотал Дамир, пожирая глазами губы.
– На севере. Архангельск, – синеглазая звонко засмеялась, как откинула паутину с глаз Дамира. Смотри, мол, внимательно, запоминай в деталях.
– А! – он ответил таким же счастливым смехом. – Ступил. Поймала. Давно в России не был, прости.
– Где же ты был? – вылупила глазищи Эля. – По-русски же говоришь!
– В Штатах, – он пожал плечами.
– Соединённых? – заскакали васильковые чертенята в глазах.
– В них, – он согласно кивнул, ожидая лавину вопросов, обычно сваливающуюся после подобного откровения. Предыдущим вечером он устал рассказывать про своё житьё-бытьё там, едва язык не отвалился. Хорошо, алкоголь сморил Равиля с Наткой раньше, а то наговорил бы какой-нибудь чуши, было бы стыдно наутро.
– Клёво… А можно, я тебя потрогаю? – засмеялась Эля и тут же обхватила плечи Дамира. Он ошалел, но с места не сдвинулся. Впитывал, запоминал, как юркие пальцы скользят по плечам, шее, лопаткам, грудной клетке, впрочем, почти сразу те вздрогнули и исчезли.
– Продолжай трогать, – шутя возмутился Дамир. Шутил он лишь наполовину, до дрожи хотелось продолжить, ответить такими же касаниями, провести ладонью по упругим грудям, скользнуть под майку у лопаток, спустить тонкие лямочки, прижаться губами к коже, почувствовать одурманивающий девичий запах. Почему-то издали казалось, что она пахнет чем-то горьким и до одури родным.
– Не, я убедилась, – Эля качнула головой, одёрнув майку. Лучше бы она этого не делала, целомудренный жест привёл к ровно обратному результату.
– В чём?
– Что ты живой. Знаешь, ты первый человек, которого я вижу, кто в Америке был. Я должна была убедиться, что ты не привидение.
– Убедилась? – он ухмыльнулся. Какая она…
– Ты и на самолёте летал? – очень в тему ответила синеглазая.
– На поезде приехал, – заржал Дамир.
– Ну и шуточки у тебя! – закатилась Эля.
– Может, ты меня ещё раз потрогаешь? – смеясь, с надеждой спросил парень. – Вдруг я первый человек, которого ты видишь, кто на самолёте летал.
– Не первый, – Эля беззаботно махнула рукой.
– Через океан? – он хитро скосил глаза. – Аж до Америки?!
– А, так… Так первый, – и, хохоча, потрогала за плечи.
Говорила Эля сущие глупости, младшая сестра Дамира – Карима, соплячка шестнадцатилетняя, и та разумнее изъяснялась. А трогала как женщина. В каждом движении укол по нервам в самую мужскую суть. Будто не по плечам потрепала, как погладила щенка, а ниже пояса скользнула, опалив горячим дыханием.
– Так значит, ты поморка? – Дамир всеми силами сбрасывал васильковый морок.
Сколько лет этой девчонке, кто родители – ничего неизвестно. Да и не привык он руки распускать вот так, без спроса. Не был девственником, целомудрием не славился, нравственностью не отличался. Но одно дело где-то там, в студенчестве, в Штатах, со взрослыми, знающими себе цену женщинами, другое – с васильковой поморочкой, заявившейся за каким-то лядом в Поповку, потерянную среди лугов Поволжья.
– Да, – кивнула Элеонора, названная в честь Элизабет Тейлор.
– И как тебе у нас?
– Хорошо, только ночи тёмные, но привыкнуть можно.
Интересная характеристика, почти удивившая Дамира, а может, он уже привык к Эле, её странным суждениям, выходкам, и ничему не удивлялся? Да и была правда в словах девчонки. О белых ночах в Архангельске здесь только слышали.
– А почему переехала? Архангельск – город, а здесь что делать? Коровам хвосты крутить, так здесь почти не осталось коров, – Дамир в удивлении пожал плечами.
– Я просто так сказала «Архангельск», чтобы понятно было. Мезень, слышал такой город?
– Нет.
– Вот, а о Заакакурье тем более. Деревня, не больше вашей Поповки, только красивей, – не без гордости добавила Эля. – Здесь колледж ближе, вот я и переехала к папке, – она небрежно повела плечом.
– Тебе сколько лет? – Дамир аж отодвинулся от неожиданности.
Всевышний! В колледж ей здесь ближе! В колледж с какого класса поступают? С девятого? С восьмого? Куда смотрит этот «папка», девчонка через поле одна шлындает, и в каком виде. Дамиру стало душно, он ещё раз глянул на Элю… Пойти набить морду, что ли, этому папаше. Мало, что ли, алкоголиков, дураков, пришлых, чтобы малолетнюю дочь выпускать из дома в таком виде?! О чём только люди думают? Да будь это не Дамир на машине, валялся бы сейчас этот ходячий, источающий порок, соблазн в канаве.
– Восемнадцать, перед выпускным исполнилось, – Эля засмеялась. – Не бойся, уже можно, я сама уголовный кодекс читала, – и выпрыгнула из машины.
Домой подъезжал неспешно, словно впитывал в себя окружающие пейзажи. Родное село, в отличие от Поповки, раскинулось вдоль берега Волги вольготно, широко, обеспеченно. Шумя садами, переливами петушиных песен, гомоном домашних птиц. Дороги укатаны слоем асфальта, в торце центральной улицы – белое кирпичное здание школы сверкало недавно установленными окнами.
Здесь имелись магазины, один центральный и несколько по окраинам села. Почта, здание банка, аптека, даже фельдшерский пункт стоял – по сути, небольшая, но всё же больница. Исправно работал детский садик, автобусное сообщение с райцентром и областным городом, водопровод. Мужики – не совсем пропащие алкоголики – были при деле. Летом всегда хватало работы, кто на местных фермеров трудился, кто на себя, да и женщины, в большинстве своём, пристроены. Местный люд не назвать богачами, но в сравнении с «поповскими» здесь жировали.
Дамир свернул на тихую улочку, с двух сторон окутанную свисающими на дорогу фруктовыми деревьями, и остановился у большого здания из жёлтого, огнеупорного кирпича. Простой, как куб, дом – трёхэтажный, без изысков, просторный, удобный, надёжный. Забор из такого же кирпича, высокий и неприступный, несколько неприметных камер по периметру, ворота простые с виду, металлические, выкрашенные в чёрный цвет. Максимально функциональные, не бросающиеся в глаза. Были в селе дома больше и вычурней, жёлтый куб смотрелся справным середнячком, не более.
Дамир лет до девятнадцати-двадцати был не в курсе доходов родного отца. Детей своих тот не баловал. Учились все в городе, отвозил и забирал лично, в последние годы – водитель, но Дамиру такая честь практически не перепадала. По заграничным курортам никто не отдыхал, брендовых шмоток не носил. Одежда была добротная, качественная, модная даже, но не более. Карима светила серьгами с бриллиантиками, были и у матери дорогостоящие украшения, но не Картье, не Булгари. Тогда Дамир о подобных торговых домах не слышал. Гаджеты были современные, но чаще раза в два года отец телефоны детям не менял. Потерял? Держи кнопочную Нокию и не ной. Сам виноват. В семье есть нужды важнее прихоти.
Увидев реальный доход компании, которой владел Файзулин-старший, Дамир долго не мог поверить. Он мог содержать не один единственный, относительно скромный дом в селе на Волге, а особняк где-нибудь на Юге Франции. Его дети могли учиться в Европе, а ходили в городской лицей. У его жены мог быть штат работников, а она крутилась по хозяйству с утра до ночи, не нанимая даже помощницу раз в полгода для мойки окон.
– Вот ты в школе как учился? – спокойно ответил вопросом на вопрос отец.
– Нормально.
– Отлично ты учился. И закончил с золотой медалью, потому что знал – тебе надо поступить в институт, поступить самому и на бюджет, оплатить тебе учёбу оплатят, но деньги оторвут от младших, нужд семьи. И ты поступил, учишься, привык головой думать, силы рассчитывать, деньги считать.
Дамир задумался, была в словах отца логика понятная парню. Дамир – парень, сын, старший. Ему необходимо было учиться, и не только профессии, но и жизни. Но сёстры… мать, эби, разве правильно, что они экономят, урезают себя? Справедливости ради, никакой нужды в семье не было, не узнай Дамир истинное положение вещей, подобный вопрос у него и не возник бы.
– А Карима? Кариме тоже необходимо учиться на отлично, поступить и закончить с красным дипломом? – Дамир усмехнулся. Не было никаких сомнений, Файзулин-старший отправит дочь в институт, вот только высшее образование ей понадобится, как третья нога. Галочка, если раньше замуж не выскочит, вернее, семья не выдаст, лет в девятнадцать. Какое уж тут образование? Муж, ребёнок, второй.
– Знаешь, сколько дочерей моих партнёров и знакомых покатились по скользкой дорожке, зная, что отец откупит, заплатит, пристроит? Девушка мгновенно может себя потерять, а с деньгами ещё быстрее. Когда Карима подрастёт, я устрою её будущее, вот тогда деньги и понадобятся, а пока пусть растёт в скромности. Про мать свою не беспокойся, она в курсе положения дел и полностью поддерживает меня.
– Она выматывается, мог бы нанять ей помощницу…
– Скажи об этой ей, если достаточно храбр, сын, – отец засмеялся, громко, раскатисто. – Твоя мать – молодая женщина, собственница, какой свет не видывал. В свой дом, свою кухню она не пустит ни одну женщину.
Дамир невольно усмехнулся, стараясь скрыть это от отца, не дело сына комментировать личную жизнь родителей. В свою кухню женщину она не пустит… а в постель, выходит, пускает.
– Не путай, сынок, семью, дом и мужа. Женщина не так дорожит мужем, как семьёй, а тем более домом. Когда-нибудь ты это поймёшь, а сейчас за работу.
Тогда Дамир не вник в слова отца, скорее всего, и сейчас, в тридцать два года, он не понял их до самого конца. В двадцать шесть же, когда подъезжал к дому детства, глядя на ветвистые, коряжистые яблони у ворот, не думал о них вовсе.
По тропинке, вдоль домов, плавно покачивая бёдрами, шла женщина. Увидев машину Дамира, она замерла на секунду, прищурила глаза, развернула плечи и пошла прямо на автомобиль, задрав нос. Юбка до середины бедра с четырьмя складками впереди, как на школьной форме, демонстрирующая не худые, скульптурные ноги. Обтягивающая кофточка, выставляющая налитую, тяжёлую грудь, туфли на устойчивом, высоком каблуке. Русая коса через плечо, глазищи в пол-лица, полные губы в яркой помаде.
Ох, и горячая эта Дашка. Фельдшер из местного медицинского пункта. Прислали её в село по направлению, если верить людям. В ту пору у неё уже был сын, неизвестно от кого пригулянный. Замужем Дашка не была никогда и не скрывала этого. По приезду ей выделили квартиру в коттедже с газовым отоплением, водопроводом и небольшим огородом, место в садике сыну, а потом и в школе, назначили хорошую зарплату. Да и жители не обделяли благодарностью, так что Дашка прижилась и, кажется, уезжать никуда не собиралась. А вскорости попалась на глаза Файзулину-старшему, с тех пор и вовсе зажила сытно. Обзавелась красивыми шмотками, ювелирными украшениями, а позже и подержанным красным Пежо 107.
Дашка – далеко не первая любовница отца, Дамир это точно знал. Лет в двенадцать, встретив на улице незнакомую женщину, как-то вдруг понял, кто она и что её связывает с отцом, после короткого, перекрёстного кивка между ней и родителем. Имени её Дамир не знал или не помнил. До Дашки же была Алла, такая же сочная, яркая деваха, смотрящая на односельчан сверху вниз, пренебрегающая общением с простыми смертными, не связанными с семейством Файзулиных. Другая бы стеснялась ходить в любовницах, но не Алла. Та вроде гордилась своим положением, а потом резко пропала, переехала куда-то на север. Поговаривали, вышла замуж за военного. Дамир сомневался, но уточнять не спешил.
Дашка же нос не задирала, положения своего вроде как стеснялась, на людях особенно не афишировала, хотя и моль белёсую из себя не корчила. На своём Пежо подвозила соседок, захватывала ребятишек из садика или школы, сама моталась по делам фельдшерского пункта или к сложным пациенткам, у кого давление высокое или диабет.
Постепенно людское осуждение превратилось в жалость, а то и симпатию. Действительно, бабий век недолог, а тут такой мужчина – Арслан Файзулин – незлобивый, щедрый, интересный, что ж теперь, век одной куковать? Да и лучше, чтобы чей-то мужик на Дашку залезал, а не свой, родной муж. А с такой фактурой, ясное дело, Дашка быстро себе найдёт мужичка. Так что в особом осуждении морального облика Дарьи односельчанки были не заинтересованы.
– Здравствуй, Дамир, – Дашка поравнялась с автомобилем, перекрывшим путь, пока ждал отъезжающие ворота.
– Здравствуй, коль не шутишь, – он мазнул взглядом по женщине. Хороша, ой, хороша.
– Надолго приехал? – женщина приветливо улыбнулась.
– На три месяца, – спокойно ответил Дамир. Делить ему с Дашкой нечего, амурные дела отца его не касаются.
– Хорошо отдохнуть тебе.
– Спасибо, – он зачем-то подмигнул пышногрудой и двинулся в открытые ворота.
В гараж авто загонять не стал, решил, что не помешает помыть после обеда. Пыль просёлочных дорог осела плотным слоем на эмали, превратив чёрную краску в серо-песочные, грязные разводы.
О проекте
О подписке