На следующее занятие я шла с неохотой, но все еще надеялась, что может быть по-прежнему. Я ошиблась как в этом, так и в том, что хуже быть не может. Было.
Ма стояла в стороне, когда мегера взяла поводок, на который я была пристегнута и вытащила меня вперед, где она стояла перед всеми. Потом началась моя ужасная дрессировка, которой мне никак не удавалось избежать.
Мегера командовала «Рядом!», куда-то шла и дергала меня вслед за собой. Я не успевала ни оценить возможность действовать, ни масштаб бедствия. Мне то и дело подавалась эта странная команда, а по шее приходился резкий рывок. Когда я отставала, меня дергали вперед, как только я ускорялась, меня дергали назад. Я так и не смогла понять, что нужно делать во время этой команды, но поняла другое: избежать наказания не удастся, а потому просто его ожидала, смирившись со своей участью.
Но мегере и это не понравилось, и в очередную свою команду она дернула меня так сильно, что я забыла о своих юных летах и решила показать, что перед ней не кто-то, а доберман, который может за себя постоять.
Кинувшись на мегеру, я попыталась укусить ее за руку, которой она держала поводок. Она пнула меня раньше, чем я успела клацнуть зубами, а потом резко рванула поводок на себя, и я не успела опомниться, как уже была прижата к земле.
Ма продолжала стоять в стороне и смотреть на то, как ее члена стаи обижает чужак. Она не вмешивалась. Она меня не защищала.
Значит, Ма не вожак и тоже нуждалась в защите.
Мегере я сдалась, заскулив и ослабив сопротивление. Я была слишком юна, чтобы оказать должный отпор. Но я обязательно вырасту и сумею постоять за себя и свою стаю.
А сейчас мне приходилось мириться с такой грубой дрессировкой, в которой я никак не могла разобраться.
Ма мне совсем не помогала, как бы я ни искала в ее глазах подсказки.
Сама же я усвоила только одно: когда мегера взялась за мой поводок, нужно не сопротивляться, а поддаваться на ее действия. Так будет меньше агрессии в мой адрес, и я останусь цела.
К примеру, на команду «Сидеть!» мегера захочет надавить мне на зад, а я опережу ее действия, опустив его на землю.
На команду «Лежать!» мегера станет тянуть меня поводком к земле, а я опережу ее действия и сама расстелюсь на земле. Правда, иногда ей это не нравится, и меня вздергивают вверх, а потом опять хотят потянуть вниз. Мегера в этот момент возмущается, чтобы я поправилась. Но что это значит, я пока не поняла, ведь по факту мне снова командуют «Лежать!».
Жизнь менялась до неузнаваемости!
С тех пор, как Ма стала водить меня на странную дрессировку, она и сама стала, как та мегера. Я не понимала, чем вызваны такие перемены? Может быть, я подросла настолько, что необходимо уже бороться за свои права? Но я не чувствовала пока еще в себе этих сил. Мне хотелось взаимной любви, поддержки и внимания. Хотелось, чтобы Ма занималась со мной, как прежде. Хотелось, чтобы она играла со мной и подольше гуляла. А вместо этого, меня выводили на улицу и каждую секунду резко дергали, крича «Рядом!». Что я понимала в такие моменты? Ма нервничает, на что-то злится и пытается меня уберечь от этого неизвестного «что-то». Я всячески высматривала его и пыталась защитить нас с Ма.
Иногда этим «что-то» были люди, проходящие мимо. А иногда собаки. Я чувствовала, как Ма напрягалась при их появлении. А когда они приближались, меня бил по шее рывок поводка, Ма кричала «Рядом!» и натягивала поводок так сильно, что мои передние лапы отрывались от земли.
И если изначально при встречах с собаками я лишь хотела познакомиться, то такие действия Ма говорили мне о том, что это чужаки и они угрожают нашей стае. А еще Ма, отрывая меня от земли, говорила, чтобы я заступилась за нашу стаю. Ведь приподнятая собака всегда доминирует, а значит, если другая собака не подчинится и не уберется с нашей территории, я вынуждена буду нападать.
Этот урок я освоила быстро и стала сразу же нападать на всех встречных собак, чтобы Ма лишний раз не пришлось нервничать и намекать мне на необходимость защиты.
Но что же во всем этом бедламе означала команда «Рядом!», я так и не разобралась.
Иногда Ма подавала команду, когда никого не было. Она дергала меня к себе, и я думала, что нужно идти возле нее. Но иногда она просто меня дергала. А иногда я отходила от нее и не слышала, что должна вернуться, поэтому я сделала вывод, что эта команда значит что-то другое.
А еще меня перестали кормить. Вообще. Еду я теперь получала лишь на занятиях, которые стали моим проклятием.
Как я ни показывала Ма, что не хочу на них ездить, она все равно силой затаскивала меня в машину, а потом силой тащила на площадку. И никакая еда не была для меня стимулом, чтобы лишний раз повстречаться с мегерой и ее методами.
Как я ни упиралась, мы снова оказались на дрессировочной площадке. Только в этот раз не было этой страшной мегеры, и все люди со своими питомцами отправились вглубь площадки, где стояли различные препятствия в виде бревен, лестниц и еще каких-то странных палок.
Мы с Ма стояли и наблюдали, как другие собаки пробегали по этим предметам, а через некоторые перепрыгивали. Мне захотелось тоже залезть на рядом стоящую горку, но Ма меня одернула.
Потом к нам подошел какой-то мужчина, оставив свою собаку сидеть в стороне.
– Начни с бума! – сказал он Ма. – Только держи крепче, чтобы не рухнула.
Ма повела меня к бревну, которое было приподнято над землей на ножках. Оно было не только высоким, но и узким, поэтому, когда меня на него стали затягивать, я уперлась лапами в его основание.
Как же часто в последнее время мне приходилось упираться! Неужели в нашей стае никого не интересовали мои интересы? Ведь я так мало хотела от жизни, но так много за это платила.
Ма взяла меня на руки и втолкала на бревно. Она держала меня одной рукой под живот, а второй тянула за ошейник вперед, заставляя двигаться. Под конец бревна я все-таки отважилась на самостоятельные шаги, но не потому, что перестала бояться, а потому что увидела конец своих мучений и рванула вперед. Ма отпустила меня, и я рухнула с бревна, подвернув под себя переднюю лапу.
Вскочила я уже на трех лапах, громко крича о своей боли. И о чудо! Ма села рядом со мной на корточки и стала меня обнимать и успокаивать. Она гладила меня, а я скулила, показывая, как нуждаюсь в ее ласке. В ней я нуждалась больше, чем в облегчении физической боли.
Но самое приятное, что наше занятие на этом закончилось. Ма отвела меня в машину и повезла, как мне показалось, домой. Но мы приехали в какое-то странное заведение, где сильно пахло чем-то неприятным. Меня завели в помещение, где подняли на стол. Подошла какая-то женщина в белом халате и стала ощупывать мою лапу. Я стойко перенесла осмотр, хоть и было немного страшно. Но внимание со стороны Ма были сейчас важнее.
– Перелома нет, просто ушиб, – сказала женщина в белом халате.
– Но она так кричала, – поддержала разговор Ма.
– Она просто сильно напугалась.
Я не понимала, о чем они говорили, но эта женщина мне понравилась. Она так нежно почесала меня за ушком, да и лапу осматривала бережно, ласково со мной разговаривая.
Ма сняла меня со стола, что-то сказала женщине, и мы пошли к машине. Я уже не чувствовала такой сильной боли, но предпочитала сильно не нагружать лапу.
А после нескольких дней постоянной заботы и внимания, прогулок без резких рывков и ласкового взгляда Ма я готова была хромать вечно!
Да, я быстро сообразила, что хромота дает мне множество преимуществ и избавляет от такой нелюбимой дрессировки. С того самого момента, как я захромала, мы ни разу не поехали на адскую площадку.
А еще вернулась моя кормежка, которую я не должна была заслуживать, выполняя какие-то непонятные действия.
Я снова была любимой дочкой, от которой ничего не требуют.
Как-то Ма, как обычно, ушла на работу, а вернуться забыла.
Я хорошо знала, когда она должна вернуться, ведь у нас, собак, хорошо настроены биологические часы. Мы всегда чувствуем время, когда возвращается любимый человек, и заранее уже сидим в ожидании.
А тут время пришло, а ее все не было.
Я стала волноваться. То лежала возле входной двери в надежде, что она вот-вот откроется и на пороге появится Ма. То подбегала к окну, запрыгивала на него передними лапами и смотрела, желая увидеть ее там.
Но время шло, а Ма не появлялась.
Я села у двери и громко завыла о своей тоске. Неожиданно из комнаты выбежал сын Ма и закричал на меня. Но он не обладал статусом, позволяющим мной командовать, а потому я не обращала на него внимания. И он ушел, не добившись от меня подчинения.
Я продолжала выть, периодически прерываясь на подкоп, совершаемый в основании двери. Мне казалось, я сумею вырыть яму, через которую выберусь и побегу искать Ма. Но яма не копалась, а нервы уже были на пределе. Тогда я решила унять тоску ботинком Ма, который так сладко пах ей.
Я лежала и мусолила его в пасти и не заметила, как сгрызла почти весь. И в этот момент пришла Она!
Моей радости не было предела! Я скулила, прыгала, кусалась, бегала по квартире, возвращалась и снова прыгала и скулила. Потом схватила разодранный ботинок и поднесла Ма, предлагая поиграть. Но она резко переменилась в настроении, выхватила у меня из зубов ботинок и стала меня им бить.
«За что? Я так долго тебя ждала, так радуюсь твоему приходу, а ты меня бьешь?» – думала я, уклоняясь от ее ударов по морде.
Потом досталось и сыну, который на ее крик выбежал из комнаты. Она долго его ругала за что-то, но он, кажется, тоже не понимал, за что.
Как же сложно было понять нашу Ма. В тот момент, когда нужно было радоваться, она ругалась. Если она не хотела играть, могла бы просто отказаться, зачем же было бить? Я бы и так все поняла. Хорошо, в следующий раз буду играть одна.
Хромать я не переставала, хоть иногда и забывала, на какую лапу это стоит делать. Но Ма ни о чем не догадывалась и на дрессировку меня больше не возила.
Как-то мы сели с ней в машину, и я напряглась, думая, что меня снова везут на адскую площадку, но мы приехали в райское место, где жил и когда-то работал со мной первый кинолог.
Когда меня выпустили из машины, я рванула на всех четырех лапах, забыв о своей симуляции. Моему счастью не было предела – мы снова играли с подругой, а Ма с кинологом стояли в стороне, наблюдая за нами.
Я периодически подбегала к ним и показывала, что готова работать, но никто не начинал меня дрессировать, и я снова убегала играть.
В какой-то момент наши безумные игры были прерваны, нас с подругой посадили на поводок и куда-то повели.
Подруга шла рядом со своей Ма и не поддавалась на мои провокации поиграть по дороге. А Ма снова стала меня дергать, крича «Рядом!».
Что же значило это «Рядом»? То ли нужно бежать вперед, то ли идти медленно, плетясь сзади. То ли перестать играть? Что?
– Ты задергала собаку! – возмутился кинолог, обращаясь к моей Ма.
– Она бестолковая и совсем не слушается!
– Не бывает бестолковых собак…
– А моя бестолковая! – зло ответила Ма и снова меня дернула.
– Ты ей сначала объясни, что от нее хочешь, а потом требуй!
Как бы я хотела понимать человеческий язык. Может быть, тогда бы я сделала то, что Ма так от меня требовала. Но я не понимала!
О проекте
О подписке