– Я тоже считаю, что плохо, – сказал крылан. – Но уже поздно.

«Отчего поздно?» – хотела спросить Эсме и вдруг заметила, что свет солнца как-то странно потускнел. Гроган опять посмотрел вверх, и она невольно сделала то же самое.

Белые паруса фрегата постепенно наливались зеленью – сначала они стали цвета молодой листвы, потом начали темнеть. Эсме затаила дыхание. Зеленый цвет делался все гуще и ярче, пока паруса не приобрели глубокий изумрудный оттенок и как будто засияли изнутри.

– Поздно, – повторил крылан. – Ладно, я полетел…

Он разбежался и прыгнул за борт, а потом взмыл в небеса, раскинув огромные крылья. Гроган ушел, переваливаясь и продолжая что-то бормотать себе под нос. Эсме ощутила, что по меньшей мере двадцать человек выжидающе смотрят на нее. Она залилась краской и спрятала лицо в ладонях.

Кто-то подошел к ней и встал рядом.

– Эльга-Заступница… – прошептала девушка. Теперь она вспомнила, что прочла на листке, приколотом к стене таверны. Рассказы, подслушанные там же, всплыли в памяти, но было и впрямь поздно что-то менять. – Не стоило мне выходить из каюты…

Позади раздался вздох.

– Очень правильный вывод, – негромко сказал капитан. – И такой своевременный. Что ж, давайте я представлюсь. Кристобаль Крейн, к вашим услугам.

– Пират, чью голову оценили в шесть тысяч империалов, – тихо проговорила Эсме. – Капитан фрегата с зелеными парусами, носящего имя «Невеста ветра». Вот угораздило меня…

Она глубоко вздохнула и отняла руки от лица.

Набросок на стене «Водяной лошадки» был совершенно не похож на оригинал. К тому же у магуса были удивительные разноцветные глаза: зеленый левый и синий правый. «Глаза зеленые или голубые… Особых примет нет». Теперь-то Эсме поняла, отчего он усадил ее лицом к иллюминатору: из-за того, что свет падал ему в спину, она не разглядела эту, как ни крути, особую примету, о которой наверняка знали если не в Тейравене, то в других портах.

«Я все испортила».

Капитан Крейн насмешливо улыбнулся.

– Не бойтесь, – сказал он, словно прочитав ее тревожные мысли. – Ничего не изменилось… почти ничего. Я все сделаю, как обещал, – вот только разберусь с одной проблемой.

– Это… – Она посмотрела вверх и залюбовалась изумрудно-зелеными парусами. Слова ускользали, в голове была гулкая пустота. Страх сменился растерянностью. – Это невероятно. Я не знала, что фрегаты вообще умеют менять цвет парусов…

– Строго говоря, обычные фрегаты этого и не умеют, – сказал магус. – ~Невеста ветра~ необычная.

Имя своего корабля он произнес как-то странно.

– Наше соглашение в силе, – продолжил Крейн. – Вы не узнали ничего такого, что могло бы всерьез навредить мне. Однако сейчас вам следует спуститься в каюту и оставаться там до тех пор, пока я не позову.

На этот раз приказ не был замаскирован под вежливую просьбу.

Когда дверь каюты закрылась за спиной Эсме, целительница некоторое время стояла и смотрела в пустоту, прислушиваясь к своим ощущениям. Взгляд фрегата снова сделался очень слабым – возможно, это капитан приструнил «Невесту ветра», заставил ее сосредоточиться на других вещах. На том, что ждало их впереди, – а Эсме уже не сомневалась, что предстоит сражение, иначе зачем магус так усердно выпроваживал ее с палубы? Что ж, на пиратском корабле должен быть собственный целитель. Вчера, наверное, они просто побоялись, что капитан умрет раньше, чем его донесут до «Невесты ветра».

У нее опять заболел затылок…

[Здесь тебе не место. Ты не справишься с таким количеством мыслеобразов, ты в нем утонешь, как в океане. Молись Эльге, чтобы этот пират сдержал слово и отпустил тебя в следующем порту. А куда девать его тайны, ты отлично знаешь.]

Прогнав знакомый неразборчивый шепот словно назойливую муху, она присела на край сундука – интересно, что внутри? – и закрыла глаза. Тело Эсме привыкло к качке. Сейчас, когда на стенах каюты не открывались глаза и воздух стал просто воздухом, а не густым и тяжелым киселем, на борту фрегата было бы даже приятно, если бы не смутное ощущение, что какая-то ее часть по-прежнему на палубе.

А потом, расслабившись, она ощутила фрегат полностью – от увенчанного тараном носа до высокой кормы, от киля до верхушки средней мачты. В корпус и паруса вросла пульсирующая золотистая сеть, которую невозможно было увидеть обычным зрением. В трех местах – ближе к носу, глубоко в трюме и где-то на палубе – в этой сети имелись плотные узлы, похожие на три маленьких солнца. Последнее солнце двигалось. Эсме почувствовала жесткий скелет, броневые пластины и прижатые к бортам зазубренные крючья, изменчивую лжеплоть, расположение всех органов и полостей – как тех, что предназначались для обитания двуногих существ, так и тех, что были нужны самому кораблю для каких-то загадочных целей. Она взглянула на мир его глазами, втянула воду сквозь его пасть и глотку, ощутила его настоящий желудок, в котором переваривалась рыба, и его брюхо, в котором прятались шесть маленьких лодок. Теперь она знала, что три резервуара в трюме заполнены чистейшей пресной водой; Плетельщик узлов не солгал вчера в таверне, когда сказал, что на «Невесте ветра» есть опреснитель. Знала она и то, что на борту сорок шесть живых душ, считая двух магусов, одного крылана, одного грогана и одну пассажирку.

Ветер нес их обеих – ее и «Невесту» – вперед, наполняя изумрудные паруса.

– Зачем ты мне это показываешь? – тихо спросила Эсме и не услышала ответа.

Время текло словно вода. Она смотрела на небо глазами фрегата и только по движению солнца понимала, что прошли часы, а не минуты. Ей было хорошо. Они шли обратно к Тейравену, почти что летели на крыльях попутного ветра, и это имело какое-то отношение к обезумевшему фрегату, «Морской звезде». Эсме оставалось лишь теряться в догадках – до этого дня ее познания о рыбокораблях были весьма скудными, а «Невеста ветра» могла только показывать, но не объяснять.

К тому моменту, когда на горизонте показались смутные очертания трех фрегатов, сцепленных друг с другом, Эсме уже почти забыла о себе и воспринимала мир таким, каким он представлялся «Невесте ветра».

[Добром это не кончится, вот увидишь.]

Первый сторожевой фрегат отцепился от «Морской звезды» и двинулся навстречу пиратскому кораблю, однако его команда оказалась недостаточно быстрой, и стрелометы «Невесты ветра» сработали первыми. Ответный залп сторожевика не достиг цели, потому что пиратский фрегат резко сложил часть парусов и повернул, уходя из-под обстрела с головокружительной скоростью.

Дальше все происходило столь же головокружительно.

«Невеста ветра» вышла с наветренной стороны, когда сторожевой фрегат еще не успел закончить свой маневр, и на полном ходу ударила его тараном в корму. Оглушительный вопль боли заставил Эсме прийти в себя, но до конца они с «Невестой ветра» не разделились, и девушка продолжила воспринимать происходящее теми органами чувств, что на самом деле принадлежали рыбокораблю. Паруса сторожевого фрегата опали, он закрыл свои огромные глаза и застыл на месте. Теперь его команде оставалось лишь ждать, пока пират возьмет судно на абордаж.

Однако это не входило в планы Крейна. «Невеста ветра» ринулась вперед, к замершим неподалеку кораблям, по-прежнему сцепленным друг с другом. Один из них выглядел как-то странно. Корпус «Невесты» сотрясла дрожь, и она мгновенно ощетинилась острейшими иглами, словно превратившись в огромного морского ежа. Приблизившись ко второму сторожевику, соединенному с «Морской звездой» точно такими же крючьями, «Невеста» вцепилась ему в другой борт – и три корабля стали единым целым. Начался бой.

И лишь тогда Эсме поняла, что среди сорока шести живых душ на борту «Невесты ветра» только она одна обладает целительским даром. Чудовищная, самоубийственная глупость. Наверняка кто-нибудь из членов команды умеет останавливать кровь и перевязывать раны, но как же эти люди занимаются столь рискованным делом, не заручившись помощью настоящего врачевателя, служителя Эльги?

Оцепенев, она наблюдала за битвой и вздрагивала каждый раз, когда чью-то плоть рассекала абордажная сабля. От бессилия ей хотелось кричать. Она ощущала всех людей, находившихся на борту «Невесты ветра», и не делала различий между своими и чужими. Она почувствовала и Эйдела Аквилу, когда тот перешел на борт пиратского корабля, держа в правой руке саблю, а в левой – что-то непонятное, какой-то сгусток тьмы. Эсме испугалась, не сразу сообразив, что это не ее страх, а фрегата.

– Крейн! – заорал наместник, размахивая странным предметом. – Я давно мечтал опробовать безумер на твоей красавице!

Капитан «Невесты» вместо ответа насмешливо поклонился – и Эйдел бросился в атаку. Два магуса двигались так быстро, что превратились в размытые тени.

Битва продлилась совсем недолго.

– Давно мечтал увидеть лорда Эйдела Аквилу на коленях, – произнес пират в полной тишине, насмешливо копируя интонации наместника. Тот и впрямь стоял на коленях, вытирая кровь с рассеченной щеки. Его держали на прицеле двое матросов с арбалетами. – Было бы грешно не воспользоваться таким шансом! Всем бросить оружие! – Голос Крейна раскатился над фрегатами, и не нашлось никого, кто бы ослушался. – Господин наместник, попрошу отдать мне безумер. Обещаю, после этого мы расстанемся без дальнейшего кровопролития. В ваших интересах не сопротивляться.

Эйдел медлил. Похоже, тьма в его руке и была тем самым безумером, который страшил «Невесту ветра» до такой степени, что воспринимался ею как бесформенное черное нечто.

– Я должен поверить? – севшим голосом вопросил наместник. – Я слишком много знаю о тебе, пират.

– Вы не обязаны верить, – просто ответил Крейн. – А я не обязан сохранять вам жизнь, но именно это собираюсь сделать.

– Еще один вопрос, – Эйдел улыбнулся, но улыбка вышла кривой. – Зачем тебе это нужно? Ты ведь знаешь, что произойдет в скором времени с «Морской звездой». Дай нам закончить начатое…

– Передайте мне безумер, господин наместник, – перебил Крейн. – Я не буду ничего объяснять.

– Ну ладно. – Эйдел пожал плечами. – Пожалуйста!

Его левая рука, до этого безвольно опущенная вдоль тела, взметнулась, раздался громкий щелчок – и бесформенное черное нечто полетело в сторону Крейна. Оно бы попало в цель, но тень, метнувшаяся к капитану, приняла удар на себя и упала на палубу, корчась от боли. Кроме самого Крейна, на борту «Невесты ветра» был еще кое-кто, способный двигаться с нечеловеческой скоростью.

Эсме в это время уже бежала наверх, не разбирая дороги.

Оказавшись на палубе, она бросилась к Кузнечику. У него в горле торчала странная штуковина из черного металла, похожая на небольшое копье с зазубренным наконечником, из которого выдвинулись четыре растопыренные «лапы». Из раны толчками выходила кровь, и вокруг юнги натекла уже целая лужа. Обычного человека в такой ситуации не спас бы ни один целитель, но этот мальчик был магусом. Хотя его глаза уже закатились, все‑таки оставалась слабая надежда. Очень‑очень слабая надежда.

– Вытащите его! – крикнула Эсме, прижимая пальцы к краям страшной раны. Кто-то выполнил ее приказ, и крови тотчас же стало еще больше. Прогоняя панику, она глубоко вздохнула, моргнула несколько раз и погрузилась в сердце-суть.

Цветок во тьме выглядел совсем не таким, как несколько часов назад. Почти треть его лепестков почернела и от легчайшего прикосновения ее эфемерных пальцев норовила рассыпаться в пыль, а оставшиеся на глазах темнели, увядали. Обнажился самый центр цветка – там, под куполом из плотно сомкнутых полупрозрачных листьев, виднелось человеческое тело, лежавшее на боку, с притянутыми к подбородку коленями. Он спал, и, если ее отчаянная попытка не увенчается успехом, должен был уснуть навсегда.

Она протянула к цветку пальцы-иглы и замерла в нерешительности.

Здесь нечего было шить.

[Его час настал. Кому-то суждено прожить долгую жизнь, а кто-то даже не успевает понять, что это такое – жизнь. Да, он милый мальчик, и ты почти забыла, что его соплеменник погубил твою семью. Отступись. Тебя не просили о помощи. Не трать силы зря.]

«Нет-нет-нет. Я так просто не сдамся».

Она потянулась к ближайшему лепестку, отсекла почерневшую часть одним движением пальца, на этот раз превратившегося в скальпель, а потом быстро соединила края. Лист на мгновение ожил, наполнился внутренним светом, но тотчас же погас, и чернота вновь появилась у самого его основания. Борясь с паникой, Эсме метнулась к другому лепестку, однако там повторилось то же самое. Бледно-лиловая ткань расползалась у нее в пальцах, превращаясь то в труху, то в бурую слизь. В цветке не было жизни, он умирал.

В полной тишине Эсме услышала свое хриплое дыхание и почувствовала, как колотится сердце в груди. Еще чуть-чуть – и она вывалится обратно в реальный мир. Если это случится, юнгу не спасет даже сама Эльга-Заступница.

[Ты не выпила ни одного зелья. Ты сейчас умираешь вместе с ним.]

«Все мы – лишь цветы во мраке. Мы вышли из пустоты и уйдем в пустоту. Без нас она лишена смысла и красоты, поэтому пусть будет много цветов и пусть будут те, кто всегда и любой ценой сумеет их защитить».

Она протянула руки к тому месту, где еще недавно располагались отмершие лепестки сердце-сути, подцепила новую нить в недрах своей сущности и вдела ее в иголку. Здесь нечего было шить, кроме пустоты. Но ведь цветок души рос в пустоте. И она, как сказал однажды Велин, не имела смысла без этого цветка.

Эсме прогнала сомнения.

Кузнечик открыл глаза и судорожно вздохнул.

Почему-то целительница не лишилась чувств. Она видела изумленные взгляды матросов, она понимала, что совершила чудо и подобного, наверное, уже никогда не повторит. Она не просто спасла чью-то жизнь – она выхватила душу из самых клешней Великого Шторма и его верных крабов.

И теперь на нее смотрели не только люди, но и фрегаты. «Невеста ветра», безымянные сторожевики и «Морская звезда».

Точнее, то, что раньше было «Морской звездой».

Угольно-черная шкура фрегата на глазах обрастала броней. Все палубные возвышения исчезли, обводы корпуса сделались гладкими и хищными. В корабле ничего не осталось от существа, предназначенного для служения людям. На месте мачт возвышались костистые отростки, от которых отходили кожистые складки парусов-плавников. Глаза жутковатого создания Эсме видеть не могла, но вполне представляла себе, как они смотрят.

– Весьма симпатичный новый член команды, – выдавил сквозь зубы наместник. Он по‑прежнему стоял на коленях и, казалось, не замечал, что его руки пронзили три арбалетных болта, а рукава промокли от крови. – Рад, что ты нашла свою цель в жизни, Эсме! Очень рад за тебя… Может, ты окажешь по…

– Ни звука больше! – Разноцветные глаза Крейна полыхнули, и Эйдел не стал испытывать судьбу. Эсме виновато опустила взгляд: если бы наместник успел произнести до конца ритуальную просьбу, она не сумела бы ему отказать. – Увести ее в каюту, быстро! Тейравен не оценил богатства, дарованного Эльгой, поэтому я забрал эту целительницу себе!

Наместник ничего не сказал, только судорожно улыбнулся.

– Возвращайтесь на свой корабль, – ледяным голосом произнес пират. – И не смейте нас преследовать.

– Мы еще встретимся, капитан Крейн. – Улыбка Эйдела превратилась в оскал. – Если только тебя не сожрет твоя любимая рыбка. И с тобой… – Он бросил обжигающий взгляд в сторону Эсме. – С тобой мы тоже обязательно встретимся.

«Не хотелось бы…» – подумала она и погрузилась в темноту.

[– Это неправильно, Велин. Что бы ты ни говорил, как бы ни уговаривал – это неправильно.

– Объяснись, пожалуйста.

– Я… не верю, что Клятва должна быть именно такой, какая она есть. Если меня попросит о помощи преступник, убийца – что же, выходит, я не сумею ему отказать? Он…

– Не заслуживает помощи?

– Да! И не надо снова твердить про цветы в темноте. Есть люди, которые… которым…

– Лучше было бы умереть, – спокойно договаривает учитель за нее и, поднеся к губам чашку, делает глоток. В последнее время он пристрастился пить обжигающе горячий чай и по вечерам все время кутается в одеяло, даже если в доме тепло. – Я мог бы рассказать тебе о силе слов – в том числе и тех, из которых состоит Клятва, – о том, что они суть нити, которые сшивают нашу жизнь воедино, делают ее целой. Но ты же на самом деле хочешь услышать кое-что другое. Знаешь… – Он на мгновение умолкает, а потом на его усталом лице появляется грустная улыбка. – Однажды я спас человека. Если бы я этого не сделал, многие бы потом погибли; однако есть и те, кого спасенный мною убил, – и их немало. Отчасти в том, что с ними произошло, есть и моя вина. Но если бы я ему не помог… если бы я бросил его… – Велин качает головой, и она вдруг понимает, что он сейчас скажет. – Я бы тогда не смог жить. В этом-то все и дело, Эсме. Ты не можешь отказать вовсе не из-за Клятвы. Ты просто не можешь отказать. Такова наша с тобой природа, и с этим ничего не поделаешь.]

Пробуждение было не из приятных.

Первым делом Эсме почувствовала слабость во всем теле – даже пальцем не пошевелить: руки и ноги превратились в тряпичные чехлы, набитые ватой, словно у куклы. Потом пришла боль – как будто кто-то пытался высверлить дырку в ее правом виске. Усилием воли ей удалось загнать эту боль в дальний угол сознания, но справиться с ней полностью не получилось.

Целительница осторожно приоткрыла глаза.

Взгляд «Невесты» тотчас же сфокусировался на ней. Он по-прежнему давил, но уже не казался слишком уж неприятным. Возможно, она привыкла. Из иллюминатора лилось мягкое розоватое свечение. Рассвет? Закат? Сколько часов она провела без сознания и что с ней делали все это время?

Кристобаль Крейн сидел на сундуке в очень неудобной позе – вытянув длинные ноги, облокотившись о переборку, – и дремал. Он почти сразу проснулся и, откинув волосы с лица, добродушно-укоризненно сказал:

– Вы нас здорово напугали, Эсме.

Тут целительница сообразила, что на ней мужская рубашка. Щеки и уши покраснели так, что, наверное, от прикосновения к ним могла бы воспламениться бумага. Магус виновато развел руками:

– Смею напомнить, там было много крови, и ваша одежда некоторым образом пострадала.

Кровь! Эсме тотчас же про все забыла и потребовала рассказать, что с юнгой.

– Он жив и здоров, – спокойно ответил капитан. – Но у него пропал голос. Он может говорить только хриплым шепотом, и то недолго.

– О-о… – Эсме закрыла лицо руками, снова ощущая противную слабость в теле. – Я опять не смогла все сделать как надо…

– Нет, это никуда не годится, – перебил Крейн, нахмурившись. – Вы чуть было не погибли, спасая едва знакомого юнгу на пиратском корабле. Знаете, сколько времени вы провели без сознания? Двое суток с лишним. Вся команда, можно сказать, на цыпочках ходит, разговоры только о здоровье госпожи целительницы – и после этого вы смеете сокрушаться, что чего-то не доделали?

Эсме опять покраснела и промолчала.