Цитаты из книг автора «Наталия Миронина»

– Надо. Надо поменять оправу… – кивнула она. – Обязательно. Обязательно надо поменять оправу. И обязательно надо пожениться. Нам, – сказал я неожиданно, – я тебе делаю предложение. Мне вдруг стало ужасно весело оттого, что моя жизнь вдруг сделала такой крутой поворот. – Таня, я делаю тебе предложение. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Ты согласна? Я обещаю тебя любить и очень хочу, чтобы ты никогда ни о чем не волновалась. Я позабочусь о том, чтобы жизнь твоя была уютной, спокойной. Я буду тебя любить и буду о тебе заботиться. Она улыбнулась: – Жизнь не может быть уютной и спокойной. Поверь мне. – Нет, это ты мне поверь. Жизнь может быть интересной, но при этом уютной и спокойной. Ты просто забыла, что это такое. Или не знаешь. Но я… – Саша, не спеши. Не торопись… Не торопись все мне рассказать. Не стоит этого делать. – Почему? – Мне не понравился ее тон. Он был немного насмешливый, холодный. – Долго объяснять. Поверь, больше ничего не стоит говорить. – Ты странная сегодня. – Нет, я не странная. Я решительная. – Она вдруг взяла свою маленькую шубку и прикрыла ею колени, словно мерзла в этом теплом помещении. Когда мне рассказывают про чутье диких животных, я смеюсь от души. Ничто не может сравниться с интуицией влюбленного человека. Татьяна еще не ответила на мой вопрос, всего лишь сказала два ничего не значащих слова, но я уже все понял. Мне стало ясно, что между нами сейчас произойдет то, чего больше всего на свете я боялся. Что отказ выходить за меня замуж мне покажется сущей ерундой, незначительной досадой по сравнению с тем, что я сейчас услышу. – Саша, нам не надо больше встречаться. – Она произнесла это спокойно, не глядя на меня. Она смотрела по сторонам, но делала это не из-за малодушия, а из деликатности. Она боялась увидеть меня жалким и раздавленным. – Вот и я говорю то же самое. Нам не надо встречаться, нам надо пожениться. – Я произносил эти слова и уже знал, что делаю ошибку. Что надо было промолчать, не суетиться с этой дурацкой фразой, что уже ничего не изменишь, не поправишь. Она так решила, значит, так и будет. Татьяна посмотрела на меня, и я увидел жалость. Но не ко мне, теперешнему, а к тому, которого когда-то привели в ее дом. И то мое жалкое прошлое разозлило меня и уничтожило. Внутри не было ничего, что могло бы поддержать сейчас. – Кольцо я оставлю на память. Ты не будешь возражать? Я не возражал – больше всего мне не хотелось сейчас препираться из-за этой маленькой коробочки, которую я так долго и тщательно выбирал. Я не хотел этого дешевого жеста, который повторяется везде и всюду при расставании влюбленных. – Я буду только рад. – Фраза прозвучала двусмысленно, но ни ей, ни мне не пришло в голову это заметить. – Саша, не ищи встреч. Иначе мне придется вернуться в Питер. А там, как ты знаешь, жизни у меня не будет. Пощади. Договорились? – Обещаю тебе. Я не буду тебя искать. С этими словами я встал из-за стола, рассчитался с подоспевшим официантом и вышел на улицу.

– Я так и знала – вы мстите мне, нам… – Кому это, нам? – Его родителям – мне и моему мужу. Формулировка не прошла незамеченной. Но виду я не подала, отреагировав только на главное. – Я не могу мстить родителям человека, которого я люблю. Это – безнравственно. Если вы понимаете, о чем речь. – Не надо язвить. – Отчего же? Вы мне читаете мораль, когда сами разбили семью. Молодую семью, которая только-только начала жить. Когда вы встречались с моим мужем, зная, что он женат, вас тонкости не интересовали. Когда вы уезжали, бросая сына, вы не волновались за него. Или волновались, но было что-то, что вам было важнее. Люся, вы не имеете права на эту встречу со мной. Никакого. Как не имеете права и на этот разговор. А потому я его прекращаю. Выход найдете сами.

– Тебе с молоком? – Да, и с сахаром. – Это не похоже на диету! – Вечером не буду наедаться. А сейчас хочу кофе с молоком. Большую кружку. – Ты просто сошел с ума. Вчера были конфеты и спагетти, сегодня – кофе с молоком и сахаром. – Жаль, у нас нет сливок. Густых и жирных. Завтра же куплю, и по утрам ты будешь делать мне кофе со сливками. – Тебе нельзя. – Можно. Из твоих рук можно все. – Кто-нибудь подслушал бы наш диалог! – На здоровье. Мне не жалко. Не хочу, чтобы завидовали, но отчего не поделиться счастьем. – А ты счастлив? – Да. – Он ответил на вопрос без всякой аффектации влюбленного. Он смотрел на меня просто и ясно, не намекая своим однозначным ответом на желание заняться со мной любовью. Он вообще ни на что не намекал, просто ответил на мой вопрос, охарактеризовал свое состояние. – Отчего так? – Я знаю отчего. Я думал над этим. Не очень хочется говорить – придется мысленно вернуться в Питер, а мы с тобой договаривались… – Валяй. – Я поставила чашку на стол и села напротив. – Знаешь, моя жизнь всегда была рваной и заплатанной. Детство – не хватало отца. Отрочество – не хватало матери. Тот возраст, который принято считать юностью, и вообще был похож на лоскуты – они оба отдалились. Это только психологи считают, что взрослым не нужны родители в том качестве, в котором они необходимы в детстве. Хотя, если честно, к тому времени я к этим вопросам уже относился несколько иначе – научился довольствоваться тем, что есть, и не подвергать анализу причины. Я понимал, что у нас все схвачено на «живую нитку». – Что это ты «портняжным» языком заговорил? – Не перебивай. Ты же была всегда. Во всяком случае, мне сейчас так кажется. Ты была всегда, но при этом оставалась абсолютно недосягаемой. Я не мог понять ни твои мысли, ни настроение, ни твои цели. И самое интересное, что при этом ты была абсолютно надежной. Дети это чувствуют… – Я тебя ненавидела… – Ты ненавидела моего отца, мою мать, а я попался под руку. Я это помню, как помнят зубную боль. Была и прошла. А в шестнадцать лет – смешно вспомнить, – когда у меня с отцом были отношения не очень хорошие, он решил вдруг воспитывать меня в строгости, а я воображал, что отобью тебя у него и женюсь назло ему. Дураком был, но уже тогда я все про тебя понял. – А как же эти все Вероники, Лены? Как же Зоя? – Да, Вероники, Лены, Зои. Как это лучше выразиться? Они – правда жизни. Физиология, условности возрастной группы. – Но Зоя?! Ты же так был влюблен! – Господи, вы, женщины, так любите копаться во всем этом. – Саша рассмеялся. – Я думаю, если бы это была действительно любовь, я не ушел бы от нее. Если бы это была любовь, я бы устроил так, чтобы и мы с Зоей жили, и ты была рядом. Я и тебя не оставил бы, и на Зое женился. Нет. Там, в этих отношениях, чего-то не хватало… – Ну да. Не хватало. Двадцати лет. Разницы. – Я тебя когда-нибудь назову дурой. И ты, пожалуйста, не обижайся. Если ты хочешь комплимент, вот он: ты очень здорово выглядишь, в тебе есть такая сила жизни и такой ум, что никакая молодость этим похвастаться не сможет. Но это не главное – ты нравишься мне, я люблю тебя. Люблю за потрясающую фигуру, грацию, за изумительный профиль. Но, главное, люблю за то, что описать невозможно, за то, что только можешь чувствовать, а, определив словами, обязательно соврешь. Кажется, в тот раз он так и не выпил кофе с молоком, мы занялись совсем другими делами…

– Если хотите, я при случае вам что-нибудь подберу. Этакое, «тихонькое», реалистическое… К вашей большой коллекции подобных вещей, это будет не очень сложно… – А ее посмотреть-то можно? Поближе, пеленку эту потрогать… А то вдруг там какашки настоящие. – Они тогда пахли бы, – невозмутимо ответила я, а Ледогоров расхохотался. – Вы – прелесть! Тут до вас одна дама работала, так я ее боялся как огня. Мне казалось, что она мне печень своими аргументами прогрызает. А вам будто бы и не надо ничего. Только поговорить. – А так и есть на самом деле. Я в Москве временно. Наверное, скоро уеду домой в Питер, – небрежно бросила я. – Я почему-то так и подумал. – Ледогоров задержал на мне взгляд. – В вас есть что-то такое… Северное…

никогда не говорила тебе, что ты меня спас. Два раза. Тогда давно, когда приехал к нам. И сейчас, когда твой отец ушел. «Приехал». «Ушел». Как много зависит от перемещений в пространстве, даже странно. Когда-то, когда я читала лекции, то любила повторять фразу Паскаля: «Все несчастья людей происходят из-за того, что они не умеют спокойно сидеть в своей комнате». Это немного о другом, но сейчас она мне вспомнилась. Саша, я даже

Сумасшедшие детские и юношеские влюбленности – нет, кажется, ничего более неловкого. Потом, в зрелости, вспоминается о них неохотно – уж больно много ошибок было сделано. Много неразумного, а потому и не помнится, и не видится то славное милое, что и составляло суть того времени. Времени, когда возраст позволял переживать и вместе с тем надеяться, что уж следующая любовь будет самой настоящей.

родительская иллюзия: «У меня будут дети, я буду их наставлять, но в мое отсутствие они поступят по-своему. Как поступила я».

«Девушки, прежде чем выйти замуж, надо с будущим мужем переспать, заболеть и съездить в отпуск!»

это проблема французов, а не русских, которым, правда, по выражению Достоевского, всегда есть дело до Пизанской башни.

только нахальство и самоуверенность дилетантов порой сдвигает дело с мертвой точки.