Пролог

Летний ветер, врываясь через открытую форточку в палату, лениво играл складками тяжёлой вишнёвой шторы и чуть-чуть разгонял полуденную жару. За окном, несмотря на летний полдень, царил полумрак.

У окна палаты, подняв вверх головы, стояли три молодые беременные женщины в солнцезащитных очках.

Солнце медленно выползало из закрывающей его тени – солнечное затмение подходило к концу. Когда сверкающий диск полностью вышел из тени, на улице стало светло, и на голые темно-зеленые стены палаты легли яркие блики, женщины отошли от окна:

– Да, не каждый день увидишь такое, – сказала одна из них, снимая очки.

Из угла палаты донеслись приглушённые рыдания. Молодая женщина несколько часов назад – в самый разгар затмения – родившая сына, безудержно рыдала, вцепившись левой рукой в массивный серебряный браслет, поблескивающий на запястье правой. В послеродовом отделении мест не хватало, и поэтому её положили сюда.

Женщины переглянулись. Соседка не вызывала у них особой симпатии: с самого первого дня она держалась замкнуто, отчуждённо и ни с кем не разговаривала. А ещё она была очень красивой – а этого женщины не прощают.

Рыдания стали сильнее. Поколебавшись, одна из соседок нерешительно приблизилась к кровати:

– Береника, что с тобой? Может, позвать врача?

Та, что звали Береникой, оторвала от подушки бледное, залитое слезами лицо. Блеснули синие глаза:

– Отстаньте от меня! Отстаньте от меня все! – едва слышно прошептала она, но эти тихие слова были полны такой странной, необыкновенной силы, что подошедшая отшатнулась.

– Отстали, уже отстали! Психопатка какая-то! – с обидой проворчала женщина и отошла.

Береника никак не отреагировала на эти оскорбительные слова – она вновь зарыдала, уткнувшись лицом в подушку. Женщина плакала ещё несколько часов – то затихая, то вновь захлёбываясь рыданиями, но когда ей принесли на кормление ребёнка, вдруг успокоилась:

– Я ему не позволю… Я им не позволю, солнышко моё! – скороговоркой шептала она, целуя сына.

Соседки недоумённо переглянулись.

Покормив ребёнка, женщина положила его на кровать и стала быстро собирать вещи. В сумку полетели полотенце, недочитанная книга, мыльница и зубная щётка.

В этот момент в палату вошла молодая женщина-врач:

– Вам нужно немедленно сдать анализ крови, – сказала она, пристально глядя на Беренику.

То, что несколько часов назад нашли в крови этой странной женщины, переворачивало медицину и тянуло, как минимум, на кандидатскую диссертацию, если не на Нобелевскую премию. Если только не произошла ошибка. Врачу не терпелось это проверить.

Береника повернулась к вошедшей, откинув со лба светлые волосы:

– Я ухожу из больницы. Прямо сейчас, – сказала она, закидывая на плечо сумку и беря сына на руки.

– Это невозможно, – растерянно пролепетала врач. – У вас всего четыре часа назад были роды, и по правилам…

– Мне наплевать на ваши правила!

Береника направилась к двери, но врач закрыла собой выход.

– Уйдите с дороги! – тихо, но властно сказала женщина.

И врач подчинилась. Береника ушла молча, даже не попрощавшись с соседками по палате.

В тот вечер больничным сплетницам было что обсудить.

Глава первая
Трудный разговор

Так уж устроена жизнь: все самые важные, поворотные, невероятные события происходят всегда неожиданно.

Однажды в первых числах мая Владислав проснулся глубокой ночью. Глянул на будильник – два часа. Диван, на котором обычно спал отец, был пуст, рядом с ним валялось упавшее на пол одеяло. Влад встал, поднял одеяло и снова забрался в постель. Из кухни донеслись приглушённые голоса. Он прислушался.

– …должен сам решать… Никто ни к чему не будет его принуждать, но он должен сам сделать выбор, – произнес приятный и звучный, хорошо поставленный мужской голос.

– Я никуда его не отпущу! – донёсся взволнованный и сердитый голос отца. – Это – мой сын!

– Говорите тише! – послышался высокий и мелодичный женский голос.

И затем снова мужской:

– Подумайте над тем, о чём мы говорили, – снова заговорил незнакомец. – Скоро мы встретимся снова…

– Это что – угроза? – спросил отец, в голосе которого теперь отчётливо звучала ярость.

И вновь тихий женский голос:

– У нас и в мыслях не было вам угрожать. Но вы всегда знали, что это время придёт. Оно пришло. Поговорите с ним. Иначе это придётся сделать кому-то из нас.

Скрипнула дверь кухни, а затем хлопнула входная дверь. Странные ночные гости ушли. Отец вернулся на кухню, и вскоре Влад почувствовал резкий запах сигарет. Отец курил до самого утра и ушёл на работу необычайно рано, не разбудив сына.

Странный ночной разговор взволновал Владислава, мальчик долго не мог уснуть. О чём говорили ночные гости?… Почему он не слышал звонка в дверь?… Заснул Влад ближе к утру, а когда проснулся, то оказалось, что в школу нужно собираться, как на самый большой пожар. Мальчик оделся в десять секунд и выскочил на прохладный утренний воздух Санкт-Петербурга. Однако, как Влад не спешил, он опоздал к началу урока и в очередной раз выслушал нотацию от классной о том, какой он безответственный и как запустил учёбу.

Первым уроком был английский язык. Владислава, к счастью, не вызывали. Затем была история – скучнейший из предметов, на котором весь класс тихо спал под заунывный голос учителя, вещавшего о событиях Столетней войны.

На большой перемене после второго урока «королева класса» Ира Швецева стала поддевать свою подругу Лену Лисьеву, рассказывая одноклассникам о том, что Лена, якобы, одевается в секонд-хэнде, редко принимает душ и у неё всегда грязные волосы – Ира «дружила» по особым, своим правилам.

– Швецева, отстань от неё, – тихо сказал Влад.

– Ой, народ, наш Измайлов в Леночку влюбился! – громогласно оповестила всех присутствующих Швецева.

Послышалось несколько сдавленных смешков.

– Отвяжись от нее! – глядя в упор на одноклассницу, повторил Владислав.

Однако, подколки Швецевой в адрес Лены стали ещё более едкими. Дальнейшие события развивались, как обычно: Лена, накричав на Иру, выбежала из класса в слезах, а Швецева с довольным видом резюмировала: «Совсем плохо у человека с чувством юмора – шуток не понимает. Что тут поделаешь»?

Влад сжал кулаки. Не то, чтобы он испытывал какую-то симпатию к Лисьевой, но выходка Швецевой взбесила его. «Ладно, – подумал Измайлов, – ты, Швецева, сама напросилась. Если не понимаешь слов, попробуем по-другому».

Лисьева вернулась в класс со вторым звонком и, заплаканная, села за заднюю парту.

…Молоденькая учительница физики склонилась над классным журналом, выискивая жертву. «Швецева, Швецева, Швецева», – закрыв глаза, повторял про себя Владислав. Он помнил, что Швецеву вызывали на прошлом уроке и поэтому вряд ли её вызовут снова, но очень часто у него получалось заставлять людей выполнять свои мысленные приказы. Влад никогда не задумывался о том, откуда у него эта странная способность, но с тех пор, как он узнал о ней, он часто и с успехом ею пользовался. А когда в семье была напряжёнка с деньгами, Влад покупал пару лотерейных билетов, и не было ещё случая, чтобы билеты оказались безвыйгрышными. «Швецева»! – услышал Влад голос физички и вздрогнул. Удалось. Снова удалось.

– Анна Сергеевна, вы меня на прошлом уроке спрашивали, – недовольно сказала Швецева, – а снаряд дважды в одну и ту же воронку не попадает.

– Попадает, Ира, попадает, и вот тебе доказательство. Бери учебник и иди к доске, – ответила учительница.

Ира взяла учебник и направилась к доске. Владислав, закрыв глаза, сконцентрировался… Швецева споткнулась на абсолютно ровном месте и растянулась во весь рост между партами. Секунду в классе стояла мёртвая тишина, а затем весь класс захихикал. Влад, с сосредоточенным видом перелистывая учебник физики, сделал вид, что он тут совершенно не при чём.

После урока Ира зло говорила о том, что что-то толкнуло её в спину так резко и сильно, что она едва успела подставить руки, чтобы смягчить падение.

К счастью, всё когда-нибудь заканчивается. Закончился и этот бесконечный школьный день.

Влад пришёл домой, бросил на кресло сумку с учебниками и направился в кухню. Он плюхнул в кипящую воду полпачки пельменей и включил радио. «Не стоит прогибаться под изменчивый мир…», – донеслось из динамика. Парень усилил звук – это была одна из его любимых песен.

Пельмени, как обычно, расползлись – Влад их переварил. Съев разлезшиеся пельмени и напившись чаю, Владислав перемыл посуду и вернулся в зал. Он включил видик, забрался на диван и взял в руки любимую гитару…

Отец Владислава, Александр Яковлевич, высокий черноволосый мужчина лет сорока, вернулся с работы на удивление поздно. Он был угрюм и молчалив. Едва поздоровавшись, он ушёл на кухню, заперся там и весь вечер курил. Так продолжалось две недели. Всё это время отец с сыном практически не разговаривали. Влад ни о чём не расспрашивал отца, зная по опыту, что это бесполезно.

– Сын, нам надо поговорить! – однажды субботним утром обратился отец к Владу.

Они сели рядышком на диван. Александр Яковлевич долго молчал.

– Я даже не знаю, с чего начать, – сказал он наконец. – Поэтому начну с самого начала.

Александр Яковлевич встал, подошёл к книжному шкафу, взял с верхней полки одну из книг и вернулся к дивану. Он открыл книгу и протянул Владу фотографию красивой светловолосой женщины с выразительными синими глазами. Из той же книги он вынул и какой-то клочок бумаги.

– Это – твоя мать, – сказал отец Влада, указывая на фото.

Мальчик впился глазами в фотографию, которую он видел впервые. На фотографии, размещённой на надмогильном памятнике – единственной фотографии матери, которую до сих пор видел Влад – его мать выглядела далеко не так привлекательно.

Владиславу Измайлову вскоре должно было исполниться тринадцать лет. Это был высокий черноволосый подросток с яркими синими глазами и смуглой от природы кожей. С самого детства его воспитывал отец, который пресекал любые попытки сына заговорить о матери. Единственное, что Владислав знал – это то, что его мать звали Береникой, и то, что она умерла практически сразу после его рождения.

– Береника спасла мне жизнь в самом прямом смысле этого слова, – продолжал между тем Александр Яковлевич. – Мне в ту пору было двадцать четыре года. Я собирался жениться, вовсю шла подготовка к свадьбе, но за три дня до бракосочетания меня бросила невеста – день для этого она выбрала, надо сказать, как нельзя более подходящий – четырнадцатое февраля. Кольца были уже куплены, приглашения разосланы, ждали приезда гостей… Природа просыпалась после долгой зимней спячки, город был полон влюблённых целующихся парочек, я бесцельно бродил по улицам, ощущая себя чужим, лишним и никому не нужным. Это страшно, когда тебя предаёт и бросает человек, которому безоговорочно верил.

И вот в таком минорном настроении я случайно забрёл на Балтийский вокзал. Увидел подходящую к перрону электричку. Решение пришло быстро – туда, под колёса, и всё закончится, и никому не нужно будет ничего объяснять… Наверное, это глупо, – продолжал отец, перехватив удивлённый взгляд сына, – но тогда мне так не казалось. Я совсем уже было собрался прыгнуть под приближающийся состав, как кто-то схватил меня за руку и оттащил от рельсов. Обернувшись, я увидел девушку с огромными синими глазами, крепко державшую меня за руку: «Не стоит, – тихо сказала она. – Даже если вас предали и бросили. Этим вы сделаете хуже только себе и своим близким. У меня тоже тяжело на душе. Давайте отомстим. Меня зовут Береника. Если вы не против, я займу место вашей невесты».

– Все произошло так неожиданно, – продолжал отец, – что мне и в голову не пришло спросить у девушки, откуда она знает, что именно со мной случилось. Я вообще ни о чём не расспрашивал Беренику – мне было достаточно того, что она спасла меня от смерти и от позорной необходимости объяснять родственникам причины, по которым не состоится моя свадьба.

Мы с Береникой отправились прямо во Дворец Бракосочетаний. Нужно было уговорить регистраторшу позволить нам переписать заявления, чтобы расписаться в тот самый день, на который была назначена моя свадьба с Татьяной. Во время всего моего разговора с регистраторшей Береника ничего не делала внешне, она не произнесла ни единого слова – только пристально посмотрела на женщину – и неумолимая дама вдруг смягчилась. Но тогда я не обратил на это внимания.

Вечером я сказал родителям о том, что свадьба состоится в намеченное время, но у меня будет другая невеста. В эти три дня, оставшиеся до регистрации, Береника не разрешала себя провожать. Мы обычно расставались с ней в центре города, и она уходила, предупреждая: «Только не вздумай за мной следить». Это меня удивляло. Со стороны невесты на свадьбе никто не присутствовал, позже на похороны также никто не приехал. Мои родственники шептались о том, что все это очень странно, но мне было всё равно. Через три дня Береника стала моей женой. После свадьбы мы сняли квартиру и стали жить отдельно – у Береники были деньги. Не знаю откуда, но были.

Как-то раз мы столкнулись в городе с Татьяной, моей бывшей невестой. У неё просто челюсть отвисла, когда она увидела твою мать, – сказал Александр Яковлевич с улыбкой человека не мстительного по натуре, однако, жаждущего справедливости, – ведь Береника была настоящей красавицей… Очень скоро я начал замечать определённые особенности, которыми она обладала, – продолжал он. – Я понял, что моя жена умеет читать мысли, обладает великолепной реакцией, а также понимает и умеет подчинять себе животных. Береника была полной вегетарианкой, но это не казалось мне странным. В то же время у нее было абсолютное незнание многих элементарных вещей. И нередко она задавала странные вопросы. Однажды твоя мать спросила меня: «Саша, а как писать правильно – Иран или Ирак?» Я подумал было, что это шутка. Оказалось, она спрашивает всерьез. И она совершенно не умела готовить, – с легкой улыбкой добавил отец.

Береника курила странные – тоненькие и никогда не виданные мною ранее – сигаретки, распространявшие приятный запах лаванды. Она ничего мне о себе не рассказывала, отмахиваясь ото всех моих вопросов, или говорила, что мне это знать совсем не обязательно. Честно признаться, это со временем начало меня раздражать.

В доме, в котором мы снимали квартиру, этажом ниже жил алкоголик. У него была огромная, старая, злобная и вечно голодная овчарка, которая лет десять держала в страхе весь подъезд. Хозяин не только и думать забыл кормить собаку, но и напрочь забывал о поводке и наморднике, а также часто выпускал овчарку одну во двор. Бывало, собака выскакивала из квартиры в подъезд, и, случалось, кусала кого-нибудь из жильцов. Как-то вечером мы с Береникой возвращались из магазина и увидели, как овчарка вырвала котёнка из рук гулявшей во дворе девочки. Ребёнок с криком побежал за собакой. Старухи, сидевшие на лавочках, заохали и замахали руками.

Береника выкрикнула несколько слов на незнакомом мне языке, и собака, точно натолкнувшись на невидимую преграду, остановилась. Глаза овчарки встретились с глазами Береники, собака разжала зубы и невредимый котёнок, упав на землю, со всех ног брызнул к отдушине, ведущей в подвал. Девочка за ним. Подчиняясь взгляду Береники, овчарка подошла к ней. Твоя мать положила на огромную голову собаки свою маленькую руку и несколько минут пристально смотрела ей в глаза. Затем она вытащила из сумки кусок колбасы и, положив на ладонь, протянула собаке. Овчарка, спеша и давясь, схватила угощение. Мы отвели собаку домой. Я минут семь жал на кнопку звонка, прежде чем хозяин-алкоголик всё-таки открыл дверь. Едва держась на ногах, он смотрел на нас воспалёнными и ничего не понимающими глазами.

– Камень вам нельзя доверить, не то что собаку! – зло сказала Береника, рукой отодвигая алкоголика к стене, чтобы дать возможность овчарке пройти в квартиру.

В тот вечер твоя мать была необычайно тиха и задумчива.

– Кончать с ней надо, – грустно сказала она, качая головой. – Собака старая, и, к тому же, у неё несовместимая с жизнью болезнь. Её давно бы уже нужно отвести к ветеринару и усыпить, чтобы не мучилась. Кроме того, овчарка вечно голодная. Как бы беды не случилось. Набросится ещё на кого-нибудь из детей, не ровен час, и загрызет.