Я всегда пытаюсь говорить открыто, когда есть возможность, а такого почти не бывает. Кругом уши отца – главная проблема моей жизни. Так хочется свободы… поэтому иногда болтаю, когда вот так попадаются люди готовые слушать. Ведь разговоры по душам отличный способ сэкономить на психологе и с кем-то разделить свою участь. Возможность создать иллюзию свободы. Иногда просто срывает крышу. Не люблю конечно, когда жалеют, но иногда хочется кому-нибудь рассказать, чтобы знать наверняка – всё это когда-то действительно было, а не просто плоды фантазии. Чтобы хоть немного сбросить с себя тягучую смесь вины и обиды, которая тянет ко дну и иногда просто безжалостно душит. Тем более мне хотелось как-то оправдать ситуацию перед соседом, отец ведь мог наговорить чего только в голову взбредет.
На миг я вспомнил – мне ведь на всё фиолетово… может ну его? Но эти чувства заглушили мысли посильнее. Не хотелось быть для этого странного парня обычным своевольным юнцом, которому просто нечем заняться и для которого побеги из дома служат своеобразным развлечением. Я подвинулся ещё немного к стенке. Снял грязную обувь, забросив её подальше под полку и сел, скрестив ноги. Потом укрылся одеялом. В купе было довольно тепло, но всё же из-за непрекращающегося дождя хотелось укутаться. Теперь мои руки из горячих превратились в холодные, и я также спрятал их под одеялом. Зябко…
– Самое раннее моё воспоминание о том, как умерла мать. – Именно о ней я думаю каждый раз, когда на улице сгущается темнота. – Она долго болела, постоянно плохо себя чувствовала, но всегда была со мной приветлива. Наверное, она меня любила, но точно я уже и не помню. – Может соседу могло показаться странным, что я так быстро открылся, но на самом деле всему есть причина. Хотя конечно сейчас я и сам себя плохо понимал, но это не помешало мне продолжить. – Когда выносили её труп, я всё время плакал и цеплялся за гроб. Отец велел всем служанкам любым способом закрыть мне рот. У нас был полон дом его деловых партнеров… Он с такой легкостью превратил похороны жены на фарс…
– Продолжай. – Послышалось откуда-то сбоку.
Я и не заметил, как застыл. С осторожностью взглянул в глаза соседа и увидел в них одобрение. Именно его мне всё время так не хватает.
– После этого мне часто снились кошмары, как мою мать забирает тьма и уводит с собой, так как умерла она ночью. В итоге я стал бояться темноты, как ты уже знаешь. Мне казалось, что она поглотит меня так же, как и её. Однажды заберет с собой.
Сосед слушал очень внимательно, я и сам прислушивался к своим словам, и они казались мне небывалым откровением.
– Узнав о моем страхе, отец лишь посмеялся и посчитал это изъяном, а ему ведь нужен был идеальный сын! Потом ему это надоело, и он стал запирать меня в чулане на долгие часы пока я не переставал плакать, или пока он не уставал следить за временем. Папаша называл это лечением. – На секунду в голосе отразилась переполняющая мои воспоминания злоба. Мне даже казалось, что она просочилась в воздух и теперь отравляла всё вокруг, горечью цепляясь за язык. – Не знаю, что именно помогло мне не бояться темноты так сильно, как прежде. Обычно я начинал задыхаться, и паника заставляла меня рвать на себе одежду, пока однажды я просто не успокоился. Знаешь, как это бывает? Просто понимаешь, что тебе что-то мешает. Вот и я понял, что страх ни коим образом не поможет освободиться. Когда начинал задыхаться, старался ни о чем не думать и дышать глубоко. Потом я научился врать, и перед тем, как идти на лечение, всегда брал с собой фонарь. Темнота, что всегда казалась мне страшным зверем с длинными лапами бежала от одного маленького лучика моего фонаря и я почувствовал себя обманутым. – Невольно вырвался истерический смешок. А как иначе? Разве все это действительно не смешно? – С тех пор мне больше не было страшно ведь я знал – всё обман. – На секунду я забыл о том где нахожусь и вновь испытал былую обиду. Слова и так лились потоком. Нужно это прекращать. – Я стал перечить отцу и делал всё, чтобы его разозлить. С тех пор так и живем: я бунтую, а он пытается меня приручить.
Под конец я старался говорить быстрее, поскорей закончить с этим. Не скажу, что было неприятно, ведь иногда хочется, чтобы был кто-то, кто тебя поймет и не осудит, но не стоило забывать, кто кого и зачем нанял.
– Теперь твоя очередь! – Сказал я, вновь посмотрев в сторону соседа.
Парень долго и задумчиво смотрел на меня. Потом достал пузырек и высыпал две маленькие круглые таблеточки себе на ладошку. Он гипнотизировал их взглядом, слегка потирая круглые поверхности большим пальцем. Я и не заметил раньше тонкую бледную полоску шрама, что тянулась через всю ладошку от одного угла к другому. Сосед молча глядел на таблетки и на мгновенье мне показалось, что сейчас он бросит их назад в бутылочку, но он сжал кулак и снова о чём-то задумался, а потом спросил:
– Было страшно лечиться?
Сейчас он больше походил на маленького ребенка и скорей всего в этот момент в нем говорил именно он. Испуганный маленький ребенок, который есть внутри каждого из нас. А я задумался над вопросом, который сейчас показался мне правильным. Разве мог он спросить что-то другое? Было ли мне страшно лечиться? Часами сидеть в замкнутом чулане и неумело молиться, чтобы мать не пришла за мной из темноты? Да было страшно! Но в итоге спустя годы я спал ночами спокойно! Ну, по крайней мере, более-менее. Куда лучше прежнего. Победив страх, я наконец смог научиться управлять своими чувствами.
– Так же, как и болеть. – Ответил я. – Нужна смелость не только для лечения, но и для того, чтобы принять сам факт существования болезни. Многие думают, что если отвергаешь факт существования чего-то, то этого по сути и нет, но ведь всё далеко не так просто. Согласен?
Сосед не ответил, но, наверное, мои слова его убедили, так как он аккуратно поднес руку ко рту и проглотив таблетки запил их водой. Бутылку он достал из-под подушки. Видать готовился.
– Что-то серьезное? – Не скажу, что больно интересно, но и не совсем пофигу.
– Долго рассказывать…
– А мы спешим? Поезд только выехал и прибудет не раньше, чем через два дня. Еще и ночь впереди.
– Не знаю с чего начать… Не думаю, что это хорошая идея.
Сосед начал было отворачиваться к стенке. Нужно что-то предпринять пока он не замкнулся в себе! Честно, я плохо понимал, чем вызван мой интерес к этому человеку, но не собирался упустить шанс его удовлетворить. Для меня это явление очень редкое…
В разговорах по душам важно не пропустить момент. Так однажды сказал преподаватель психологии. Голова работала быстро и через секунду я вспомнил нужную информацию и все лекции профессора. Мой мозг действует немного по-другому, чем у остальных. Я не вижу в этом повода для гордости, ведь нет в ней смысла, когда не с кем её разделить. Другие люди кажутся мне слишком плоскими и от этого я всегда испытывал обиду. Как там сказал кто-то из великих? Горе от ума? Только одному человеку это всегда льстило… Как говорит отец он породил гения и иногда видя его довольную физиономию, так и прет жалость, что не дурачком родился. Поубавилось бы самодовольства у родителя…
И все бы ничего, вот только, когда голова не находит ответа и мысли заходят в тупик, мозги посылают сигналы, и я начинаю задыхаться под приступами паники, хотя почти всегда мне удается вернуться в нормальное состояние ещё на первых секундах. Так что там говорил профессор?
– Когда я впервые остался наедине с отцом после смерти матери, он не попытался мне что-либо объяснить. Как будто шестилетний ребенок должен и так всё понимать… И то, что он тогда сказал я никогда не забуду! Он не пытался меня утешить, и не сказал эту грёбаную фразу: «Все будет хорошо». Нет! Он сказал, что теперь у меня на один изъян меньше! Он сказал: «Поздравляю». Чертов ублюдок… – На лекциях профессор говорил, чтобы человек вам доверился, нужно сначала самому раскрыться. Самому стать уязвимым и разрешить собеседнику разделить с вами какой-то важный момент из жизни. Лучше всего, если это будет горе, так как одним из сильнейших чувств человека является жалость.
Наконец сосед сел на своей койке и с пониманием посмотрел мне в глаза. От этого взгляда стало намного теплее, чем от одеяла. Впервые в жизни я рассказал об этом постороннему человеку. Нужно говорить дальше, о чём угодно, пока он не заговорит сам.
– Странно правда? С незнакомыми людьми говорить намного проще, когда рассказываешь тайны. Выговариваться проще. Это потому, что ты знаешь, что тебя не осудят, и этого человека ты больше не увидишь. Он заберет твои тайны с собой.
Наконец сосед тяжко вздохнул и начал свой рассказ.
– Я помню, как впервые лишился дома. Моих родителей тоже забрала ночь. – На секунду он умолк. Проглотил ком в горле и стал рассказывать дальше. Я отвернулся и уперся взглядом в потолок, чтобы ему было проще. – Я тогда был во втором классе. Мне только исполнилось семь лет. Буквально через месяц они, как бывало иногда оставили меня дома, а сами уехали за покупками в город. Мы жили в частном секторе недалеко. Больше я их не видел. Целую ночь я просидел в шкафу, слушая завывание ветра и стук тяжёлых капель о крышу. Думал, это никогда не кончится и стук никогда не прекратится. Знал, что родители не вернутся – поэтому и спрятался. Мне не было страшно, но впервые за всё время дом казался мне огромным и пустым, а в шкафу было место только для меня одного. Утром я узнал об аварии, и что в живых не осталось никого, кто смог бы обо мне позаботиться. Дальше детдом. И всё время я просто хотел домой…
Второй раз я потерял дом, когда вернулся. У родителей было много сбережений, и главным был огромный участок с уютным семейным гнёздышком. Но за годы моего отсутствия его несколько раз грабили. Подростки развлекались там и устраивали своего рода тусовки. Не таким я представлял себе возвращение… Ты даже не представляешь, как противно было от мысли, что эта единственная память о счастливом детстве превратилась едва ли не в помойку. Это был больше не мой дом и все воспоминания о нём, которые я хотел возродить вернувшись, канули в небытие.
Мне стало действительно интересно. Видимо над чем-то задумавшись сосед умолк и как-то нервно потер горло, а потом грудь.
– У меня в детстве не было мечты. Все хотели быть пожарными, полицейскими, или врачами, а я просто хотел, чтобы все шло своим чередом. Но когда за мной закрылись двери детдома я понял, что хочу одного – домой. Я был не похож на других ребят, которые просто не видели жизни и думали только о том где украсть еды, или как отлинять от уроков. Я же видел жизнь во всём.
Часто ночами, когда не мог уснуть, я думал о том времени, когда смогу вернуться и эта мысль грела меня. Повзрослев понял, что всё время поддавался детским мечтам и что дом этот совсем не такой, каким я его запомнил, но это лишь помогло мне хотеть большего. Хотеть свой дом где не было бы плохих воспоминаний, а только те, которые я сам создам. Страх обычно парализует, блокирует сознание и ставит на колени, но меня он всегда подстрекал к действию. Когда я боялся пауков, то брал их в руки, когда боялся высоты, то залазил на самые высокие деревья. Однажды даже залез на крышу. Я всегда дрался до последнего ведь знал, что если отступлю, то потом буду всегда так делать.
Обстановка становилась всё более и более уютной. С каждым произнесенным словом мне казалось мы делали шаг навстречу друг к другу. Сокращали расстояние между нами от незнакомцев к собеседникам, которые делили общую тайну.
– Так ты собираешь деньги на дом?
– Уже нет. – Ответ прозвучал очень вяло, но спокойно. Мне даже показалось, что соседа это насмешило.
– Почему?
Теперь сосед улыбался в открытую.
– Потому что страх всегда подстрекает меня к действию. Мне больше не нужен дом.
– Так ты все же смертельно болен? – Задавая вопрос я рылся в рюкзаке пытаясь вытащить несколько яблок отчасти, чтобы скрыть едва заметное смущение.
– Смертельно, это да, а вот что до болезни, так это вряд ли.
На удивление ловко сосед поймал в воздухе яблоко и принялся тереть его о свитер. Ответ меня удивил.
– А что тогда?
– Отравление.
– Реальностью?
– Отчасти. – Сосед не выглядел больше удрученным, а во мне разыгрывался интерес. Когда мы доели яблоки я всё же не выдержал и спросил:
– Так что там с твоим домом?
– Он у меня был. Не долго правда… Если хочешь, чтобы что-то сохранилось навечно лучше это никому не показывать!
– А ты показал? – Мне и самому мой вопрос показался слишком настырным и наивным.
– Её звали Наташей. Моя вторая любовь. Первая предала меня ради денег, что я тяжело, но пережил, так как у меня была мечта. А вторая моя любовь предавая забрала и её.
Он сказал это так непринужденно, что сразу стало ясно насколько сильно его это задевает.
– Все бабы одинаковы!
– Ну не скажи… Одна была блондинкой, другая – брюнеткой. А ещё рост тоже был разным. И характер. Первая предала ради денег, вторая – хрен его знает почему…
– Не смогла ответить?
О проекте
О подписке