Глава 4
Пустые надежды

В воскресенье у меня раскалывалась голова и болели все мышцы, будто по мне пробежался табун бегемотов. Это было непривычно, учитывая, что нагрузки на репетициях гораздо выше, чем при бестолковом прыганье на концерте. Воспоминание о том, что теперь я лишена своих занятий в танцевальной студии, привело меня в полное уныние, и я полдня провалялась в постели. Несмотря на мамино приглашение прогуляться по парку. Тому самому, который по ночам ни фига не освещается.

Я потянулась за телефоном и услышала, как хлопнула входная дверь. Ну вот, мама ушла одна, а я еще даже не завтракала. Я выползла на кухню, налила себе чаю и врубила музыкальный центр на полную мощность. Для поднятия настроения. Но музыка не потребовалась, и лампочка счастья в груди зажглась сама по себе. На экране телефона висел смайлик-сердечко. Трясущимися от нетерпения пальцами я сняла блок и уставилась на данные отправителя. Номер скрыт. И тут же засекреченный абонент отправил мне следующее: «Почему ты ушла от меня?»

Ну так и есть, точно, уверилась я – Егор шлет мне примирительные эсэмэски. Значит, вчера в клубе он мне не примерещился, не явился в пьяном бреду, а был на самом деле. И история наша еще не закончена. И у меня есть шанс вернуть его. Непонятно, правда, почему пишет со скрытого номера.

«Гор, это ты?» – уточнила я.

«Можешь называть меня как тебе нравится. Только, пожалуйста, вернись. Не отталкивай меня».

Я отложила телефон. Быть может, это вовсе не Егор пишет мне? Что за странные шутки?!

Лампочка счастья помигала-помигала и выключилась. Тут же появилась еще одна эсэмэска, уже от Верочки – моей тренерши.

«Валерия, добрый день. Почему ты не посещаешь занятия?»

Пришлось ответить ей, что до каникул на занятиях не появлюсь и в Москву на конкурс не поеду. И все из-за мамы.

Оставшиеся полдня я провалялась на диване, пересматривая навеянный недавним разговором с Вербицким «Властелин колец» и чувствуя легкую неловкость за наш с ним первый и, по всей вероятности, последний разговор.

В понедельник Макс на первый урок не явился, зато Кисличенко присутствовал во всей красе.

Даже не пытаясь вникнуть в объяснения физика на тему преломления света, я сидела, подперев ладонью щеку, и рассматривала темно-русый затылок. Гор всегда сидит на первой парте, в попытке произвести хорошее впечатление на учителей, потому что напрягаться и зубрить предметы он не способен – ему некогда. А смазливая мордашка и внимательный взгляд зачастую прокатывают, имеют некоторую степень воздействия. Особенно на училок.

На перемене Таська прижала меня к стенке:

– Хватит уже позориться. Скоро над тобой вся школа будет ржать. Даже младшеклассники.

В ответ я поднесла к ее лицу телефон со вчерашними эсэмэсками.

– Тогда иди и поговори с ним! – изрекла Таська.

– А если это не он?

– Все равно иди и разрули эту проблему. Задолбала своими страданиями!

Мне бы ее решительность!

– Тэсс, но если выяснится, что это не он, то у меня не останется никакой надежды! – Я чуть не плакала.

– Тем лучше, – Таська была непреклонна, – нельзя жить в бездействии, пустыми надеждами.

Я набрала воздуха в легкие, будто собиралась нырять с большой высоты, и отправилась навстречу дневному свету: Егор стоял, привалившись к подоконнику, не отлипая от телефона. Как только человек остается в одиночестве, у него в руках появляется верный друг и товарищ – телефон. Он используется в любой неловкой ситуации, для заполнения пауз, рассеивания скуки и просто для развлечения. Нет предмета (так и хочется сказать «существа») полезнее и надежнее, чем маленький удобный гаджет. Я шагала, рассуждая таким образом, пораженная идеей, почему же мне раньше не пришло в голову побеседовать с Кисличенко в личке ВК или по «Вайберу», но уже оказалась возле окошка.

– Привет, – прислонилась я к подоконнику рядом с ним.

Он запихал телефон в задний карман джинсов, и я забарахталась в омуте зеленых глаз. Позабыла все, что хотела сказать, потеряла всю свою уверенность и внушенный Таськой напор.

– Привет, – он белозубо улыбнулся, сразив меня искренней радостью.

Оторвался от подоконника и встал напротив, так что можно было в деталях, до последней ресницы, разглядеть его лицо.

– Ты был в субботу на «Die Antwoord»?

– Конечно.

– Но это же не совсем твое… – Мне трудно было приступить к намеченному разговору.

– Твое не твое! Они раз в пять лет приезжают. Я ж не дурак пропустить такое, – он зацепил большие пальцы за карманы джинсов, подался чуть вперед и понизил голос: – А ты что, не помнишь, что мы с тобой там виделись?

Я открыла было рот, чтоб задать мучивший меня вопрос об эсэмэсках, как вдруг из-за его спины показалась Японка. Для меня ее появление оказалось пришествием черноволосого призрака из телевизионного экрана в фильме «Звонок». Так же неприятно и неотвратимо. Девчонка повисла на плече Егора и уставилась на меня.

– Привет, – дружелюбно сказала она, – я Инга. Из параллельного. Еще не со всеми познакомилась.

– Очень приятно, – мрачно процедила я, глядя, как энергично она подхватила Кисличенко под руку.

В белой блузке, с расстегнутой верхней пуговицей, в темно-синем галстуке и таком же пиджаке, она являла собой отличницу-красавицу из «Лиги плюща» в стандартных американских комедиях.

«А может быть, и в фильмах ужасов», – недобро подумала я.

– Вэл тоже была в субботу на «Die Antwoord», – пояснил ей Гор.

Боже мой, он еще перед ней отчитывается, о чем мы тут разговаривали!

Японка начала что-то восхищенно болтать о концерте. Оказалось, что она тоже там веселилась. Скорее всего, с Егором.

Я отползла по подоконнику в сторонку, обогнула эту парочку и, сделав им ручкой, отправилась в кабинет продолжать растравлять свои раны и пускать себе кровь.

– Ну что? – склонилась ко мне Таська, благо ОБЖшник не требовал никакого внимания и тихонько сам с собою обсуждал правовые основы чего-то там.

– Ничего. Всё!

– Ничего не всё. Попытаешься снова. Ну подумаешь, обиделся, что татушку не сделала! Поговоришь, извинишься и делов-то!

– Ага, – согласилась я, понимая, что этого не хочу.

– А мне Ник звонил, – похвасталась Тэсс: – Встречаемся сегодня.

– Поздравляю, – промямлила я.

Ангелоподобный Ник был первым, о ком подруга моя заговорила с таким восторгом. Видать, зацепило ее. Ну что ж, не всем же быть неудачливыми в любви и ссориться со своими половинками, не поняв, к чему идут отношения и есть ли они вообще. Я снова погрузилась в пучину тоски и уныния.

– Отвали от нее! – вывел меня из глубин самобичевания Таськин возглас.

– Я не с тобой разговариваю, Шевцова! – рявкнул Вербицкий позади меня.

Я оглянулась.

– Лера, чего на физике было? Дай переписать, – сказал он, и я послушно полезла в сумку.

– Что, не у кого больше попросить? – продолжала скандалить Таська.

– Не у кого, – огрызнулся Вербицкий, – вокруг одни злобные жабы, вроде тебя. Одна Лерка – нормальная.

Я скорчила Таське гримасу, чтоб она отстала от человека. Меня переполняла острая жалость к себе, которая имела тенденцию выплескиваться на окружающих. Макс оказался в пределах покрытия этого всепоглощающего чувства, тем более я считала себя несколько виноватой перед ним за паука, которого он мне не подбрасывал.

– Вот, – я шлепнула ему на парту тетрадь с изображением зубчатых колес и старинной паровой машины.

Он двинул тетрадь к себе, но я придержала ее и протянула ему мизинец:

– Не обижайся за паука. Ладно? Я протупила тогда. Понятно, что не ты бросил мне эту тварь на парту. Не обижайся, окей?

– Забыли, – сказал Макс и потряс мой мизинец своим.

– Ты чего первый урок пропустил? – Мне не хотелось на этом заканчивать примирение. Казалось, что-то недоговорено. Я развернулась на сто восемьдесят градусов, оказавшись напротив него, и поджала под себя ногу.

– Дела были, – поморщился Макс. – Понимаешь, мне физику сдавать, надо же как-то готовиться.

– А я с химией мучаюсь, – пожаловалась я. – Терпеть ее не могу, но надо! Мама с меня не слезет, пока в медицинский не затолкает.

– Кстати, по каким дням у тебя занятия? – Он вскинул серо-стальные глаза.

– Понедельник, среда, пятница, – отчеканила я, потому что прекрасно помнила расписание, которое напрочь перекрывало мои занятия в студии стрит-дэнса. – А что?

Ответить он не успел, нашу беседу прервал ОБЖшник:

– Тихонова, Вербицкий, имейте совесть! Любезничайте на переменах и за пределами школы, пожалуйста. Хоть поженитесь там!

Я извинилась и вернулась в исходное положение. Но, когда я поворачивалась, с первой парты на меня сверкнули две зеленые молнии под удивленно поднятыми бровями.

– В принципе, – прошелестела мне Таська, – это неплохой способ.

– Ты о чем?

– Вызвать ревность. У Кисличенко сейчас чуть глаза не вывалились, когда ты к этому на парту повернулась.

– Да я и не пыталась, – начала оправдываться я, – мы просто общаемся.

Таська хмыкнула и покосилась назад.

– Если приглядеться, то он ничего, – признала она, – хотя чисто Дарт Вейдер! Но дело твое.

– Сказала же я тебе – мы просто общаемся!

На этом вопрос был исчерпан.

Но на занятиях подготовительной группы в институте Таськины слова не давали мне покоя. Я все думала о том, что, может, и неплохо вызвать у Егора ревность, но это было бы непорядочно по отношению к Максу. Он ни сном ни духом не чуял про наши с Гором непонятки, не претендовал на мое внимание, не приглашал в кино или еще куда-нибудь. Не ухаживал, одним словом. А уж зная об их с Кисличенко взаимной неприязни, вообще страшно подумать, что могло бы случиться, приревнуй Егор меня к Максу! Тем более у нас с Вербицким потихоньку складывалось такое хорошее дружеское общение. Жаль было бы разорвать эту нить. У меня никогда еще не было мальчиков-друзей. Это у Таськи целая куча поклонников, товарищей, приятелей и просто знакомых.

Я пришла к выводу, что своего единственного дружески настроенного парня надо беречь. В том числе и от Таськиных придирок. И вообще от окружающих. Но я вовсе не собиралась объявлять во всеуслышание, что дружу с Максом Вербицким. В нашем классе подобное не приветствуется, а мне следует подумать о моем положении в обществе.

Занятия закончились, и я, не вступая в разговоры ни с кем из местных ботаников, поехала домой.

Когда я вышла из метро, уже стемнело. Я застегнула плащик на все пуговицы, подняла воротник, но прохладный ветерок пробирался в открытый ворот и лизал коленки сквозь тонкий капрон. Чернильное небо было сплошь запятнано мелкими ясными звездочками, от чего мое нетерпеливое желание попасть домой усилилось. Не люблю звезды – они доказывают мою ничтожность на фоне огромного мира.

Фонари вдоль дороги светили каким-то мертвецким светом, деревья отбрасывали неспокойные тени, из парка тянуло болотной гнилью.

За каждым стволом мне мерещился преступник. Ну зачем мне Макс про маньяков рассказал! И про то, что я для них стала не в меру привлекательна!

Стараясь не смотреть по сторонам, я ускорила шаг. Сухие листья с шорохом кидались мне под ноги. Где-то вдалеке завыла автомобильная сирена.

Краем глаза я уловила движение вдоль аллеи старых лип. Человеческий силуэт с грацией черной пантеры передвигался от одного ствола к другому. Деревья суетились и бережно передавали его друг другу, как эстафетную палочку. Спотыкаясь о выбоины в асфальте, я побежала.

Темная фигура метнулась наперерез. Я сжалась и закрыла глаза. Моя ладонь, державшая ремешок сумки, мгновенно вспотела, по спине побежал тонкий ручеек, а ноги ослабли. Я стояла в ожидании нападения, а уши мои пронзал свист ветра и надрывный вой сирены в соседнем дворе.

– Лерка, Лер, – кто-то настойчиво потряс меня за плечо, – все в порядке?

– Макс! – Я шмыгнула носом и закусила губу, чтоб не расплакаться.

Как же я была рада видеть его сейчас, в эту минуту, когда до гибели оставалось мгновение! А то, что мне непременно грозило полное физическое уничтожение, я нисколько не сомневалась. Не говоря уж о пытках, насилии и прочих надругательствах. Причем прямо на месте.

– Как хорошо, что ты меня нашел! – Я схватила его под руку, сжав так, как утопающие не хватаются за спасательный круг. – Проводи меня, пожалуйста. Мне страшно!

– Я же обещал. Для этого и шел. – Он говорил так уверенно и спокойно, что мне сразу полегчало. – Опоздал немножко, меня задержали, извини.

Я покачала головой: он еще извиняется. Забавно. Хорошо все-таки иметь в друзьях мальчишку. Такого большого, сильного и надежного.

Крепко вцепившись в рукав его куртки, я плотно прижалась к Максу и старалась попасть в такт его шагам. Под его защитой аллея уже не казалась мне такой темной, но краем глаза я все же опасливо поглядывала в сторону старых липовых деревьев. Я была уверена, что где-то среди них затаился тот, от кого чудесным образом спас меня Вербицкий.

Мы миновали ряды черных тополей, вереницу неприглядных хрущевок и остановились возле моей. Я открыла дверь и заглянула в парадную: света опять не было. Только темные стены и лунные отпечатки окон. Макс подтолкнул меня внутрь и ввалился следом. Дверь захлопнулась. Я поставила ногу на первую ступеньку, и тут он взял меня за руку. Просто взял своей ладонью мою, но словно тяжелый рюкзак скинул с моих плеч. И подниматься вдвоем по мрачным лестничным пролетам оказалось совсем не страшно.

В полной темноте я на ощупь открыла замок.

– Проходи, – пригласила я и включила бра в прихожей.

– Неудобно, поздно уже, – он мялся на пороге, как медведь перед ульем, – и хочется, и колется.

– Удобно. Мамы нет, она на сутках. Тем более что я обещала тебя в гости пригласить. Чаем напою, – я улыбнулась. – Должна же я тебя как-то отблагодарить за спасение жизни.

– Тогда лучше накорми меня, – предложил он, сбрасывая рюкзак и одновременно стягивая куртку. – Дома сегодня не был: жрать охота – сил нет.

Я отправилась шарить в холодильнике.

– Ты курицу ешь? – Мамина фирменная запеченная целиком птица золотилась на полке в окружении помидоров и болгарского перца. – А овощи? – крикнула я, не зная, чем потчевать неожиданного гостя.

– Я ем все, что не приколочено, – Макс вошел в кухню и быстро освоился, заняв мой любимый стул возле окна.

Я настрогала салатик, поставила все на стол и с умилением наблюдала, как еда, которой нам с мамой хватило бы на неделю, почти полностью исчезла в течение каких-то жалких десяти минут. Хорошо, что сама успела отхватить куриную ногу и половину помидора.

– Действительно, все, что не приколочено, – со смехом согласилась я, наливая чай. – Как тебя из дома-то не выгонят?

– Выгонят, только не за это.

– А за что? – Это было уже интересно.

– За плохое поведение.

– Маму не слушаешься? – подмигнула я.

Макс на секунду закаменел лицом, но после ответил в той же шутливой манере:

– Не выгнали же еще. Значит, пока все окей.

Выяснить, что он имел в виду, говоря про плохое поведение, я не успела. Завибрировал мой телефон, и я отвлеклась.

«Хочу, чтобы ты вернулась!» и следом: «Я рядом. Я всегда буду рядом».

Эти две эсэмэски со скрытого номера окунули меня в недавнее состояние паники и неотвратимо надвигающейся беды. Чай мы допивали в молчании.

Не знаю, самостоятельно ли Макс почуял что-то неладное или на моем лице явственно проступало отчаяние, но, одеваясь в коридоре, он поинтересовался:

– Все нормально? Ты в порядке?

И тут меня прорвало. Истерически дрожа губами, я объяснила ему, что я совсем не в порядке и что в нормальном-то состоянии ненавижу ночевать в квартире одна, а после сегодняшнего происшествия и подумать об этом не могу. Только про эсэмэски ничего ему не рассказала.

Он снова снял куртку:

– Если хочешь, я останусь. Не волнуйся, я и на полу могу спать.

Он порылся в кармане, вытащил пачку мятного «Орбита» и отправил подушечку в рот. Даже мне забыл предложить – видимо, я совсем смутила его своими истерическими излияниями.

– На полу? – Слезы мешали мне видеть, и Макс словно оказался в аквариуме, размытый и затопленный.

– Ну да.

– Останься, пожалуйста.

– Хорошо. Позвоню только домой, чтоб не… – Он помялся: – Чтоб не ждали.