– Мой дед в свое время женился на ведьме…своей пленнице. Женился и прожил счастливую жизнь. Об их любви до сих пор мама моя рассказывает, когда хочет в пример поставить, какой должна быть любовь. Дедушки и бабушки давно нет в живых. Но вот ее портрет висит в главном зале наш его особняка. Она была необычайной красоты женщина. Чем-то похожа на вас. Те же глаза, волосы, тот же словно точеный нос и изгиб бровей. Даже глаза вы так же прищуриваете, как и она на портрете. Я маленькой часто стояла и смотрела на него, как завороженная этой необычайной красотой. Мама говорит, что она спасла от какой-то страшной болезни несколько сотен жителей города, поэтому ее портрет никто не убрал после ее смерти, хотя у нас заведено прятать портреты предков на чердак, давая тем самым дорогу будущему. А вот ее…ее висит до сих пор. Портрет красавицы-ведьмы, взгляд которой вводит в некоего рода транс даже с холста. И у вас то же самое в глазах читается. Я даже не знаю, как назвать то, что вижу в ваших глазах. Вызов, несгибаемая воля, мудрость, – задумчиво проговорила Идрис, глядя мне в глаза.
– Мудрость, красота, – хмыкнула я, – это уж точно не про меня. Я обычая ведьма, не особо блещущая ни тем, ни другим. Да и целитель из меня тоже так, средненький, – тихо добавила я, приложив к губам палец, – но это так, негласно. Если отец узнает, что я больше любила играть на скрипке, чем читать древние книги целителей нашего рода, он меня убьет.
– Вы на скрипке играете? – воскликнула девушка. – Это же так прекрасно! Дома я очень любила слушать, как училась играть моя младшая сестра. Из ее комнаты часами могли доноситься печальные звуки инструмента. Было так странно, она никогда не играла что-то веселое. Словно знала…, – Идрис враз замолчала и опустила глаза.
– А что случилось с твоей сестрой? – осторожно спросила я.
– Она погибла. Тогда, во время нападения. Маленькая девочка-вервольф показалась обузой похитителям и ее просто зарезали…у меня на глазах, – дрожь в стиснутых до боли пальцах Идрис с лихвой выдавала то, что она чувствует, рассказывая мне о том страшном моменте.
– Мне так жаль, – я протянула руку и погладила девушку по плечу.
– Ничего, – в ответ она судорожно втянула носом воздух и тряхнула волосами. – Все забудется.
– Забудется, – горько улыбнулась я. – Есть события, о которых так сказать нельзя. Давай не будем пока об этом. Не хочется загонять себя с утра пораньше в дурное настроение. Я хотела прогуляться к заливу и уж если без твоей компании мне не обойтись, придется тебе сопровождать меня.
– Мне только за радость это будет, – улыбнулась Идрис, которая вспоминать горькие минуты жизни не хотела точно так же, как и я.
– Ты же верхом ездишь? – спросила я, выходя из комнаты и следуя по длинному коридору к лестнице, ведущей на первый этаж.
– Конечно, – усмехнулась Идрис. – Только у нас принято надевать несколько иной костюм для верховой езды. Мы не садимся на лошадь в платье.
– Скажешь моей модистке, и она сошьет нам то, что нужно, – подмигнула я ей. – Будем удивлять ведьмовское общество введением вервольфовской моды.
– Ваш отец точно тогда убьет меня, – повела она бровью в ответ.
– Да брось ты. Скажу мой приказ. Давно пора сменить это чертово платье на что-то более удобное. Даже некоторые придворные дамы уже переняли эту вашу моду на брюки для верховой езды, и никто их за это не порицает.
Спустившись на первый этаж, я отдала кое-какие распоряжения насчет ужина и представила Идрис слугам.
– Мы рады, что в нашем кругу появилась такая обворожительная девушка, – с улыбкой проговорила Татиса, наша экономка, миловидная сорокалетняя женщина в строгом черном платье, высокая прическа из белокурых волос которой выгодно подчеркивала ее гордый облик. – Все не так будет одиноко нашей девочке здесь, – сказав это она ласково приобняла меня за плечи.
– Татиса, а отец уехал? – спросила я у нее.
– Да, Амаль. Сказал будет поздно. Поэтому ужин я прикажу накрыть только для тебя, – ответила она.
– Идрис тоже будет со мной ужинать, поэтому пусть накроют на двоих.
– Как прикажешь, – улыбнулась женщина.
Поблагодарив экономку, мы с Идрис направились на улицу.
– У вас очень красивая территория, – проговорила она, с восхищением рассматривая причудливые деревья и кустарники, растущие по обе стороны от дорожки, ведущей к конюшне.
– Это мамина заслуга. Когда она вышла замуж за отца, на этом месте, как она рассказывала, был настоящий пустырь, мощеный камнем. Красоту уже она здесь наводила. Мне особенно нравятся эти, – кивнула я на красивые кроваво-красные розы, которые несколько отличались от остальных огромных кустов тем, что свешивали свои великолепные бутоны к земле. – Подойди к нему и протяни руку, – подтолкнула я Идрис к кусту.
Едва только девушка протянула свои тоненькие пальцы к бутону, как тот вмиг встрепенулся и оттуда выпорхнуло крошечное создание размером с небольшую бабочку.
– Куда тянешь свои грязные лапы, волчица! – запищало создание, летая вокруг испуганной Идрис.
– Тише, Маиса, – засмеялась я, – не ругайся. Хочу познакомить тебя с Идрис. Она теперь моя…компаньонка.
– Вы цветочная фэйри? – удивленно спросила Идрис, когда миниатюрная летающая девушка уселась ей на ладонь.
– Фи, волчица, как ты меня сейчас обозвала?! – скривила рожицу Маиса, свесив тоненькие ножки с ладони. – Разве я похожа на этих слащавый дур, которые только и могут, что летать и улыбаться.
– Маиса – темная фэйри. Она питается жизненной силой цветов, – ответила я за нее.
Идрис скривилась, и невольно стряхнула Маису с ладони.
– Испугалась, – захохотала та в ответ на такой жест. – Ты же сама из темного клана. Чего боишься тогда?
– Никогда не любила тех, кто губит что-то прекрасное, – повела бровью Идрис.
– А я и не гублю прекрасное. Можно сказать, даже помогаю. Вот смотри, – фэйри подлетела к цветку и щелчком пальцев заставила его приподнять бутон, – видишь рыжие пятна у основания бутона? Цветок гибнет. И будет долго мучиться, если я не сделаю вот так, – она приложила свою маленькую ладошку к основанию бутона и тот враз завял.
– Ну, помогаешь – это двоякое мнение, – усмехнулась Идрис.
– Ничего вы не понимаете в жизни растений, – пренебрежительно махнула рукой фэйри. – А теперь идите, куда шли, я еще толком не выспалась.
Сказав это, она вмиг залезла в бутон цветка и зарылась в его лепестки.
– Ее моей маме отец привез из какого-то своего очередного плавания по делам государства. Ему вечно хочется иметь что-то такое, чего ни у кого нет, – проговорила я. – Маиса здесь как дома. Она единственная губительница цветов моего сада и ее все устраивает, даже более того.
– Да уж, меня-то точно здесь добровольно не заставишь радоваться своему положению, – тихо ответила девушка.
Я ничего не ответила на это, да и что я могла ответить ей, я ведь чувствовала, как она внутри едва ли не выла от отчаяния, хоть всеми силами старалась выглядеть приветливой со мной. Редкий дар, улавливать внутреннее состояние женщин, находящихся рядом, передался мне от матери, которая была целителем женских эмоций. Но чувствовать я чувствовала, да только исцелять у меня не получалось. Я более способна была во врачевании нанесенных ран и прочих увечий, переняв как доминирующую эту силу от отца, чем он очень гордился, по крайней мере я надеялась на это.
– Ну вот, здесь наша конюшня и загон для лошадей, – проговорила я, указывая на небольшую каменную постройку с огороженной невысоким забором территорией. – Это моя лошадь, – указала я на черную кобылу с белой полосой на носу. – А ты выбери себе по душе из остальных. Только не его, – кивнула я на жеребца цвета темного янтаря. – До жути непредсказуемое создание. Он только отца слушается. А других если и подпускает к себе, то уже за счастье.
– А можно я попробую, – проговорила Идрис. – Я с детства могла находить общий язык с лошадьми.
– Ну пробуй, только если сбросит…, – я пожала плечами.
Идрис зашла за оградку и направилась к гарцующему коню. Тот, едва только заприметил ее, недовольно раздул ноздри и фыркнул. Но Идрис это не испугало, и она уверенно подошла к нему. Невысокая фигурка рядом с громадным животным. Я даже затаила дыхание. Конь и девушка стояли друг напротив друга пару минут, затем Идрис осторожно протянула руку и положила ее на нос жеребца. Тот сперва отдернул голову, но Идрис снова проделала то же самое. Пара минут и она уже уверенно вела его к тому месту, на котором висела экипировка для верховой езды.
– Какого черта она делает? – грозный рык позади меня заставил подпрыгнуть от неожиданности.
– Отец, – недовольно проговорила я. – Зачем так подкрадываться тихо? Татиса сказал, что ты будешь поздно. Я решила съездить с Идрис к заливу.
– И кто разрешил брать моего коня? – он недовольно нахмурил свои брови.
– Я разрешила, – тихо проговорила я, встав подле него. – Его ведь даже седлаешь ты сам, так ведь? Он кроме тебя никого не подпускает? То есть не подпускал, – едва скрывая улыбку проговорила я, кивнув в сторону девушки, которая ловко накидывала седло на могучую спину лошади.
– Вервольфы, – проговорил с тенью презрения в голосе отец. – Они всегда умели подчинять животных лучше, чем все остальные.
– Ой ли, папа, – усмехнулась я. – Помнишь того посланника, который недавно был здесь по делам и которого жеребец так пнул копытом, что тот едва на ногах удержался? Тоже ведь вервольф. А коню не по нраву пришелся. А тут смотри, какая она умница, – указала я на Идрис, которая закончила седлать лошадь и с радостным выражением лица повернулась к нам.
Едва только девушка увидела моего отца, как улыбка улетучилась с ее губ. Растерянно хлопая ресницами, она окинула взглядом лошадь, потом нас.
– Вечно ты вселяешь во всех страх, – строго проговорила я, мельком посмотрев на недовольного отца. – Веди его сюда, Идрис, – крикнула я девушке, и та неуверенной походкой двинулась к нам.
– Простите, милорд, – залепетала Идрис, подведя лошадь к нам. – Это я попросила мадмуазель разрешить мне взять именно его на прогулку. Она не виновата.
Видя, сколько ужаса в глазах девушки, я покачала головой и быстро проговорила:
– Да не сожрет он тебя, не бойся ты так. Верно ведь, отец?
– Выведи лошадь, – ничего не ответив на это, проговорил он приказным тоном и махнул рукой на ворота.
Когда Идрис вывела коня из-за ограждения и передала поводья моему отцу, тот лишь убийственным тоном проговорил, кивнув на нее:
– Первое. Почему она одета в такое платье? Тебе не ясно, что у нее за положение? – взгляд его темно-зеленых глаз точно готов был испепелить меня за непослушание. – Второе. Эта лошадь моя, Амаль, и прежде чем взять что-то мое без моего позволения, подумай, чем это может быть чревато для тебя.
– И чем это может быть чревато? – вспылила я.
– В следующий раз я высеку ее на столбе, – кивнул он на Идрис.
– За что? – я прям чувствовала, как мои слова источают гнев.
– За то, что ее непослушная хозяйка имела наглость дать ей коснуться того, к чему прикасаться нельзя! – гаркнул он в ответ.
– Это к чему прикасаться нельзя? К лошади? Это же всего лишь лошадь! – в эту минуту я чувствовала, насколько он взбешен.
– Я все сказал! И переодень ее! Это приказ!
– Твои приказы на меня не распространяются! – зашипела я. – Я тебе не служанка и не рабыня. Я твоя дочь. И ты мне подарил Идрис. А раз подарил, я сама буду решать, где ей жить, в чем ей ходить и куда!
Мгновение, и отец отвесил мне пощечину. Не ожидая такого, я в ужасе прижала к щеке ладонь и словно застыла в немом ступоре.
– Не смей так разговаривать с отцом, маленькая бестия. Вся в мать. Тот же проклятый гонор, те же властные привычки и своеволие.
– И чем тебе мама не угодила? – заорала я в ужасе, поскольку никогда не слышала таких слов от отца, а уж о том, чтобы он на меня руку поднимал, так вообще речи и быть не могло, а тут вдруг такое.
– Ты меня поняла, – не ответил он на вопрос. – Одевай как хочешь свою игрушку, но все остальное – только по согласованию со мной. Иначе худо будет и тебе, и ей.
Сказав это, он развернулся и, дернув коня за поводья, направился к выходу с территории особняка. Я же в немом изумлении смотрела ему вслед, потирая горящую от пощечины щеку и вытирая покатившиеся слезы.
– Амаль, – прошептала Идрис, положив мне на плечо руку. – Мой отец тоже строг всегда был…
– Это не строг, – хрипло проговорила я. – Здесь что-то другое. Он всегда меня держал в ежовых рукавицах, когда я здесь жила, но вот чтоб так…ударить. Это слишком. Седлай нам лошадей, – взяв себя в руки крикнула я конюшему, который стоял поодаль.
Следующий час я ехала верхом не произнося ни слова. Щека горела огнем, давая понять, что отец даже особо не пытался рассчитать силу, чтобы лишь припугнуть меня. Нет, это был намеренный и жестокий удар с целью причинить боль. Было так странно. Я даже не чувствовала обиду. Нет. Лишь какую-то злость, которая просто испепеляла меня изнутри. Теперь только поняла, почему мама так часто была заплаканной. Она говорила мне всегда, что просто вспоминает какие-то эмоциональные моменты из жизни тех, кому она помогала, поэтому и плачет порой. Но нет, не поэтому. Раз отец так выразился насчет нее, значит и на нее он тоже поднимал руку и увезла меня тетка от него, скорее всего потому, что боялась за меня и она бы ни за что не разрешила мне вернуться, если бы это не был приказ короля. Но за что он мог так ненавидеть мою красавицу-маму, которая так его любила? Или мне так только казалось и мать делала вид, что любит, дабы ее дочь была уверена в том, что семья основана на любви? Тысячи вопросов и ни единого ответа. Тряхнув головой, я приняла решение на днях навестить тетю и задать ей конкретный вопрос, касающийся того, что произошло.
– Какая красота! – восхищенный возглас Идрис прервал мои мысли. – Я слышала, что черный залив великолепен, но чтоб настолько!
Черный залив моря, разделявшего северные земли вервольфов и ведьм, правда был неописуем, особенно в солнечную погоду, когда лучи солнца проникали в его темные воды, разбавляя непроглядную гладь и превращая нечто темное в волнующе-сверкающее. Но не только в воде было дело. Окружающие каменистые береговые склоны были покрыты ослепительно-белыми камнями гор, создавая собой непередаваемый природный контраст, который словно подчеркивал своим видом извечную тему борьбы черного и белого…тьмы и света.
– Ubi non est, tenebrae, non est in loco, nam lux et vice versa, – проговорила я.
– Там, где есть тьма, нет места свету, и наоборот, – прошептала Идрис, наблюдая за тем, как черные волны накрывают белый берег.
– Весьма сомнительное высказывание. Но так всегда говорила моя мама, – проговорила я, спешиваясь и привязывая свою лошадь к одному из растущих рядом деревьев.
– А вы верите в то, что тьма и свет могут иметь две стороны медали?
– Я ни во что не верю на все сто процентов. Добро и зло для меня – понятия абстрактные. Возьми к примеру Маису. Она погубила цветок, но забрала его страдания. Плохая она или хорошая после этого? – улыбнулась я.
– Интересная вы, светлая ведьма. Вас словно не учили тому, чему нужно в свое время. Вы ведь как раз и разделили всех на темную и светлую сторону магии. Значит Маиса – зло для вашего ковена, но не в ваших глазах. Отчего так? – прищурила глаза девушка.
– Не знаю. Может потому, что я росла подле темной ведьмы? – повела я бровью.
– А ваша тетя темная? – недоверчиво спросила Идрис.
– Относительно. В семье моей матери отец, мой дед, был темным ведьмаком, мама же, то есть моя бабушка, светлой ведьмой. Тетка пошла в отца, его линия крови взяла верх в ее венах, мама же родилась похожей на бабушку. Поэтому тетку и удалили от двора в свое время, сослав за пределы столицы в лесную глушь. Не совсем глушь, конечно, но тем не менее.
– А как…? Вам же запрещено заключать такие браки. Это у нас позволительно, но, чтобы среди светлых вот такой союз? Это же нонсенс!
– Ну, когда будущая невеста уже в положении, а отец девушки первый приближенный к королю ковена, иногда можно и закрыть глаза на то, что жених – темный ведьмак. Тем более, что дедушка отказался от своих сил ради бабушки. А когда так, то король может позволить такой союз. Только вот дети…тетку должны были отправить в семью отца, но опять же, когда она достигла шестнадцати, ей предложили или сохранить силы, но уехать к деду и бабке по линии отца, или же забыть о магии и остаться здесь.
– И она осталась?
– Да, отказалась и осталась. Она не ведьма как таковая. У нее нет сил. Но, – шепотом проговорила я, – она очень много знает. Таро, темный гримуар, всякие штучки, которые не известны светлым – знания ведь получать не запретишь. В общем, я росла среди этакого хаоса, сотворенного из светлых и темных знаний. Благо, не особо вникала в это все, а так бы кто его знает, какой бы я ведьмой выросла. Но я более любила, как уже говорила тебе, играть, гулять, ездить верхом, наряжаться и прочее, что не особо добавило в мою голову знаний о том, что от меня в итоге будут ожидать здесь. Целитель…да хоть бы не заморить кого, куда уж там до исцеления, – усмехнулась я, видя, с каким интересом слушает меня Идрис. – А ты, как представитель темных вервольфов, чем ты похвастаться можешь? – задала я вопрос, беря девушку под руку и идя с ней медленным шагом вдоль круто обрывающегося берега по белоснежной дороге, усыпанной маленькими шлифованными камешками.
– Да мы со светлыми кланами мало чем отличаемся, – пожала она плечами. – У нас больше прав разве что, и не столь все строго, как у них. Вот мой дед женился на пленной ведьме, будь он из светлых, это было бы проблематично сделать, а у нас – в порядке вещей. Бабушка, правда, так и не приняла обращение, но все же.
– Я не представляю себе, как это, обращаться, – скривилась я. – Лапы, шерсть, вой, это же ужас.
О проекте
О подписке