После знакомства с Олавом я не сразу нашла в себе силы рассказать о том, что произошло, но он понял меня и дал надежду, которая помогла выбраться из тьмы: «А что, если твой отец оставил вас не по своей воле?» Завязав с наркотиками, я начала искать его… и продолжаю до сих пор. Мама качает головой. Она не верит, что он найдется. Олав считает, что шансы есть. Что насчет меня? Я уже запуталась, но почему-то не хочу сдаваться и прекращать поиски.

Песня заканчивается. Я открываю глаза. Олав проводит последнюю линию. У него получилось. С любовью разглядываю круглые очки, острый нос, узкие губы.

– И все-таки, Ли, почему Джон?² – спрашивает он, протирая свежую татуировку.

Рассеянно пожимаю плечами.

– Потому что Джон, а не Пол написал «Сон номер девять».

– Это, конечно, причина, – хмыкает мой добродушный рыжий друг.

– Если этого мало, то именно он, а не Маккартни, первым признал, что все наше общество – это погоня безумных людей за безумными целями, – парирую я.

– Уоу-уоу-уоу, не горячись, малышка Хансен, мы с тобой в одном лагере. – Заговорщицки подмигивает Олав. – Кстати, мои друзья сегодня собираются в одном небольшом семейном ресторанчике, который славится своей кухней. Присоединяйся, я приглашаю.

Воображение рисует огромную тарелку щедро приправленной сыром пасты, красное сухое прямо с виноградников у подножия Везувия и рокового итальянского красавца, с которым я встречусь той же ночью… Во сне. Соблазн забыть обо всем под покровом южной ночи велик, но утром меня ждет самолет в Осло и тысяча снимков из Танжера, которые необходимо разобрать до завтрашнего вечера.

Олав замечает мои сомнения и произносит единственную фразу, способную повлиять на мое решение.

– Ли, я закажу тебе лучшую пиццу в Неаполе.

– Ты победил, викинг, – я капитулирую, подняв руки ладонями вверх, – но я не переступлю порог ресторана, если ты не пообещаешь мне еще и моцареллу.

***

Если бы я писала книгу об Италии, то назвала бы ее «Двадцать семь градусов после заката». В июле раскаленный асфальт лишь немного остывает к вечеру, а горячий воздух вызывает только одно, весьма бесстыдное желание – раздеться и упасть на белоснежные простыни. Подобно страстному любовнику, Неаполь норовит довести до изнеможения, соленых капелек пота над верхней губой, отброшенного в сторону белья и оставленных там же предрассудков.

К моменту, когда мы заходим в ресторан, за один порыв прохладного ветра я готова молиться всем скандинавским богам вместе взятым. И как Олав живет здесь? Несмотря на вкусную еду, божественное вино и теплое море, я бы никогда не променяла Норвегию на Италию.

Поразительно, но мы приходим последними. Видимо, самый талантливый норвежский татуировщик значительно преуспел в попытке интегрироваться в общество вечно опаздывающих итальянцев, если не мы ждем их, а они ждут нас. «Buongiorno, Олав! Как поживаешь? Это твоя подруга? Come stai, bella?»³. Я осторожно пожимаю руку всем, кто радушно тянется расцеловать меня в обе щеки. Боковым зрением ощущаю насмешливый взгляд. Оборачиваюсь и на мгновение замираю от удивления. Покрашенные в зеленый цвет густые вьющиеся волосы, пирсинг в носу, проколотые уши, золотой перстень с мерцающим рубином, широкие браслеты и… леопардовая шуба в лучших традициях американских сутенеров. Пожалуй, больше всего меня изумляет шуба из искусственного меха. Почему этот чудак до сих пор не расплавился в ней под обжигающим солнцем Италии?

– Приветик. – Усмехающийся фрик машет мне с другого конца стола. – Я Зейн.

Он не бежит ко мне с объятиями, и я благодарна ему уже за это.

– Ли. – Киваю, подмечая то, на что сначала не обратила внимания: длинные ресницы, пухлые губы, обтянутые футболкой от Armani мышцы. В том, что это брендовая вещь, сомневаться не приходится: год фэшн-съемок не прошел даром, и теперь я безошибочно определяю, оригинал передо мной или искусная подделка.

Парень выглядит настолько странно и одновременно эффектно, что я ловлю себя на желании достать камеру и сделать пару пробных кадров. Мы, не отрываясь, смотрим друг на друга. Я – завороженная сумасшедшим контрастом, он – заинтересованный моей гетерохромией. Во всяком случае, я не нахожу иного объяснения этой затянувшейся до неприличия игре в гляделки. Мои разноцветные глаза всегда шокируют незнакомцев. Один глаз голубой, второй – карий. Очаровательная генетическая аномалия, которая выделяет меня среди остальных, хочу я того или нет.

Тягучую тишину между нами прерывает недовольный женский голос:

– Зейн!

Поворачиваюсь к его обладательнице – красивой блондинке в обтягивающем стройную фигуру черном платье. Рассыпанные по плечам локоны, большие серые глаза, чувственные губы. Вынуждена признать, господин фрик, у тебя отменный вкус на женщин, а вот что она нашла в тебе? Впрочем, глядя на то, как ты улыбаешься, я готова ответить на этот вопрос сама.

– Это Эва. – Широким жестом Зейн указывает на свою спутницу. Он никак не определяет ее статус, но по настороженному взгляду девушки я понимаю, что она спит с ним. Надо отдать должное, Эва быстро берет себя в руки и дружелюбно улыбается.

– Приятно познакомиться, Ли! Откуда ты? Давно в Неаполе?

Допрос под видом вежливой беседы. Обожаю. Сажусь напротив, расслабленно откидываюсь на спинку кресла. Эва оценивающе разглядывает мои рваные джинсы, клетчатую рубашку на несколько размеров больше, белую майку, под которой ничего нет. Я получаю необъяснимое удовольствие от того, насколько мы непохожи.

– Взаимно. Приехала на один день из Осло, утром улетаю обратно.

Мне показалось, или она вздохнула с облегчением? Спокойно, девочка, я не претендую на твоего любовника. Если мы и встретимся снова, то это произойдет во сне, а сны – это ведь как Лас-Вегас: всё, что случилось там, там же и остается.

– Вау, я тоже из Осло!

Готова поспорить, что она вовсе не рада этому совпадению. Слишком высокая концентрация северянок на пять квадратных метров. Ей бы наверняка хотелось оставаться в этой компании единственной блондинкой среди горячих южан, каждый из которых смотрит на нее как на снежную королеву, чье сердце срочно необходимо растопить.

– Этот город заслуживает большего, чем один день. – У Зейна низкий и мягкий голос, он говорит по-английски со знакомым акцентом, но я никак не могу понять, с каким. – Ты определенно должна дать ему шанс.

И почему у меня такое ощущение, что он говорит не о городе? Нанизываю оливку на зубочистку, перекатываю ее на языке, прежде чем надкусить.

– Как карта ляжет. Я редко приезжаю в одно место дважды – в мире слишком много интересного, – усмехаюсь, поймав его взгляд.

Эва молча смотрит на меня, и я почти физически ощущаю ее неприязнь.

– Она ляжет так, как захочешь ты. – Зейн неожиданно достает колоду карт. Вместо стандартных мастей я замечаю яркие рисунки. Таро. Все занимательней и занимательней. Олав не предупреждал о развлекательной программе с мистическим подтекстом и местным Дэвидом Копперфильдом. Зейн ловко тасует арканы и протягивает через стол рубашкой вверх. – Вытяни одну.

– Показывать, конечно, нельзя, мистер фокусник? – не сдержавшись, поддразниваю его и, принимая правила игры, беру карту из середины.

– Тебе можно все… – Лицо серьезное, но глаза смеются. – Это никак не повлияет на магию.

Бог ты мой, он открыто флиртует со мной прямо при Эве. Мне почти жаль ее. Честное слово, если бы не направленная в мою сторону немая агрессия, я бы посочувствовала девочке. Переворачиваю карту, скрывая изображение от Зейна. Не собираюсь облегчать ему задачу. Нулевой аркан. Шут. Дурак. Начало и завершение всего. Не то чтобы я увлекалась гаданиями, просто мое детство прошло в доме, где ловцы снов висят во всех комнатах, а количество самых разных колод Таро превышает все допустимые нормы. К сожалению, не я одна свихнулась после исчезновения отца. Вздыхаю, подумав о маме.

– И что теперь? Отработанным движением перевернешь карту за мгновение до того, как поместить обратно в колоду, а затем удивишь меня, «угадав» ее? – На каждого волшебника найдется свой разоблачитель. Сегодня им буду я.

– Лучше… – Он улыбается, как Чеширский кот Льюиса Кэролла, и я практически слышу довольное урчание. – Поищи в своем кармане.

Поднимаю бровь.

– Зачем?

– Вперед, Ли. – Он насмешливо прищуривается. – Ты ведь не боишься найти ее там?

Пренебрежительно фыркаю, но запускаю руку в нагрудный карман. Разумеется, ничего. С непонятным облегчением демонстрирую пустую ладонь. Неужели я действительно поверила, что карта может быть там? Бред.

– Ниже… – Зейн веселится, наблюдая за мной. – В кармане джинсов.

Чувствую себя так, будто кандидат на должность клоуна в нашей необычной компании уже утвержден. И это я, а не наряженный в леопардовую шубу парень с цветными волосами. Что ж, отступать поздно. Тянусь к заднему карману. Подушечки пальцев натыкаются на квадрат из плотной бумаги с закругленными краями. Не может быть. Резко вытаскиваю карту, с которой на меня насмешливо смотрит хохочущий арлекин.

– Это невозможно. – Я совершенно точно не могла пропустить момент, когда чьи-то руки оказались так близко и спрятали карту в моем кармане. – Как? Как ты это сделал?

– Магия… – подмигивает мне Зейн и отрицательно качает головой, когда я пытаюсь вернуть ему аркан. – Ты явно не входишь в число туристов, которые привозят из поездок магнитики. Считай, что это сувенир на память о Неаполе.

Я собираюсь снова спросить, в чем секрет фокуса, но пожилой усатый официант привлекает все внимание к себе, входя в зал с широкими подносами и громогласно объявляя названия блюд. На столе появляется маргарита, карбонара, моцарелла и красный альянико – самый популярный сорт вина в регионе. Несмолкающие и до этого итальянцы шумят еще громче, воодушевленно комментируя тонкий вкус вина и мастерство шеф-повара, который выходит из кухни и присоединяется к нам за столом.

До конца вечера Зейн полностью занят Эвой, а я – Олавом и его друзьями. Мы смеемся, обсуждаем еду, путешествия, музыку и Италию. Иногда я ощущаю на себе хитрый взгляд карточного паяца, и в итоге, не выдержав, убираю его в сумку с камерой. Перед тем, как арлекин теряется в одном из внутренних карманов, мне чудится, что он глядит на меня… и смеется.

***

Когда шасси отрывается от земли, я делаю глоток томатного сока. Смотрю в иллюминатор на уменьшающийся Везувий,