Йозеф покачал головой. Мересанцы один за другим принимали христианские имена, но оставляли и свои. Адмирал т’Лехин нынче звался Алессандро т’Лехин, а не просто Алессандро и не, скажем, Алессандро Эмилио. Но старпом упорно не желал называть свое прежнее имя. Хочет уйти от прошлого, слиться с коллективом землян? Все равно не получится, слишком уж он другой. Он не может этого не понимать. Наверняка с именем у него связано что-то неприятное. Что? Некоторых вопросов лучше не задавать. И так ясно, что от хорошей жизни не пойдешь служить в чужой флот.

– Ладно, Ассасин, – и прозвище нелепое, не похож он на ассасина ни внешностью, ни повадкой. – Иди… Терзай практиканта, чтоб матчасть у него от зубов отлетала.

– Слушаюсь, – он отсалютовал, повернулся к дверям, и вдруг до него дошло, что адмирал Гржельчик сменил нейтрально-отстраненное «вы» на «ты». В устах землянина это могло ознаменовать переход как к упрощенно-доверительным, так и к агрессивно-враждебным отношениям. Но он мог бы поклясться, что адмирал не был враждебен. Значит, дал понять, что отныне держит его за своего.

Его превосходительство Аирол 317-й принял визитера в рабочем кабинете. Критически оглядел изящную фигуру мересанца, форменный темно-серый халат с красной вышивкой и адмиральскими знаками, кожаный пояс с ножнами.

– Вот, стало быть, какой вы, – констатация факта, никаких эмоций.

Т’Лехин в свою очередь рассматривал хаона. Высокий поджарый мужчина, выше мересанца на полторы головы. Кожа желтовато-коричневая, длинные темно-коричневые волосы несколько раз перехвачены лентами: у шеи, на середине спины и на талии. Облегающий тонкий свитер, связанный с включением золотых нитей, закрывает горло и руки до середины ладоней; рейтузы, густо расшитые бисером, плотно обхватывают ноги. Нелепый костюмчик; впрочем, на хаоский вкус, халат т’Лехина наверняка выглядит не менее смешно.

Спохватившись, т’Лехин произнес:

– Ваше превосходительство, координатор Аирол. Я благодарю вас от лица моего народа за место под вашим солнцем.

Аирол 317-й молча кивнул, принимая благодарность как должное. Хотя благодарить следовало не его. На прямую просьбу он ответил отказом без объяснения причин. Нет, и все. Т’Лехин понимал хаоского координатора: никому не нравятся чужаки в доме. Но понимание пониманием, а решить проблему было необходимо. Аирол уступил, когда его попросила Земля. Т’Лехин уже поблагодарил Салиму. Последнее время он только и делал, что кланялся направо и налево.

– Ваше превосходительство, прежде наши миры не были близки друг другу, но я уверен, что мы найдем почву для сотрудничества.

– Сотрудничества? – хмыкнул Аирол. – Дайте-то боги. Я целиком и полностью за, пока речь не идет о военном союзе.

– Вы не хотите военного союза? – переспросил т’Лехин. – Но это было бы разумно и естественно. Ведь мы, волей-неволей, делим одну планету.

– Вот именно, – суховато подтвердил Аирол. – Волей-неволей.

Т’Лехин стиснул зубы.

– Только не разыгрывайте удивление и негодование, адмирал. Вы здесь потому, что зачем-то нужны землянам. Нам вы не нужны.

Не то чтобы он не догадывался…

– Да сядьте уже, адмирал! Вы мне не подданный, чтоб стоять и преданно таращиться.

Т’Лехин с сомнением посмотрел на хаоский стул-жердочку, неуверенно оперся о нее седалищем.

– Не думайте, будто я такой черствый или испытываю к мересанцам иррациональное отвращение. Я вам сочувствую, адмирал, и меня, как любого нормального человека, возмущает то, что натворил этот гъдеанский мерзавец. Но я должен заботиться в первую очередь о Хао. А что вы принесли на Хао? Вы притащили на хвосте войну. Вы не успокоитесь, не сложите оружие, вы будете мстить. Кончится эта война – вы начнете следующую. Чтобы Мересань да не ввязалась хоть в один конфликт? Такого в истории не бывало. Как по-вашему, нам это нужно? Хао – мирная планета. Мы не желаем участвовать в ваших войнах. Мы не желаем ассоциироваться с вами в глазах ваших противников. Я не хочу, чтобы на наши города падали ракеты, предназначенные вам, адмирал! Я категорически против того, чтобы нас с вами считали одним миром.

– Боюсь, ваше превосходительство, что технически это будет сложно, – заметил т’Лехин. – Планета ведь одна.

– Никто не запрещает одной планете иметь двух координаторов. Я не собираюсь нести ответственность за вас и за то, что отдал вам. Вы – отдельно, а мы – отдельно. Вы меня поняли, координатор т’Лехин?

– Вполне, – т’Лехин наклонил голову. – А как быть с орбитальной обороной?

– Необитаемый материк в обороне не нуждался. Наши спутники не прикрывают полярный континент. Хотите – заводите свои.

– Что ж, исчерпывающе, – т’Лехин помолчал. – Я сожалею, координатор Аирол, что мы доставили вам неудобства и неприятные переживания. И все же надеюсь…

Аирол 317-й встал со своей жердочки, улыбнулся и сменил тон на более мягкий:

– В том, что касается сотрудничества, координатор т’Лехин… Мы готовы помочь вам со строительством в первое время. А потом вернемся к этому вопросу, если вы не возражаете.

Василиса вошла, расстегивая теплую куртку, и сняла шапку, обнажив толстую пшеничную косу, как всегда, уложенную короной вокруг головы. Но под курткой был не капитанский китель, а гражданское платье чуть выше колен. Нарядное, со всякими шнурками и бахромой. Она слегка помедлила, в глубине души опасаясь, что хозяин сейчас рявкнет и прогонит прочь.

– Ткаченко? – Йозеф поднял бровь. – Что вы хотите?

Все это время она чувствовала непроходящую вину перед Гржельчиком. А сейчас, когда она его увидела, к вине добавилась жалость. В несколько месяцев он превратился из плотного румяного мужика в расцвете сил в пожилого дистрофика, бледностью смахивающего на вампира-сумеречника.

– Адмирал Гржельчик, простите меня, если можете, – вымолвила она, краснея. – Вы имеете все основания меня ненавидеть. Но вы никогда не переступали ту грань, которая отделяет ненависть от вражды. Я знаю, вы пытались вытащить меня из той задницы, с ракетой. Честное слово, я ее не запускала.

Ему было тогда уже все равно, он шел навстречу смерти. Тем не менее он не хотел топить Василису. И он почти сумел замять, утрясти инцидент, но Церковь начала следствие по факту вмешательства дьявола и вытащила на свет все, что, как они считали, удалось скрыть.

– Я верю, – ответил он спокойно. – И не испытываю к вам ненависти, Ткаченко, как не испытывал ее и раньше.

– Ракета – не моя вина. Но я виновата перед вами в ином. Я… говорила вам ужасные вещи. В действительности я этого не думала. Моим языком и телом словно владел кто-то другой.

– Вы были одержимы демоном, – уточнил Йозеф. – Мне объяснили, не трудитесь оправдываться. Дьявол использовал вас как инструмент, и вы не в ответе за поступки, совершенные в том состоянии. Даже если вы запустили ту ракету, это ровно ничего не меняет.

Так говорил и кардинал Натта, отпуская ее невольные прегрешения. Не вина твоя, а беда. Бог простит, верь в Него и впредь будь стойкой. Но главнокомандующий Максимилиансен, вернувшийся на свой пост, заявил, что не имеет права оставить подобное без последствий. Ее отстранили от капитанской должности. Это не было бы так обидно, если бы сам Максимилиансен не поддался дьяволу. Он, очищенный от подозрений, на своем месте, а она, опозоренная, вынуждена искать себе работу – разве это справедливо? Пойду в проститутки, как советовала мама, сердито подумала она. Потом поостыла. Панель ее не прельщала, да и профессиональные навыки лежали в другой области.

– Я не держу на вас зла, Ткаченко. Мне кажется, вы могли уже в этом убедиться.

– Тогда, – она решительно вздохнула и наконец опустилась на стул, – тогда давайте начнем все с начала. Помните, вы поили меня шампанским? Оно было прекрасным. На самом деле мне очень понравился тот ужин. И вы вели себя, как джентльмен. Вы помогли моему крейсеру, вы сделали все, о чем я просила, сделали больше, чем были обязаны. Вы угощали меня, и говорили мне комплименты, и намекали на приятные вещи… А я оказалась дурой. Я была не в себе, Гржельчик, и я столько раз об этом жалела, что со счета сбилась. Может быть, мы продолжим с того момента? – она посмотрела вопросительно, с неуверенной улыбкой. – Раз так удачно сложилось, что вы мужчина, а я женщина?

Йозеф отвел глаза. Понять и простить – одно, стремиться к близости – совсем другое. Тогда, на орбите Рая, все сложилось один к одному: и шнурогрызки эти, и ощущение опасности и общности одновременно, и непосредственность Васи… Момент ушел, остались лишь тянущие воспоминания о нем, отравленные памятью о том, что произошло позже.

– Видите ли, Василиса, – произнес он, вымучивая слова. – Все люди – либо мужчины, либо женщины, так уж Богом устроено. Согласно комбинаторике, вероятность встречи мужчины с женщиной – пятьдесят процентов. Согласитесь, это еще не повод превращать встречу в нечто большее.

Лицо Василисы застыло.

– Я сказал, что прощаю вас, – повторил он мягче, – и это правда. Но я не стану лгать, будто люблю вас или желаю. Не надо лишнего, вы ведь тоже меня не любите.

Она сглотнула.

– Ладно. Вы правы, забудем об этих глупостях, – она переложила ногу на ногу. – Давайте поговорим о деле. У вас есть вакансии пилотов. А у меня есть необходимая квалификация, документально подтвержденная. Что скажете?

Йозеф издал невнятный горловой звук.

– Вы что, хотите перейти на «Ийон Тихий»? А как же «Дарт Вейдер»?

– У «Дарта Вейдера» теперь другой капитан, – спрятав обиду на это обстоятельство, ответила она. – А меня Максимилиансен вышвырнул, как нагадившую кошку! – терпения хватило ненадолго, обида все-таки прорвалась. – Забыв о том, что и он обделался!

Йозеф помолчал и согласился:

– Да, это нечестно.

– Возьмете меня?

– Нет.

– Нет? – воскликнула она. – Почему?

Он вздохнул. Неужели обязательно надо объяснять?

– Василиса, это «Ийон Тихий». Крейсер, в который вы стреляли, неважно, как и почему это произошло. Половина экипажа была готова стрелять в ответ, треть не доверяет вам и сейчас, когда все выяснилось. У нашего разговора в коридоре, если его можно так назвать, были свидетели, и мало кто не знает о том, как вы со мной обошлись. Большинству все равно, были вы одержимы при этом или нет. Это ваша рука нанесла удар, у демона нет своих рук. Вас здесь не любят, Ткаченко – не как женщину, а вообще. Очень сильно не любят.

– Но вы можете приказать…

– Я могу приказать, чтобы вам не устроили «темную». Но я не вижу, каким образом мог бы запретить объявить вам бойкот со всем соблюдением формальной вежливости. Я не возьму вас на «Ийон», ради вашего же блага.

У Василисы опустились плечи.

– И куда мне деваться?

– Обратитесь к капитану любого другого корабля. Только не «Алексея Смирнова»: их старпом – бывший наш пилот, в свое время он предлагал взорвать «Вейдер» просто потому, что на нем – вы.

Она стиснула зубы.

– Все остальные крейсеры укомплектованы!

– Предложите свои услуги союзникам. Во флоте Рая кадровый голод, у них всех космолетчиков повыбило войной. Думаю, Криййхан Винт охотнее отдаст один из линкоров под ваше командование, чем ставить капитаном вчерашнего курсанта. Вы ведь успешно защищали Рай во время совместной атаки Чфе Вара и Гъде.

– Бред какой-то, – проворчала Василиса. Резко поднялась и, запахивая куртку, пошла к дверям. – Сущий бред!

– Преподаватели утверждают, что у вашей дочери хороший уровень знаний по математике, – директор машинально покрутил в руках скрепленные листы с экзаменационной работой. Честно говоря, он был удивлен. Хелена Гржельчикова сформировала у него вполне определенное мнение о дочерях космолетчиков.

– Она мне не дочь, – поправил мересанец в форме космофлота с нашивками капитан-лейтенанта.

– Ах да… простите.

Жена. Как эта мелкая девчонка может быть кому-то женой? Но документы были в порядке, брак зарегистрирован. Кто только регистрирует подобные браки? Директора терзало непристойное любопытство, но он сдерживался.

– Итак, Теодора м’Саень аль-Фархад может быть зачислена в наш специализированный учебно-научный центр на физико-математическое отделение. Но сейчас середина учебного года, а обучение начинается с сентября. Мы пойдем вам навстречу и примем ее сейчас на условиях полной оплаты. За полгода ей необходимо выучить язык, у нас не преподают по-хантски. Судя по работе, – директор снова помахал листами, – девочка неглупая, справится. Посидит в седьмом классе, а осенью пойдет опять в седьмой, на общих основаниях, со скидкой за успешно сданный экзамен.

– Спасибо, – промолвил Иоанн Фердинанд и посмотрел на Теодору.

– Спасибо, господин директор, – застенчиво повторила она.

– Сейчас подойдет воспитательница. Вы можете подождать ее в холле. Не беспокойтесь, господин аль-Фархад. Ваша дочь… то есть, – он мысленно чертыхнулся: привык иметь дело с родителями, ну, иногда с бабками-дедками, в исключительных случаях с дядями и тетями; муж привел жену впервые в истории интерната. Он собрался: – Теодора м’Саень в надежных руках.

Потом они сидели в холле в мягких креслах. Мимо сновали земные подростки со странной, на взгляд мересанца, желто-розовой кожей, иногда с коричневой. Теодора будет здесь единственной голубой девочкой. Ему вдруг стало страшно за нее. Он бережно прижал ее к себе, обхватив одной рукой за плечи, шепнул:

– Ничего не бойся.

– Иоанн, мне будет без тебя плохо, – пробормотала Теодора. Она боялась, хотя старалась крепиться. – Неспокойно. С тобой спокойно, как за каменной стеной. Но ты будешь отсюда далеко…

– Тебя здесь никто не обидит, – пообещал он. – Здесь много девочек, таких же, как ты… только розовеньких. И они не боятся, видишь? Взрослые присматривают за ними. А если не досмотрят, я тут все разнесу, к электрикам, и директору кишки выпущу.

Теодора заулыбалась. Она и не подумала усомниться в его словах. Ему уже приходилось выпускать кишки тем, кто дурно с ней обошелся.

– Тебе здесь будет хорошо, – с надеждой произнес он.

Она шмыгнула носом.

– Иоанн, я тебя люблю. Ты такой чудесный! Я ведь не верила, что мне когда-нибудь еще удастся попасть в математическую школу. Я вообще не верила, что выживу. Я буду усердно учиться, я всегда училась на отлично. Я хочу стать навигатором… или программистом, пока не решила. Когда я выучусь, буду служить вместе с тобой, где бы ты ни был. И ты сделаешь меня настоящей женой¸ ведь правда?

– Правда, – он невольно улыбнулся. – Даже не надейся, что нет. Женщина лишней не бывает. Потом, когда вырастешь.

– А ты будешь ко мне приезжать?

– Каждый отпуск, только жди. Постарайся не грустить. Если что – звони Веронике.

– Она надутая, – Теодора выпятила губу.

– Она несчастная и растерянная. Она потеряла свое высокое положение, своего любимого мужа. Горя нахлебалась, как и ты. Она помнит, что аристократке не пристало выказывать неуверенность, пытается скрыть свои чувства за высокомерием. Глупости это все. Помоги ей, и она тебе поможет.

– Это ты – Теодора м’Саень аль-Фархад?

К ним подошла землянка в юбке до колен и шерстяной кофте, довольно молодая.

– Меня зовут Виктория Павловна. Я воспитательница.

Маленькая большеглазая мересанка с серебристыми волосами – челка и короткое каре – вскочила и почтительно поклонилась. Виктория с интересом покосилась на сопровождавшего ее мужчину – никак не ожидала, что пилот с «Ийона Тихого» окажется мересанцем, – и снова перевела взгляд на девочку. Тонкая, худенькая – такая уж раса миниатюрная. Гарнитура на изящном ушке, полускрытом волосами – бедное дитя, ей с этим всю жизнь жить. Одета по-земному: длинная коричневая юбка, синий топ под цвет глаз, серая вязаная кофта с одной пуговицей.

– Где твои вещи? – взгляд не находил чемодана.

– Вот, – мужчина выставил вперед полиэтиленовый пакет.

Виктория покачала головой. Чтобы все вещи девочки-подростка уместились в пакетик? Что туда могло влезть? Хорошо, если одна смена одежды и белья.

– Ну что же, Теодора, – она приветливо улыбнулась. – Я рада, что ты будешь у нас учиться. Преподаватели говорят, ты умница. Тебе тут понравится. Пойдем, я покажу тебе, где ты будешь жить, и познакомлю с одноклассниками. Давай, попрощайся с отцом.

– Это мой муж, – сказала девочка.

Виктория изумленно прижала ладонь ко рту. Не рано ли мересанки выходят замуж?

Теодора шагнула к пилоту и поцеловала в губы – ей пришлось привстать для этого на цыпочки, хотя мужчина был невысок. Прощебетала что-то по-мересански и повернулась к Виктории, взяв свой пакет – серьезная и решительная.

– Я готова.

– Как шнурогрызки поживают? – осведомился Гржельчик у Дьёрдя Галаци.

Не то чтобы он спросил только об этом. Он вызвал епископа вторым – после старпома, – и они беседовали долго и обстоятельно. Говорили о предстоящей операции и о роли, которую должны играть в ней епископы и прикомандированные к ним монахи. На этот раз капитанам не удастся сделать вид, что церковники – всего лишь досадная помеха у них на бортах. Впрочем, Гржельчик был далек от того поверхностного мнения, которое высказывал прежде. Пребывание в монастыре изменило его. Он обращался к святому отцу все-таки не как к старшему – это уже характер, – но как к равному, уважительно и серьезно. Дьёрдь был терпелив. Если контр-адмирал, руководитель операции масштабом с целую планету, считает тебя равным – это немало.

Как поживали шнурогрызки? Да нормально они поживали. Много ли надо неразумным тварям, причем не Господним? Чуть-чуть гаек, чуть-чуть проволоки. Им даже ласка не нужна, безмозглым. Тупой инструмент, бесполезный для Божьего промысла, но понадобившийся людям, чтобы вредить другим.

Со шнурогрызок мысль перескочила на Аддарекха. И он вспомнил о неоконченном разговоре с шитанн. Побеседовав с адмиралом, он отправился искать Аддарекха и нашел его, как ни странно, не в медблоке, а в тренировочном зале, где он занимался со своими подчиненными.

Дьёрдь дождался окончания тренировки и увязался за вампиром.

– Чего тебе, поп? – обернулся тот. – Опять Вилис на меня жалуется?

– А что, есть повод? – осведомился епископ. – Обижаешь рабов Божьих?

– Раба и обидеть не грех, – отмахнулся шитанн.

– Вот тут ты ошибаешься, – возразил Дьёрдь. – Грех, и еще какой. Но я не об этом хотел с тобой поговорить. Помнишь шнурогрызок и нашу беседу? Мне один вопрос покоя не дает: что же такого натворили ваши генные инженеры? Такого ужасного, что технологическая цивилизация, не отягощенная моралью, их прокляла во веки веков?

Аддарекх едва не сплюнул – удержало сознание, что он на корабле. Вещи, прямо скажем, не те, которых уместно касаться в светской беседе; память о них шитанн хотели бы изжить, да не получится. Так же, как с вторжением на Землю. Ошибки цивилизации, которая редко ошибается, помнятся долго, в назидание сотням поколений.

– Слышь, церковник, я вообще-то в душ шел, – намекнул он.

– Забота о чистоте похвальна, – согласился поп, – но не такой уж ты и грязный, потерпишь как-нибудь. Давай присядем и побеседуем. Что тогда произошло, Аддарекх?

– Ты же сам догадался, – буркнул шитанн. – Наши предки поправили гены кетреййи.

– И что? Они стали еще глупее? Хотя ты ведь упомянул, что эксперимент удался…

– Да, – нехотя признал он. – Масса мозга достигла килограмма, кора разрослась до среднего уровня шитанн или ба. Цель была достигнута.

– И?..

– И начались проблемы.

– Какие?

Нет, этот клещ не отстанет. Аддарекх вздохнул:

– Вот скажи, поп: у тебя в часах процессор есть?

Дьёрдь машинально взглянул на часы.

– Конечно, есть.

– А память?

– Ясное дело.

– Ага. А вирусы у тебя в часах живут?

– Разумеется, нет!

– А почему? – иезуитски спросил Аддарекх. – У тебя в них антивирус?

– Что ты задаешь идиотские вопросы? – рассердился епископ. – Какой антивирус может быть в часах? Это же не полноценный компьютер. Процессор слабый, память маленькая, ни один современный вирус не влезет. Антивирус тем более не поставишь, да и незачем.

– Во-от, – протянул Аддарекх. – А теперь представь, что твои часики внезапно проапгрейдились. Обрели восьмиядерный процессор, до фигища памяти и самые продвинутые устройства ввода-вывода. А антивирус-то не стоит. И как ты думаешь, долго они продержатся в мире, где электромагнитные пакеты информации носятся туда-сюда по эфиру, а малолетние хакеры стонут от нереализованного желания осчастливить своими вредоносными произведениями какого-нибудь лоха, вовремя не обновившего систему безопасности?

У Дьёрдя внезапно пересохло в горле.

– Ты имеешь в виду…