– Тебя нашли на Ирру, – не отставал Ильтен. – Кто нанес тебе раны? Иррийцы? Ваши воюют с иррийцами?

Она скорчила гримасу – не то боли, не то отвращения – и выговорила:

– Нет, это были не иррийцы. Такие же пираты, как ты. Это они привезли меня сюда.

Словно обухом по голове. Значит, все-таки поставщики порезали бабу. Вот нелюди!

– Они не пираты, – возразил он.

– А кто же? – Презрительная усмешка. В чем-то Ильтен был с ней согласен: честный тиквиец, не пират, не должен так обходиться с женщиной. – Они напали на меня и похитили. Зачем они привезли меня сюда? Хотят получить выкуп? Или продать меня в пищу негуманоидам?

Ильтен передернулся. Ну и мрачная фантазия у нее!

– Да что ты, право, всякие ужасы выдумываешь, – проговорил он успокаивающе. – Тебя привезли сюда для того, чтобы выдать замуж.

Что?! Это было неожиданно. Настолько неожиданно, что ослабленный организм не справился с разрывом шаблона. Веки смежились, сознание уплыло прочь.

Врач приезжал регулярно. Качал головой, давал рекомендации, выражал надежду, что пациентка поправится. Заикнулся о том, чтобы поместить ее в больницу, но Ильтен, подумав, отказался. Женщин часто крадут из больниц. Сейчас она под его опекой, и он не хотел, чтобы руководство компании обвинило его в безответственности. Вот станет чьей-нибудь женой, пусть муж сам решает.

Однако, пока Курва не выздоровеет, он не сможет выдать ее замуж. А дела ее были нехороши. Анализы, по признанию доктора, не радовали. Приступы лихорадки перемежались периодами беспомощной слабости. Есть она не могла, только пить. Большую часть времени металась в беспамятстве, а когда приходила в себя, смотрела с яростью.

– Я не собираюсь замуж!

– Но так принято, – пытался он воззвать к здравому смыслу. – Женщина не может жить без мужа.

– Глупости!

– Послушай меня, это Союз Тикви, и тебе придется жить по его правилам.

– Выкуси!

– У нас женщин без малого в сотню раз меньше, чем мужчин. Ты серьезно думаешь, что тебе позволят болтаться тут незамужней? Тебя сюда доставили только с одной целью: чтобы дефицит жен стал хоть немного менее напряженным. Я выдам тебя замуж, хочешь ты или нет. Лучше бы, конечно, хотела. Но это не обязательно.

– Я не позволю решать через мою голову, нужен ли мне муж! – Она с ненавистью попыталась смахнуть со лба мокрую холодную тряпочку, заботливо положенную Ильтеном; не получилось, уж очень была слаба. – И не пойду замуж, хоть ты тресни!

– Ты не выйдешь замуж только в одном случае, – безжалостно обрисовал ситуацию Ильтен, которому надоело препираться. – Если умрешь.

– Ну, так и умру!

Он едва не подавился. Поспешно сложил пальцы, отводя беду. Еще чего не хватало! Доктор говорит, она действительно может умереть. Но он не хотел ее смерти, несмотря на то, что смерть женщины в результате повреждений, нанесенных поставщиками, сулила ему компенсацию. И не потому, что был честным сотрудником, болеющим за дело. Просто ее стойкость и упорство восхищали его против воли. Она была… уникальной. Удивительной. Странная женщина из неведомого мира. Она не должна умереть!

На грани забытья и яви Тереза припомнила, где слыхала о Тикви. В одной из сельских местностей Ирру, где ее полк держал оборону, бытовала поговорка, что-то типа: не ходите, девки, далеко от дома – тиквийцы украдут, своих девок у них нет, а чужие еще и краше. По-иррийски это в рифму звучало, как частушка. Терезе не приходило в голову задуматься, кто такие тиквийцы – персонажи народных сказок, не иначе.

Но фольклор иного мира вдруг обратился в реальность. Не то чтобы пугающую, но отвратительно циничную. Еще гнуснее, чем похищение с целью выкупа. Выкуп Тереза постаралась бы собрать. Связалась бы с родителями, заняла у друзей. Попросила бы, в конце концов, матпомощь у государства – зря, что ли, налоги платила? Но замуж – это чересчур. И плевать ей на демографические проблемы тиквийцев, пусть решают их без нее. Кто они такие, чтобы принуждать ее к сожительству, да еще и не предоставляя выбора? Она сама – хозяйка своей интимной жизни и никому не позволит ею распоряжаться. Тереза решила твердо: замуж она не пойдет. А если пойдет, то лишь за того, кого выберет сама. Будут заставлять – станет убивать. А не получится – умрет, но не сдастся.

Но все-таки лучше бы Рино Ильтен выбросил из своей сероволосой башки эту маниакальную идею.

Маниакальная идея Рино Ильтена трансформировалась. Дурак бы он был, если бы не видел, к чему все идет. Он пытается объяснить ей ее положение, но она только хмыкает и советует отвалить. Он говорит об обычаях, а она смотрит с презрением. Он грозит наказанием – она плюет ему в лицо. Бывали тут и раньше нахальные и свободолюбивые девушки, но все быстро ломались, оказавшись далеко от родных планет. Эту не сломили даже пять ножевых ран. Слаба, как муха осенью, а глаза горят неукротимым огнем, суля в лучшем случае участь калеки тому, чьи действия она сочтет обидой. Что же будет, когда она поправится?

Она не примет обычаев Тикви. Не согласится с тем, что надо выходить замуж и во всем покоряться мужу, надо усваивать манеру вести себя, одеваться и разговаривать так, как принято в Союзе Тикви, а не где-нибудь на Ирру или откуда она там… Есть, конечно, и на такой случай вариант. Заковать в цепи, как дикую хищницу, и отдать «дрессировщику». Встречается такой тип мужчин, и кое-кто из них не прочь обрести женщину. Только проживет она после этого недолго, и жизнь ее будет хуже любой смерти. Хотел ли он этого? Определенно, не хотел. Он ухаживал за больной, смешивал для нее лекарства, поправлял подушки уж точно не ради того, чтобы какой-нибудь богатый маньяк на старости лет обрел свою жертву.

И честность Ильтена дала трещину. Курва могла бы торжествовать: в их противостоянии он сдал позиции первым, не она смирилась с действительностью, а он уступил ее сумасбродству.

– Послушай, – промолвил он, сам пугаясь того, что говорит. – Не хочешь выходить замуж вслепую, я понимаю. Но ты могла бы выйти за меня. Ты меня уже немного знаешь. Я ведь не урод и не сволочь, правда? Я не обижаю тебя. Ты можешь мне доверять.

Он сглотнул.

– Только для этого нужно кое-что сделать. Я должен внимательно осмотреть тебя, допросить, составить протокол, ввести данные в компьютер…

Он не сказал главного. Диспетчер Брачной Компании, не испытывающий недостатка в женщинах, до сих пор не думал подавать заявление на жену. Зачем? Лишние расходы и ненужные хлопоты. Надо сдать заявление в приемный пункт, заполнить анкету и так подогнать в ней свои характеристики, чтобы они составили наилучшую пару с ее данными. Задача непростая, и гарантия не стопроцентная.

Но она не оценила. И торжествовать не стала. Лишь сморщилась, глядя на него с подушки, будто королева с трона – на бунтовщика:

– Засохни! Осматривать и допрашивать будешь кого-нибудь другого. Жених нашелся!

Ночь кризиса дала ему одно – он ощутил глубоко и до конца, что перестал быть честным сотрудником.

Приехал доктор, как всегда, деловито вымыл руки, прошел в спальню, где металась в бреду эта странная женщина, плотно прикрыл дверь. Ильтен встал у двери, сжимая в руке конверт.

Врач вышел с озабоченным лицом, прошагал мимо Ильтена.

– Доктор Энсет, – окликнул он его. На лбу выступил пот. Стараясь ставить ноги как можно тверже, он приблизился к врачу. – Доктор Энсет, мне хотелось бы отблагодарить вас.

Доктор сделал снисходительный жест:

– Медицинскую страховку оплачивает Компания.

– Конечно, доктор Энсет. – Рубашка на спине промокла. – Но есть вещи, не предусмотренные страховкой…

Врач снял очки, посмотрел на него строго, снова надел, посмотрел в стекла, потом поверх очков.

– Что вы хотите? – отрывисто спросил он. – Пластическую операцию? Силикон закачать? Зашить плеву?

Ильтен заколебался. Язык не поворачивался произнести, что ему на самом деле надо. Извиниться, сказать, что передумал? И упустить, наверное, единственный шанс избавить ее от цепей. Других вариантов она ему не оставила.

Он помялся и выговорил:

– Констатируйте смерть.

Доктор долго молчал. Может, прикидывал, не сдать ли его службе охраны безопасности, как покушающегося не на мелкое правонарушение, а на полноценное преступление. Судьба Ильтена висела на волоске.

– Что вы хотите с ней сделать? – Очки смотрели осуждающе. – Продать какому-нибудь изуверу, а деньги в карман?

– Да вы что! – Он чуть не закричал, только необходимость сохранять тайну заставила его остаться на уровне возбужденного шепота. – Я как раз хочу этого избежать! Убрать ее из базы… чтобы не пришлось отдавать на верные муки.

Взгляд доктора помягчел.

– Она может умереть на самом деле, – ответил он наконец. – Дождемся утра. Если кризис кончится благополучно, я возьму деньги.

Тогда у него еще был шанс остаться честным сотрудником – в случае ее смерти. Но она пережила кризис. И Ильтен осознал: отныне он – не тот, что был раньше.

На следующий день она попросила есть. Ильтен обрадовался: идет на поправку! Как и говорил доктор. Он зашел на сайт Районного Центра Питания, заказал бульон с гренками. Через пятнадцать минут заказ был доставлен, добродушный паренек из РЦП мазнул карманным считывателем по его расчетной карточке, поклонился. Ильтен принес судки в спальню, присел на пуфик рядом с кроватью, стал кормить Курву с ложечки, как кормят младенцев в фильмах. Она криво и вымученно улыбнулась – наверняка тоже пробежала ассоциация.

– Все в порядке? – спросил он на всякий случай. – Вкусно? Не горячо?

– Все хорошо, – ответила она. Вроде бы даже не ерничая.

Тогда он сказал:

– Если узнают, что ты жива – не сносить головы ни тебе, ни мне, ни доктору Энсету.

Она восприняла эту новость равнодушно. А каких моральных терзаний ему стоило обратиться к доктору Энсету! Не говоря уже о двадцати тысячах единиц.

– Послушай, Курва…

– Что-о? – вскинулась она. – А ну-ка увянь! Какая я тебе курва? Выкуси!

– Да ведь ты сама сказала, что тебя так зовут, – растерялся Ильтен перед ее возмущением.

– Мало ли что я сказала! Ты, тупое дерево, даже на табуретку не годное!..

Ильтен быстро поднес ложку к ее губам, надеясь заткнуть фонтан. На этот раз повезло. Наверное, оттого, что она была голодна. Она проглотила бульон и проворчала:

– Можешь звать меня Терезой.

– Это имя?

– Нет, кликуха! – рассердилась она.

Ильтен кашлянул.

– Я хотел бы знать твою фамилию.

– Это еще зачем?

– У нас, – Ильтен подчеркнул интонацией это «у нас», – обращение по имени принято только между лицами, состоящими в браке или родстве.

– А мне наплевать, что у вас принято.

Да кто бы думал иначе! Ильтен вздохнул.

– И вообще-то, – заметил он ненавязчиво, – женщина не должна возражать мужчине.

– Отвали.

– Везде разные законы, – терпеливо произнес он, – и у нас в Союзе Тикви они иные, чем на Ирру.

– Я не иррийка.

– Я знаю. Ты с Верблюда, верно?

Глаза у нее аж расширились.

– С какого еще верблюда? Ты что, бредишь?

– Но ведь ты сама так… – Его осенило. – Ты лгала, да? Думала, что мы пираты, и…

– Вы не сильно отличаетесь от пиратов, – буркнула Тереза.

Он сделал вид, что не расслышал ее бурчания.

– Неважно. Кем бы ты ни была прежде, теперь ты тиквийка.

– Выкуси!

Ну как можно отвергать очевидное? Ильтен раздраженно прошелся по комнате.

– Между прочим, – вспомнил он, – ты должна обращаться ко мне на «вы» и называть меня «господин Ильтен». – Надо же с чего-то начинать приобщение к местной цивилизации.

– Засохни! Я не выкаю тем, кто начинает знакомство с попытки изнасилования.

Он недоуменно вскинул бровь.

– Я не… Я ни разу не пытался… Ты вообще о чем?

– Кто меня за пуговицу дернул? – обвиняюще бросила она. – А?

Он схватился за голову.

– Курва! То есть прости, Тереза! Я просто взял тебя за пуговицу. И все! А ты меня ударила. Так, что у меня до сих пор голова болит!

– Так тебе и надо, чертов Рино!

– «Господин Ильтен», – поправил он. Зохен с ним, со смыслом ее фраз, но хотя бы формальные правила должны быть соблюдены.

– Не дождешься! Я тебе не рабыня, понял, Рино?

– У нас нет ни рабов, ни рабынь, – проговорил он увещевающе. – Просто в обществе принято…

– А мне наплевать! Убери эти чертовы судки, Рино. И принеси мне, черт возьми, горшок!

Унося посуду на кухню, Ильтен размышлял о рабстве в Союзе Тикви. Кажется, кое-кто попал по полной программе. И это точно не Тереза, с гарантией избавленная от мрачных перспектив провести остаток жизни в жестоких лапах «дрессировщика».

Женщина твердо оккупировала спальню. Причем считала ее своей. И возвращению хозяина в его собственную кровать противилась насмерть.

– Это моя комната, – выдвинул он аргумент. – Моя! Почему я должен спать в кабинете, на диване для посетителей?

– Ну, спи в кухне на раскладушке, – посоветовала она другой выход.

Тереза еще не вполне пришла в себя, передвигалась по квартире с трудом. Но едва он решился вернуть себе спальное место явочным порядком и демонстративно улегся в свою постель, подвинув Терезину подушку, как немедленно скатился на пол от беспощадного удара в пах.

– Отвали! – заорала Тереза. И вдобавок припечатала его по ребрам табуретом.

Как только она смогла добраться до кресла в кабинете, он подключил ее к компьютеру через гипнотический шлем, как и всех невест. Она еще и подозревала его зохен знает в чем. Мол, хочет внушить ей милое его сердцу послушание – а накося, выкуси! Эх, если бы внушить послушание было так просто! Увы, возможности гипнотического шлема ограничиваются обучением основам языка. Тереза и по-тиквийски чаще всего употребляла свои любимые выражения: увянь, засохни…

После стычки он испытывал некоторые затруднения с невестами. Работы, к счастью, было немного. Поставщики приводили то по одной, то по две женщины. Очередная невеста помахала Ильтену ручкой, входя в лифт следом за новоиспеченным супругом. Он закрыл дверь и вернулся к Терезе.

– Послушай, давай решим вопрос по-человечески. Мне неудобно спать в кабинете…

– Да ты же спишь с невестами через раз! – Она обвиняюще ткнула в него пальцем, словно усматривала в этом что-то дурное. – Так что нечего тут прибедняться!

– Но это ведь не отдых, – возразил он. – Это работа.

– Гори огнем твоя работа! – резко высказалась она. – И сам ты вместе с ней.