Зря Эвелину Захаровну прозвали Эверестом. Такая аналогия знатно портит репутацию самой высокой в мире горы. Величественная горная снежная шапка не идёт ни в какое сравнение с меховым норковым набалдашником нашей Эверест.
И объясните мне, зачем на шапку вешаются шарики из меха? Когда наша Эверест гордо вышагивает по улице, шарики, болтающиеся на ниточках на её шапке, такие тынц-тынц-тынц…
Эвелина Захаровна похожа больше не на директрису, заступницу сиротских душ, а на охотницу за норковыми мошонками. Ой. Что-то меня распирает от «любви» к этой женщине. Мне никогда не понять такого извращения с меховыми шариками. И ради этого убивают животных.
В общем, не Эверестом её надо было прозвать, а Снежной Коров… Нет, не так. Эвелиной-истребительницей норок… Нет, не звучит. Для злобной героини харизмы ей не хватает катастрофически.
Эх, оставайся же ты Эвелиной Захаровной, так уж и быть. Только меня больше не трогай и пальцем своим сарделькообразным с нанизанными на него двумя золотыми колечками мне не грози. Не то я меховые шарики-то тебе поотрываю, останешься без трофеев.
***
Если Эверест думала, что, испепеляя меня презрительными взглядами, как-то пристыдит меня, то она глубоко ошибалась.
«Слова-слова, одни слова…» – мысленно напевала я, когда вспоминала её угрозы.
Никуда меня не перевели. Скалолазания не лишили. В чулан или изолятор не посадили. Живём!
Только вот вход в дом малютки мне был заказан. Таня с Машенькой ходили туда без меня. А я тосковала в своей комнате и питала надежду, что история эта вскоре забудется.
Может, сторож, которой Галина Николаевна строго-настрого велела не пускать меня, уволится, а новая не будет знать меня в лицо? Всякое же бывает… Или через крышу буду ползать, по пожарной лестнице. Не то как там Аришка без меня?
***
На удивление, Нина Алексеевна и Алёна Евгеньевна встали на мою сторону. Нет, конечно, они обе пожурили меня и сказали, что так делать нельзя, но в их глазах я осталась доброй девочкой.
Только от их отношения обе директрисы – та, у которой туго завязан пояс, и та, на которой пояс не сходится, – не перестали смотреть на меня, как на врага народа.
А Эверест зачем-то вызвала меня к себе ещё раз. Наверное, накопила в своей хищной пасти новых пакостей и решила излить их на меня. Срочно, пока не забыла.
У меня в этот день как раз не было тренировок по скалолазанию, и я сразу после уроков вернулась в детдом. На свою голову.
***
Захожу я в директорский кабинет, а там… Сидит Костя, тот самый, что сдал меня в детдом. Весь такой благородный, с иголочки одетый в серо-голубую рубашечку и пиджачок. У-ух! Аж бесит!
Обида разъедающей кислотой всколыхнулась у меня в душе.
«Сидят двое, – комментировал мой внутренний ворчун. – Обманщик и жирная Эверест. Чаёк попивают…»
А дальше, клянусь, всё случилось как-то само. Моя рука схватила Костину чашку, и обжигающе горячий чай оказался на его физиономии.
– Ай! – вскрикнул он.
– Ненавижу тебя! – от всей души выпалила я. – Ненавижу! Гори в аду, козёл!
Костя закрыл руками лицо и отвернулся. Видимо, в чашке был кипяток, раз его так перекосило.
– Константин Николаевич, о господи! – трагически воскликнула Эвелина Захаровна и подскочила к нему с невесть откуда достатым полотенцем. – Сильно обожгло? За стенкой есть туалет с раковиной. Сходите ополосните лицо. Авось, обойдется без ожогов.
И Костя, выставив одну руку вперёд, чтоб никуда не врезаться, вышел.
– Ты что творишь, маленькая дрянь?! – грозовой тучей нависла надо мной Эверест. – Пшла вон, паршивка неблагодарная! – прошипела она. – Мерзавка!
Меня не нужно просить дважды. Я вымелась вслед за Костей и припустила по коридору со всех ног.
«Ой-ёй, – напряглась моя филейка. – Дело-то пахнет жареным. После такого точно будут бить. Спасай меня!»
Да уж. Вытворяет буйная голова, а получает за это попа.
Но ничего. Пусть эти взрослые знают, что Наташа не на помойке себя нашла. И даже если на помойке, то не им меня судить.
***Я влетела в комнату, торопливо захлопнула дверь и вжалась в неё.
На своей кровати полулежала Таня с Машенькой в одной руке и учебником в другой. Малышка с упоением посасывала мамину грудь.
– Ты чего опять? – удивилась моя соседка.
– Хана мне, – выдала я. – Короче, если что, меня нет, – с этими словами я шмыгнула под кровать.
– Если что – это что? – не поняла Таня.
– Прикрой меня. Потом расскажу.
Пролежала я, как дурочка, под кроватью минут пять, и уже собиралась вылезти, как в дверь постучали.
«Вряд ли это Эверест. Та вломилась бы без стука, а от топота её ног случилось бы землетрясение. Нина Алексеевна стучится по-другому. Значит, это… Ох, нет! – догадалась я. – Мало ему было кипятка…»
Таня оторвала Машеньку от груди и застегнула халат.
– Кто там? – крикнула моя соседка с кровати.
Дверь плавно открылась, а я из своего тёмного подкроватного уголка увидела мужские ботинки.
– Константин Николаевич, здравствуйте! – пропищала слащавым голоском Таня.
«Да твою ж налево… Явился», – выругалась я про себя.
– Где Наташа? – спросил он.
– Э-э… Наташа? – затупила моя соседка. – Э-э… Да нет её вроде бы…
Вот запустить бы в неё тапкой! Что значит «нет вроде бы»? Н-ну Таня! Если этот козёл сейчас под кровать заглянет, быть войне! Фанатка хренова…
– Вроде бы? – переспросил Костя.
– Д-да, точно нет. Я не знаю, где она, – наконец-то выдала соседка что-то более-менее убедительное.
– Ясно. Тогда передай ей… – он нервно вздохнул и передумал. – Нет, ничего не передавай, – и вышел.
Дверь захлопнулась, за ней послышались удаляющиеся шаги.
– Нат-таш-ша… – медленно произнесла Таня. – Эт-то ч-что с ним?
– Я тебе так скажу, – очень важно ответила я, вылезая из-под кровати. – Сочтены мои деньки здесь.
– Э-э, ты объяснишь, что случилось или как? – теряя терпение, потребовала моя соседка.
– В общем, меня вызвали в кабинет к Эверест, а там – он. Ну, я и облила его чаем за всё хорошее.
– У-у… Хана тебе, – заключила Таня. – Эверест тебе такого не простит.
– Вот и я о чём, – кивнула я. – Линять мне пора.
– А, может, лучше не надо? На уши всех поставишь – ещё хуже будет.
– Надо, Вася, надо, – сказала я, вытаскивая пожитки из шкафа и засовывая их в пакет. Взяла только необходимый минимум. В бомжатнике вряд ли пригодятся белые блузки. – Помоги мне.
– Как?
– Если я с этим баулом пойду по коридору, меня точно никуда не пустят. Я выйду, встану под окно, а ты мне его скинешь. Идёт?
– А как я тут без тебя-то буду? – не поняла Таня. – Ты опупела что ли бросать меня?
– Да я б ни за что… – развела я руками. – Но ведь сама понимаешь.
– Угу, – буркнула соседка и надула губы.
Как только стемнело – а темнеет в декабре рано – я вышла на улицу «проветриться», завернула за угол дома, встала под окно, благополучно поймала пакет с одеждой… И прощай, детдом!
Я буду скучать по чистой тёплой постельке, Танюхе и малышам… А ещё по скалолазанию! Ведь своим исчезновением я разобью Сашино сердце и зарою в землю бриллиант.
Зато теперь у меня есть паспорт с настолько упоротой фотографией, что Таня, взглянув на неё, ржала минут пять. Глаза на фотке наполовину дурные, запечатлённые в процессе моргания. А лицо такое, как будто я изрядно выпила и пытаюсь доказать фотографу свою правоту, и неважно, в чём.
У кого что, а я моргаю от вспышки. К тому же не умею позировать. Остальные фото из той серии смело можно было бы выставить на конкурс самых неудачных снимков. Пальмовая ветвь самого плохого позёра досталась бы мне.
О чём это я? Ах да, у меня теперь есть паспорт, полис и прочая бюрократическая требуха. Без бумажки я букашка, а с бумажкой – человек. Вот пересижу годик с небольшим в гнёздышке, а потом как выпорхну, да как устроюсь на работу и заживу припеваючи.
Ну а что? Два года прожила, скитаясь по чердакам и ползая по форточкам. Проживу и ещё чуть-чуть. Где наша не пропадала.
***
Я обещала навестить деду Васю с Нинком, вот и навестила. Правда, я не собиралась возвращаться к ним жить. А оно вон как вышло.
В гнёздышке жизнь как текла с черепашьей скоростью, так и осталась. Всё по-старому. Тот же костёр на первом этаже, покрытые копотью стены, те же горы зловонных тряпок и заколоченные окна.
Приняли меня обратно душевно, обняли и густо обдали тошнотворным душком. Всё-таки за месяц в детском доме я отвыкла от бомжатника.
– Ну что, – спросил дядька Сашка, – осчастливила уже какого-нибудь мужика своей лункой? Вон, шмоточки, я смотрю, на тебе модные. Щедрый попался кавалер.
– Да что б ты знал, дя Са, – отмахнулась я от него. – В детдом меня забрали. Отстань со своими мужиками, кобель вонючий.
А вот Нинку я подробно расписала свои приключения за чашечкой чая с окаменевшими печенюшками. Эх, не встречала я более благодарного слушателя, чем Нинок. Мировая женщина. Жаль, что живёт в таких условиях.
Мне наговорили кучу милостей о том, что всё самое лучшее у меня ещё впереди, что и мужа-то я найду себе приличного, богатого, честного, да вырасту красавицей и умницей… Ах, как приятно слушать, ушей не оторвать!
***
Как в старые добрые времена, я улеглась ночевать в обнимку с немытыми моими добряками. Не то холодно. Разнежилась я в тепле, теперь вот снова привыкать к спартанским условиям. Эх…
Всю ночь я не спала. Ворочалась, мёрзла, прятала нос от смрадного запаха. Ужас. Как я раньше этим всем дышала?
Пожалуй, пора мне найти себе новое пристанище. К примеру, попроситься жить в другой детдом. Или найти отапливаемый чердак, где не так воняет.
Жаль, конечно, будет расставаться с Нинком и дедой Васей, который после инсульта почти не ходил и не говорил. Но, чувствую, мне здесь больше не место.
«Утром же отправлюсь на поиски нового пристанища», – решила я.
***
Однако на следующий день я увидела, как под козырьком ближайшего подъезда расклеивают ориентировку… с моей, не самой удачной, физиономией! Той самой, из паспорта. Расклейщик аж подпрыгнул, когда узнал во мне разыскиваемую личность.
«Оп-па-па! – заволновалось моё самое мудрое место. – Дёру! Дёру давай!»
И я, понимая, что сейчас меня могут узнать все кому не лень, снова юркнула в гнёздышко и затаилась.
А вечером… гнёздышко накрыли. Меня, в обнимку с пакетом пожитков, выволокли на улицу и посадили в УАЗик, как распоследнюю преступницу.
Замели братцы.
«Да вашу ж петрушку… – вздыхала я. – Надо было на чердаке прятаться…»
В отделении милиции за столом для допросов меня уже ждал Костя.
– Она? – спросил у предателя дядька в форме.
– Она, – подтвердил обманщик.
Я села и подпёрла щёки кулаками. Пусть хоть заспрашиваются меня, хоть пытают – ничего не отвечу.
– Что же ты творишь, Наташа? – воззвал к моей совести Костя.
Молчу.
– Мне известно, что ты проникла в кабинет директора дома малютки и отправила письмо. Я понимаю, что у тебя были благие намерения, но это подсудное дело. Ты это понимаешь?
«Ой, какие все правильные стали! – мысленно ворчала я. – А когда я хотела сама заработать Аришке на операцию и открыть благотворительный сбор, меня послали куда подальше. Вот пусть теперь им будет стыдно, а не мне».
– Это лучшее место, куда я мог тебя пристроить. У тебя есть практически всё. Зачем ты портишь себе жизнь? – снова обратился ко мне Костя.
Сижу в прежней позе, разглядываю царапинки на металлическом столе и молчу. Слишком много чести – разговаривать со всякими там предателями. Ничего он от меня не добьётся.
– Что ж ты такая трудная-то, Наташа? Как я смогу тебе помочь, если ты то бросаешься на меня, то молчишь?
И это не сработало.
«Ишь, помочь он захотел… – скептически фыркнуло моё внутреннее эго. – Нашёл доверчивую дурочку. Молчим. Делаем вид, что нам всё до фени и молчим…»
***
Этим же вечером меня доставили обратно в детский дом, только уже не на милицейском «козелке», а на Костиной иномарке.
Всю дорогу меня пытали. Ну, как пытали… И доканывали расспросами, и пытались разжалобить, и тяжко вздыхали. Всё тщетно. Я – крепкий орешек.
Перед тем как выпустить меня из машины, Костя сказал:
– Завтра я поговорю с директором, чтобы она не приставала к тебе. Но, пожалуйста, больше никакой самодеятельности! – от нажал на кнопку, и замок у дверцы автомобиля щёлкнул. – Всё, иди.
Наташу не нужно просить дважды. Секунда – и я выпорхнула прочь.
***
В комнате на меня налетел ураган по имени Таня.
– Преступница-то моя верну-у-улась! – повисла она на мне и чуть не сделала из живой преступницы неживую. – Фу, ты по помойкам что ли ползала? – Таня скривила лицо и с ужасом уставилась на свой халат. – Это я тебя такую ещё и обнимала! Фе!
– Ой, какие мы нежные! – ответила я и показала соседке язык.
Но Таня была права: запах – тот ещё. Самой бы смыть себя бомжатниковый душок, а потом – спать на чистой мягкой постельке! Не то после бессонной ночи и всех этих розысков и допросов я вымоталась. Все новости – завтра.
***
А днём, после школы, Таня сообщила мне очешуительную новость: малышку-Аришку поставили в очередь на операцию! Моё письмо попало куда нужно. Алёна Евгеньевна велела передать мне спасибо.
Ну, что я могу ещё сказать? Ура! Всё было не зря!
О проекте
О подписке