Глава 4

Соня

Я чувствую себя разбитой. Не рассеянной, как назвал меня Владимир, пока мы были на объекте, а именно разбитой. Ощущение, что мое и без того перекроенное швами сердце разбилось на куски и невыносимо кровоточит. Больно, аж зубы сводит – так сильно их сжимаю. Сколько времени прошло, а агония все продолжается. Наверное, никогда и не утихнет. Все это такая чушь про «время лечит». Разве что размывает воспоминания. И когда забываешь точные формулировки слов, вспоровших душу, чуть-чуть отпускает. Самую малость.

К обеду я чувствую себя вымотанной морально и физически. Ни разу я так быстро не уставала, особенно от работы. Она всегда мне наоборот в радость, иначе бы я не засиживалась допоздна в офисе. И одним дождливым вечером Владимир не предложил бы меня отвезти. И мы бы не разговорились на будничные темы, и я не почувствовала себя настолько расслабленно, чтобы высказаться по поводу вычурных канделябров, которые хочет запихнуть в проект мой руководитель. И не рассмешила бы Владимира. И он не предложил бы подвезти меня на следующий день снова.

– Отправляйся домой, Соня, – настаивает он, как только мы заходим в здание, где расположен офис его строительной компании, хотя на часах еще нет четырех. Он всегда особенным тоном выделяет мое имя. Мягкие, бархатистые ноты в его сухом на эмоции голосе и деловом тоне всегда напоминали мне что-то. Только сейчас я понимаю, что они напоминали его. – Возьми у Трофименко работу на дом и вызови корпоративное такси.

У меня настолько нет сил, что я даже не возражаю. Просто не могу больше держать перед ним лицо – двадцать минут в дороге уже были для меня слишком, я вот-вот расплачусь. Киваю, опустив мокрые глаза и избегая его взгляда. Слава богу, в лифт за нами заходят еще люди, и Владимир не может позволить себе откровенничать со мной при подчиненных, которые преувеличенно бодро здороваются с ним и боятся лишний раз посмотреть в нашу сторону.

– Соня, – и опять эти флешбеки бьют наотмашь прямиком в грудь. Владимир на нужном этаже без слов просит меня пропустить коллег и задержаться в фойе, осторожно касается тыльной стороны руки. – Еще раз приношу извинения за своего сына. Я надеюсь, что смогу загладить вину за подобный инцидент. Например, в субботу. Попрошу забронировать столик в «Мадриде»?

И еще один укол в сердце. Я рассказывала Владимиру о своей любви к Испании и ее кухне, но не упомянула, что это заслуга не страны, а, как выясняется… его сына.

– Да. Наверное. Я… пойду? – язык заплетается, мысли спутаны, я в полном раздрае.

Не реагирую на сарказм Владислава Юрьевича, того самого Трофименко, который сыплет намеками на мое привилегированное положение. Не отвечаю на простые вопросы о погоде водителю, который не раз возил меня на встречи с Владимиром и клиентами компании. Только на улице перед многоэтажным комплексом, где фирма снимает мне небольшую студию, поймав порыв холодного октябрьского ветра, я застываю в полушаге от ступеней, моргаю и сбрасываю мутную пелену прошлого, которая застилала мне глаза и туманила разум.

Хватит. Я достаточно страдала из-за него и по нему. Хватит.

Поднявшись к себе, я захожу в пустую квартиру, вешаю плащ на крючок и, разувшись, босиком иду на кухню. В холодильнике у меня оказывается так же пусто, как на душе и вокруг. Я всегда готовила себе лишь скромные ужины, потому что на завтрак мне хватало кофе и бутерброда, а во время перерыва обедала или в столовой для сотрудников, меню которой могли бы позавидовать многие местные рестораны, или с Владимиром. Я бы и сейчас просто перекусила творожным сыром со вчерашними гренками, но меня мутит от одного их вида. Так всегда. Мне всегда плохо от нервов. В такое время помогает лишь кислое и сладкое. Недолго думая, я отказываюсь от мысли о доставке и решаю прогуляться, проветрить голову. У меня как раз в семи минутах от дома супермаркет, поэтому я просто собираю волосы в низкий хвост, чтобы не испытывать собственное терпение, когда они спутаются на ветру, и, накинув куртку с капюшоном вместо делового тренча, спускаюсь вниз.

Пробивая продукты на кассе, я невольно улыбаюсь себе под нос – кефир, апельсины, орехи и малиновые кексы. Ассорти на любителя, но что поделать, если устрицам и высокой кухне я всегда предпочту что-то такое. И все же настроение у меня повышается. Потихоньку. На улице начинает темнеть – с каждым днем все раньше, но на обратном пути я все равно напеваю вслух услышанную из окна мимо проезжающего автомобиля песню и думаю о том, что, пока буду делать домашнюю работу, как называет ее Трофименко, вечно тыкая в мой возраст и сравнивая меня с недавней школьницей, поставлю на фоне какой-нибудь фильм или сериал из длинного списка желаний. Но спотыкаюсь и, запутавшись в ногах, едва не падаю, когда замечаю знакомую фигуру в кожанке на скамье у моего подъезда.

Это, конечно, не случайность. Руслан пришел ко мне.

Этот вроде бы небрежный жест – ладонью зачесать назад торчащие волосы цвета вороного крыла – красноречивее слов. Пусть я знакома с ним совсем недолго, но точно видела этот его взмах руки накануне моего отъезда из Испании. И не раз. Тогда мне казалось, что Руслан нервничал, переживал… а сейчас я понимаю, что, скорее всего, он был просто зол – я ведь не осталась отдыхать с ним дольше за его счет и улетела с девочками по своим билетам.

Возможно, он не наигрался и… Стоя в десяти шагах от него, я слышу, как он шумно затягивается сигаретой, будто хочет выкурить ее одной тягой дотла, и все мое раздражение и апатия по щелчку испаряются в воздухе. Я могла бы часами наблюдать, как он делает это – подносит сигарету к губам, втягивает ее ртом, облизывает кончиком языка. Почему-то даже курит он невероятно сексуально, а мне ведь совсем не нравится запах табака. Но год назад я так влюбилась в Руслана, так растворилась в нем, что тогда даже это не смущало меня.

В этом парне меня не смущало ничего. И это сыграло со мной злую шутку, потому что я превратила его в прекрасного принца в своей голове и ожидала соответствующих поступков. Но он был простым мажором, который любил красиво жить и развлекаться – вот и все. Ожидания не оправдались. Не нужно ждать от других людей слишком многого. Никогда.

Робко шагаю вперед, а по ощущениям падаю в бездну. Бесконечное. Чувство. Падения.

– Здравствуй, – произношу негромко, поравнявшись с ним. Хочу быть смелой. Хочу смотреть страху в глаза, но сердце предательски отзывается на его взгляд. Оно, черт бы его побрал, готово петь от любого его знака внимания, как будто не зашито-перешито уродливыми швами.

Руслан вскакивает с места и в один прыжок оказывается так близко, что я почти глотаю сигаретный дым, который он выдыхает в сторону от меня. Я уже и забыла, какой он высокий – когда нависает надо мной, это особенно чувствуется, хотя с моими ста семьюдесятью тремя сантиметрами немногие мужчины могут похвастаться чем-то подобным. Я помню, что он занимается баскетболом. И тут же припоминаю слова о том, что ростом он пошел в дедушку, потому что мама с папой у него обычные. Внезапно настигшее сравнение с Владимиром в моей голове сбивает боевой настрой.

О чем я вообще? Я не сумею противостоять Руслану. Только не ему.

– Какое, на хрен, здравствуй? Что ты забыла здесь? – рычит он на меня.

Я вспоминаю. Нечто похожее уже происходило с нами, когда он спустя время приехал в Омск и подловил меня у дома. Устроил скандал посреди двора и избил моего двоюродного брата, который был со мной. Требовал ответов, почему я игнорирую его звонки и сообщения, но я была настолько истощена и не в форме, что не сумела объяснить словами. Мне казалось, все очевидно. У нас не получилось. Нас больше не было. Возможно, нас и не было никогда.

– Я здесь живу, – отвечаю, понимая, что в таком его состоянии нормального разговора не получится. Этот торнадо снесет все на своем пути, не оставив в живых никого.

– Стоять! – он перехватывает меня за руку, когда я пытаюсь его обойти. Из-за резкого движения я роняю пакет на землю, а апельсины яркими пятнами рассыпаются по серому асфальту.

– Отпусти.

– Ты не уйдешь, пока я не позволю, – говорит медленно и с ударением на каждом слове покрасневшими от ветра губами. – Еще раз спрашиваю, что ты делаешь в городе?

– Мне больно, – огрызаюсь я, но все бесполезно. – Я работаю здесь. Стажируюсь! Отпусти меня, Руслан!

Он лишний раз моргает, когда произношу его имя, но продолжает наступать.

– Что ты, сука, делаешь с моим отцом? И я, блять, не поверю, что это все ебаное совпадение! Можешь даже не заливать мне!

Руслан дергает меня сильнее, тянет ближе, как будто так точно разглядит правду в моих глазах.

– Я ничего не знала…

– Не ври мне!

Я вздрагиваю от его тона, и теперь мне становится по-настоящему страшно. Его глаза горят. Голубой радужки даже не видно из-за огромных зрачков. Ноздри раздуты, плечи прыгают вверх на каждом вдохе, а дышит он рвано, будто со злостью выплевывает воздух в лицо. Что мне ему сказать, если он ничего не хочет слышать и все давно решил в своей голове?

– Да, я специально добилась работы в фирме твоего отца и соблазнила его, чтобы тебе было больно, – произношу холодно, пока пульс замедляется с каждым словом. Я медленно умираю изнутри. – Это ты хотел от меня услышать?

Я чуть наклоняю голову влево и даже выдавливаю из себя подобие улыбки. Секунда, две. Руслан не выдерживает и, схватив меня за воротник, тянет вверх так резко, что мне приходится встать на носочки.

– Ты, сука, не наигралась еще? Чтобы я не видел тебя ни рядом с моим отцом, ни рядом с домом, поняла? – он не кричит. Хуже. Он говорит это свистящим шепотом, от которого по спине бежит холодок.

– А то что? – я отчаянно шагаю в пекло, сжигая нас обоих. Теперь назад дороги точно нет.

– Ты не хочешь этого знать, поверь, – он брезгливо кривит губы и отпускает меня, одергивая руку, будто испачкался. Это все добивает. Как гвоздь в крышку или горсть земли, падающая сверху. Я отворачиваюсь, всхлипываю, плотно сжав губы, хватаю полупустой пакет, наплевав на апельсины, и спешу по ступеням к двери.

– Это не твое дело. Наша с Владимиром личная жизнь, – бросаю через плечо и дрожащими пальцами прикладываю магнит к замку.

Руслан не отвечает, и я почти успеваю выдохнуть, переступив порог. Вот только дверь за мной не закрывается, а меня толкают к стене и придавливают телом. Это он. Его запах. Его жар. Его руки на моих бедрах, а губы почти касаются моих.

– Ваша, блять, с Владимиром? Напомнить как ты стонала подо мной? Или тебе настолько похер с кем? – рушат все его слова, но мой ответ, какой бы он ни был, тонет в его жадном, причиняющем физическую боль поцелуе.