Цитаты из книги «Рискуя собственной шкурой. Скрытая асимметрия повседневной жизни»

особенно православных христиан, помнящих о том, что флот Екатерины Великой прибыл, чтобы вновь зазвонили колокола собора Св. Георгия в Бейруте. Екатерина Великая была «последним царем с яйцами», именно она отобрала Крым у Османской империи. До того турки-сунниты запретили христианам в контролируемых ими прибрежных городах звонить в церковные колокола – такую свободу могли позволить себе только недоступные горные деревни. Левантийские христиане утратили защиту русского царя в 1917 году и надеются, что Византия возвращается сто лет спустя. Куда проще делать бизнес с владельцем бизнеса, чем с работником, который через год наверняка потеряет рабочее место; точно так же проще доверять слову диктатора, чем хрупкого избранного чиновника. Глядя на Путина, я понимаю, что одомашненным (и стерилизованным) животным против дикого хищника не выстоять. Ни единому такому животному. Забудьте об армейской мощи: важен спусковой крючок[54].

Полная противоположность публичной шишки как раба – диктатор. Когда я пишу эти строки, мир наблюдает зарождение конфликта между несколькими сторонами, включая нынешних «глав» стран – членов Североатлантического альянса (у современных стран нет глав, есть только мастера болтологии) и россиянина Владимира Путина. Да, с одной стороны, все они, за исключением Путина, должны избираться, могут попасть под огонь собственной партии и должны соразмерять каждое свое высказывание с тем, насколько его может исказить пресса. С другой стороны, Путин исповедует подход типа «к-черту-деньги» и отчетливо демонстрирует, что ему плевать, благодаря чему число его сторонников и поддержка растут. В подобной конфронтации Путин выглядит и действует как свободный гражданин, противостоящий рабам, которым нужны комитеты и одобрение – и которые, само собой, принимают любое решение, чтобы повысить свой рейтинг. Поведение Путина гипнотизирует его поклонников, в том числе христиан Леванта,

А надежность стоит за множеством взаимодействий. Человек с достатком покупает загородный дом – что неэффективно по сравнению с гостиницами и съемным жильем, – потому что желает быть уверенным: если ему взбредет в голову отдохнуть, дом всегда к его услугам. Как говорят трейдеры: «Никогда не покупай, если их можно арендовать, П, Л и Е: то, на чем ты Плаваешь, то, на чем Летаешь, и то, что… (кое-что другое)». Однако многие приобретают яхты и самолеты – и не могут избавиться от кое-чего другого.

Человеческая природа неопределима вне взаимодействий, включающих других людей. Не будем забывать: мы живем не поодиночке, а стаями; тех, кто живет в изоляции, ничто существенное не заботит, между тем «лабораторные» исследования проводятся обычно без контакта с внешним миром[47]

Если вы ласкаете грудь жены или девушки любого тяжеловеса прямо у него на виду, не думаю, что последующую шумную драку вы переживете без потерь – или сможете убедить его, что ласкали «самую малость».

Какую эпоху и цивилизацию ни возьми, везде превалируют одни и те же моральные законы – с незначительными вариациями: не укради (по крайней мере, у соплеменника); не охоться на сирот ради потехи; не бей специалистов по испанской грамматике беспричинно и ради тренировки, лучше используй боксерские груши (если ты не спартанец, но и тогда ты имеешь право убить ради тренировки ограниченное число илотов) и тому подобные запреты.

Началось все с асимметричного правила: те, у кого английский неродной, говорят (скверно) по-английски, а вот обратное – англоговорящие, знающие другие языки, – куда менее вероятно. Некогда французский считался языком дипломатии: на нем общались чиновники, вышедшие из дворян, а их более вульгарные соотечественники, занимавшиеся коммерцией, полагались на английский. Два языка соперничали, и английский победил – в современной жизни доминирует коммерция; на его победу не повлияли ни престиж Франции, ни усилия ее чиновников, утверждавших, что их более-менее красивый и похожий на латынь язык с логичным произношением не сравнится с орфографически путаным языком обитающих через пролив поедателей мясных пирогов. Отсюда примерно видно, как власть меньшинства приводит к появлению «лингва франка», языка, который используется для международной коммуникации; жаль только, что этого не видят лингвисты.

Преступники с аллергией на арахис Меня посетила странная мысль. Кошерное население представляет менее 0,3 % жителей Соединенных Штатов. Однако, как оказалось, почти все напитки у нас кошерные. Почему? По той простой причине, что переход на полностью кошерную пищу дает производителям, бакалейщикам и ресторанам возможность не помечать отдельные напитки значками «кошер» и «некошер», не разделять прилавки, запасы и складские помещения. Простое правило, изменившее ситуацию, таково: Тот, кто ест кошер (или халяль), никогда не станет есть некошерную (и нехаляльную) пищу, а тому, кто ест любую пищу, есть кошерное не запрещено. Перефразируем этот принцип для другой сферы: Инвалид не станет пользоваться обычной уборной, а неинвалид может пользоваться уборной для инвалидов. Стоит добавить: мы иногда не решаемся заходить в уборную для инвалидов, потому что путаем уборную с парковкой и считаем, что такая уборная предназначена только для людей с ограниченными возможностями. Человек с аллергией на арахис не будет есть продукты, содержащие арахис, а человек без такой аллергии может есть продукты без арахиса. Вот почему на борту американских самолетов арахис предлагают редко, а в школьных столовых его часто не сыщешь днем с огнем (что, в свою очередь, увеличивает количество людей с аллергией: она возникает в том числе в ситуации, когда человек потребляет мало продуктов с арахисом). Применим правило к сфере, в которой все куда интереснее: Честный человек никогда не совершит преступления, а преступник легко может не нарушать закон.

«лимонадом»; я был почти уверен в том, что он ввиду своих правил относительно рациона откажется. Он не отказался. Он выпил жидкость, а другой кошерный человек прокомментировал: «Здесь все напитки кошерные». Мы посмотрели на коробку с лимонадом. На ней имелся особый знак: маленькая буква U в круге заверяла, что жидкость кошерная. Те, кому это нужно, смотрят на текст мелким шрифтом и этот символ замечают. Я же, как и герой «Мещанина во дворянстве» Мольера, внезапно узнавший, что он всю жизнь говорил прозой, осознал, что часто пил кошерные напитки, сам того не понимая.

По иронии судьбы, этот пример сложности я придумал, когда помогал устраивать летний пикник для сотрудников Института сложных систем Новой Англии. Пока хозяева накрывали на стол и распаковывали напитки, ко мне подошел поздороваться мой друг, правоверный иудей, который ест только кошерную пищу. Я предложил ему стакан желтой подслащенной воды с лимонной кислотой, иногда называемой