ПЕСНЯ ГОРБАТОЙ БЁГЁЛЮКЭЭН

 
Исиллигим-тасыллыгим!
Башка худа – совсем беда!
Бай-бай, сынок, засыпай!
Бай-бай, богатырем вырастай!
Отращивай побыстрей
Железные крючья когтей!
С восходом солнца вставай,
Кровожадная сила,
Грозная мощь!
Бросающих тень от себя,
Мелькающих убивай!
 
 
Ой, горе мое,
Ой, хворь моя!
Исиллигим-тасыллыгим…
Да будут неломкими кости твои,
Неразрубаемым – тело твое,
Непроливающейся вовек
Да будет кровь твоя!
Бессмертную мощь обретя,
Без жалости, играя, шутя,
Губи, круши,
Дави, души,
Всех живых —
И добрых, и злых
Людей улуса айыы
С жалостливым сердцем в груди,
С поводьями за спиной!
Убивай,
Ломай им хребты,
Все их племя прахом развей!
 
 
Ох, качанье мое,
Сгибанье мое…
Ноет спина…
Совсем я больна,
Лютым голодом голодна.
Неугомонно лихих,
Резвых и молодых,
Подпоясывающих свой стан
Людей улуса айыы
Подстерегай, убивай,
Кости им сокруши,
Света жизни лиши,
Очаги потуши!
Ох, качанье мое,
Сгибанье мое!
 
 
Изворотлив будь,
Оборотлив будь…
На гнездо адьараев
Ногой наступи,
Как лохань, его опрокинь,
Вырывай у них из клеток грудных
Сердца и легкие их,
Выломай челюсти им,
Вырви длинные их языки,
Больше их подбрасывай мне —
Бедной, старенькой няньке твоей,
Чтобы не о чем было мне горевать,
Чтобы весело было мне пировать!
Ох, нежданный мой,
Негаданный мой…
Ой и плохо мне,
Суматоха мне!
В преисподней мире,
В подземной тьме
Адьараев искорени,
Дочиста их перебей!
Жирные их спинные мозги,
Многожильные их сердца,
Клубящиеся их языки
Подавай мне за то,
Что качала тебя,
Хоть с голоду подыхала сама,
А не покидала тебя!
Култыхаюсь я,
Задыхаюсь я…
Где вы, жуки, козявки мои?
Вы кишели кишмя,
Торчали торчмя —
И вывелись, извелись…
Эй, лягушки мои,
Растопырки мои…
Тяжко мне,
Душно мне…
Баю-бай моей пятерне… —
 
 
Только песню эту
Пропела она,
Мира Верхнего главари
Услыхали, встревожились,
Заговорили
Матёрые богатыри:
 
 
– Наконец, видать,
Народился он —
С беспредельной силою исполин!
Не к добру рожденье его!
Взбудоражит он Верхний мир,
Выворотит затворы его,
Собьет засовы с наших ворот!
Разорит он подземный мир,
Истребит он срединный мир,
Он – дерзкий – вывернет три кольца,
Что держат три мира в одной руке.
Непоправимая будет беда,
Вселенная распадется тогда,
Светопреставленье пойдет!
 
 
Уродился, как видно,
Задорный и злой
Удалец, озорник, игрун —
Кулут Туйгун Боотур,
Угрожающий небесам и земле —
Хаан Сабыдал Бухатыыр,
Могущий разрушить мир,
Эсэх Харбыыр,
Эркен Баатыр,
Чье подножье – гибель и смерть…
Что будет он рожден, сотворен —
Древнее предсказанье есть.
Неужто этот ребенок рожден?
Не может иначе быть!
Немедля должны мы решить,
Как его нрав укротить. —
 
 
Долго думали мудрецы
И надумали, наконец!..
 
 
На железной, высокой, крутой,
Содрогающейся мятежной горе,
Не прикрепленной ничем
К краю слоисто белых небес,
Не опирающейся ничем
На светло-белесый мир земной, —
Лишь клубится мгла у подножья ее, —
Вот на этой железной горе,
Кружащейся, как вихрь,
Держащейся кружением своим,
Чародейной силой своей,
На восьмигранном столбе
Блистает дом золотой,
Белеет обширный двор
Охранительницы небес —
Удаганки Айыы Умсуур,
Нюргун Боотура старшей сестры.
Вот на этот двор,
Под ее надзор,
В каменную несокрушимую клеть
Младенца перенесли,
Чародейным арканом его окрутив
О тридцати девяти узлах.
Каменной клети железную дверь
Поставлен был сторожить
Без умолку говорящий
Идол, красною медью блестящий,
С конскую голову величиной.
Чарами удаганки небес
Погруженное в непробудный сон,
Покоилось в темной клети дитя,
Не зная детских игр и забав,
Вырастая в чудесном сне,
Сил набираясь во сне…
 
 
Боялись владыки айыы:
Если с Верхнего мира
Ветер дохнет —
Проснется младенец,
Бед натворит.
Из подземного мира
Потянет сквозняк —
Тоже добра не жди.
Если Среднего мира
Воздух густой
Ветром его обдаст —
Не оберешься хлопот.
И еще к нему приставили трех
Исполинов-богатырей.
Верхнюю сторону должен один
От сквозняка затыкать,
Нижнюю сторону должен другой
От сквозняка затыкать,
Третий должен был с боковой стороны
Ветру путь преграждать.
Если в Верхнем мире
Родится беда,
Если в Нижнем мире
Вспыхнет вражда,
Если в Среднем мире земном
Кровопролитье пойдет —
То, коль скажет Чынгыс Хаан,
Прикажет Дьылга Тойон,
Одун Биис повелит, —
Нюргун Боотура освободят,
Чтобы злую силу он укротил,
Чтобы Средний мир
Сохранил, защитил…
 

* * *

 
Стали думать старейшины рода айыы,
Кого избрать, поселить,
Кого высокой судьбой одарить
В Среднем мире земном
С восходящим солнцем,
С густою травой,
С зеленеющею листвой.
Кто достоин корнем стать на земле
Рода людей
Уранхай-саха?
Чтоб людей породить на земле,
Из улуса солнца,
Из рода айыы
Был избран Саха Саарын Тойон,
А подругой ему дана
Сабыйа Баай Хотун.
Боги их поселили там,
Где, ниже высоких гор
На восток опускается край
Пешеходно-слоистых небес,
Где, как одежды ровдужной край,
Полосами пестрыми окаймлен,
До земли спускается небосклон;
Там, где влажно-росистый угол земли
Загибается вверх, как концы
Свилевато широких лыж.
 
 
В светозарной той стороне
Осьмикрайняя, на восьми ободах,
Белая равнина блестит.
Там неувядающая никогда,
Не знающая изморози ледяной,
Зелень буйная шелестит.
Там высокое солнце горит светло,
Никогда не падает снег,
Никогда не бывает зимы.
Лето благодатное там
Вечное изливает тепло.
 
 
Опереньем ярким блестя,
Турухтаны порхают там,
Молодые утки с озер
Табунами взлетают там,
Голуби не умолкают там.
Неиссякаемая благодать
Изобильем вздымается там,
Вечный пир кумысный кипит, бурлит.
Девять длинных веревок волосяных
Между коновязей натянуты там
И поставлен кругами зеленый чэчир
Вокруг цветущих полян,
Словно густоветвистый лес.
Как глубокое озеро, выставлен там
Заповедный кумысный чан.
Там в низинах – творожная топь,
До вертлюгов неукрощенным коням,
Из молочной гущи солончаки
До колен ездовым коням.
Синим маревом кури́тся даль,
Жаворонками звенит.
Красуется, светом напоена,
Привольная эта страна.
 
 
Посреди земли
Становье-жилье;
Где броды по́ дну широких рек
Как натянутая тетива,
Где на пастбищах во́лнами ходит трава,
В средоточии той страны,
На печени золотой
Осьмикрайней, на восьми ободах,
Гладко широкой,
Ясно высокой
Средней земли матеро́й,
На медном возвышенном месте ее,
На серебряной середине ее,
Над которою никогда
Не веяла никакая беда,
На блистающем пупе земли,
Где ласков полуденный зной,
На высокой хребтине ее,
На вздымающейся груди земляной,
На вздувающемся загривке ее,
На широком затылке ее
Силою исполинов-творцов
Сотворенно построен был
Тринадцатистенный дом
Из цельного серебра,
Полный всяческого добра;
Сверкая кровлею золотой,
На девяносто сажен в длину
Раскинулся этот дом,
На расстояньи дневного пути
Видимый отовсюду кругом;
Чтобы вольно вливался в него поток
Девяноста лучами дарящего свет
Белого солнца дня,
Девяносто окон больших
Прорублено в доме том,
Равного которому нет.
 
 
Избранная волей богов,
Предназначенная стать на земле
Корнем племен уранхай-саха,
Прекрасная молодая чета,
Чарами матери Айыысыт
Чадородья жаждой полна,
Страстью созидания
Одухотворена,
Вошла в уготованный ей
Просторный нарядный дом.
 
 
Распахнули дверь в высокий покой —
Мехом белым покрытое ложе там,
Собольих мехов одеяло на нем,
Соболья подушка на нем.
 
 
Им желанье покоя не даст,
От него не укрыться им.
Из глубины своих недр
Вожделением загорелись они.
Верхние одежды
Пальцами рук
Сбросили мигом с себя.
 
 
Исподние одеянья свои
Тыльными сторонами рук
Разметнули, скинули прочь.
Развязались
Нагрудные украшения их,
Распались
Набедренные украшения их,
Бряцая бисером и серебром.
 
 
Развязались
Украшенные шитьем
Натазники в бахроме.
 
 
Позарившиеся друг на друга бедняжки,
Не помня себя, обнялись,
Пали на ложе из белых мехов,
На ложе из полосатых мехов.
Пламя богини Айыысыт
Их нестерпимо палит.
Шумно, с посвистом, задыхаясь,
Обнюхивали друг друга они.
Пока не иссякла в них сила-мощь,
Ласкали друг друга они.
 
 
У бедной женщины молодой,
Встрепенувшейся от любовных утех,
В святилище утробы ее,
Где, как завязь плода в цветке,
Возникая, растет человек,
Мальчик и девочка – близнецы,
Две жизни и две души,
Величиной с головку ковша,
Словно влитые,
На сокровенном дне
Глухой утробы ее
Забились,
Стали расти.
 
 
Сабыйа Баай Хотун,
Прародительница племен,
Забрюхатев,
Стала степенно ходить,
Неторопливо стала ходить,
Горделиво стала ходить.
Быстро бремя ее росло,
Быстро время ее пошло —
За первые сутки
Первый месяц,
За вторые сутки
Второй месяц,
За третьи сутки
Третий месяц,
За четвертые сутки
Четвертый месяц.
На пятые сутки,
Как на пятый месяц,
Округлился ее живот,
На шестые сутки она
Двигалась тяжело,
На седьмые сутки
Поблекла лицом,
На восьмые сутки она
Стала недомогать,
На девятые сутки с трудом
Стала бремя свое подымать.
На десятые сутки ей
Сделалось невмоготу тяжело,
Поясницу будто огнем обожгло,
Принялась она охать, стонать,
Первые схватки у ней начались,
Предродовые потуги пошли.
Содрогалась она,
Металась она…
Наступило время на помощь звать
Айыысыт – великую мать.
Плакала, причитала она…
Наступило время молить
Защитницу Иэйэхсит.
 

САБЫЙА БААЙ ХОТУН

 
Аай-аайбын! Ыый-ыыйбын!
Облегчите боль хоть на час один!
Нестерпима ужасная боль моя…
Не выживу я…
Не выдержу я…
Черноусый мой муж-тойон,
Муженек-дружок!
Здесь – в просторном доме своем
Со священным пылающим очагом,
Народив потомство тебе,
Надеялась, думала я
На благодатной этой земле,
На изобильных угодьях ее
Счастливой хозяйкой стать,
Без числа на широких лугах
Откармливать тучных коров,
Огораживать загоны для них —
Думала я, надеялась я
Долгую жизнь прожить,
Довольство, счастье вкусить…
Да напрасно, видно, надеялась я!
Погасло белое солнце мое,
Серебряный оторвался кружок
С высокой шапки моей.
 
 
Ты останешься – я уйду…
О, какая боль внизу живота…
О, нестерпимая боль
В потных моих пахах,
В нижних ребрах моих!
Чем я эту боль отведу?
Все же предуказано нам,
Божественной силой приказано нам
Обосноваться навек
В восьмиободном мире земном…
Нам исчезнуть не суждено,
Нам – высоким, с немеркнущею судьбой,
Еще будет счастье дано…
 
 
Выйди из дому поскорей,
Дорогой мой супруг-тойон,
Прямиком иди на восток.
Там, среди равнины, стоят
Три молочно белых холма;
На одном из них
Березка растет
С трепещущею листвой,
С развилкою двойной.
Вырви с корнем березку
И мне принеси.
 
 
Нагадала я,
Увидала во сне:
Приметы есть у меня —
Придет к нам счастье! Придет!
 
 
Как принесешь березку сюда,
Сучья, ветки у ней обруби,
Вытеши двухразвилистый кол
И выставь передо мной.
В землю вбей двухразвилистый кол,
Сделай зыбку просторную с желобком,
На развилья зыбку повесь. —
 
 
Проворно Саха Саарын Тойон
Исполнил просьбу жены:
Вырвал с корнем березку,
Домой принес,
Споро за работу взялся.
Опору для зыбки вытесал он,
Надежно в землю забил,
Стал потом колыбель мастерить,
Корпеть, мудрить,
Тесать, долбить.
 
 
Прародительница племен,
Только боль отпустила ее,
Воссела, раскрыла постель
Из полосатых шкур…
В восемь чоронов больших,
Украшенных узорной резьбой,
Из которых пьют кумыс на пирах,
Желтого масла она налила
И с поклоном поставила их
У изголовий восьми
Оронов вдоль стен жилья,
Чтобы защитница Айыысыт,
Радуясь, что ожидают ее,
Что радушно встречают ее,
Благожелательности полна,
Мольбам горячим вняла,
На землю низошла.
 
 
Потом прародительница племен
Сабыйа Баай Хотун
Вынесла из кладовой
Свою волочащуюся по земле
Долгополую рысью доху
С оторочкою дорогой,
В которой – пуд серебра.
 
 
Нашейные украшения свои,
Драгоценные ожерелья свои,
Подвески, пластинки и филигрань
Бережно разложила она,
Чтобы на солнце сверкали они,
Чтобы радужно заиграли они,
Чтоб улыбались они.
Поклонившись трижды потом на ходу,
Поставила перед собой
Высокую шапку из меха бобра,
Где ость горит
Холодным огнем.
На высокой шапке солнцем блестит
Бляха чеканного серебра;
Радугой переливаясь, на ней
Красуется шитый
Красный узор,
Еще девушкой, в этой шапке она,
Надев ее слегка набекрень,
Ходила – легка, стройна,
Красивую голову свою
Горделиво откинув назад…
Предназначенная в будущем стать
Прародительницей племен,
Стройными десятью
Пальцами белых рук, —
Будто десять горностаев, они
Свисают головками вниз, —
Серебристыми ладонями рук
Поглаживая себя по щекам,
Поглядывая большими глазами
На черные косы свои
В восемь маховых саженей,
Распуская пышные их концы,
Ровными зубами блестя,
Выговаривать слова начала,
Тихо про себя напевать.
 

САБЫЙА БААЙ ХОТУН

 
Дьээ-бо!
Дьээ-бо!
Дух обступающего меня
Доброго жилья моего,
Под столбом опорным его
Вольно возросший
Дьэдэ Бахсыланы,
Во имя мое, на счастье мое
Плечом толкни,
Широко распахни
Плотно захлопнутую дверь,
Тяжелую дверь свою!..
 
 
Осьмиободной, осьмиокружной,
Гладко широкой,
Щедро высокой
Матери изначальной – Земли
Хозяйка с начала времен
С посохом золотым,
Изливающая желтую благодать
Аан Алахчын
Манган Манхалыын,
Заступница дорогая моя,
Бабушка седая моя,
Поспеши придти,
Меня защити!
Прясло тяжелое разбери,
Тугой заплот отвори!..
Если мне суждено
Человеком стать,
Женщиной уранхайской быть,
В радости жить,
Счастье узнать,
То открой передо мной
Крутой перевал,
Где жертвою за меня
Чернеет хвост вороного коня,
Виднеется грива коня!
 
 
Обитающая в блаженной стране,
Где блистает невечереющий день,
Где яркое солнце весны,
Как широкого меча полоса,
Где белое солнце зимы,
Как секира-саабылаан
Взлетает, восходя,
Где тихое лето всегда,
Где тучная зелень всегда,
Где растет густой пырей и острец,
Где в неблекнущей высокой траве
Потеряется трехлеток телец,
Где злак луговой
Высотой до бедра
Четырехлетка коня,
Где лужи из крепкого кумыса —
Из перебродившего кумыса
Вскипают, плещут, шипя
Через холку осеннего жеребка —
Бурого стригунка;
Обитающая в высокой стране
Мать Иэйэхсит,
Призываемая женщинами молодыми,
Прославляемая пожилыми,
Защитница Айыысыт,
Помоги!
Настала пора
Расстаться мне с костью моей,
Настала моя пора —
Дитя на свет породить!
 
 
Ты до рассвета дня
Скотный мой варок огляди,
Ты до восхода солнца дня
Конный мой загон огляди!
Двухлетнею обернись
Кобылицей небесных полей,
Кобылицей сивенькой обернись
С округлыми мышцами на груди,
Играющими на бегу,
С крепкими бедрами налитыми,
Со стрелками на оплечьях крутых,
С яблоками на широких боках,
С полоской узорчатой на спине,
С отметиной божества
На крепких ребрах твоих,
С крапинами на крыльях ноздрей,
С белой звездой на лбу!
Кобылицей резвою обернись
И ко мне сойди, прибеги
С высокого перевала небес!
Явись,
Покажись наяву!
В виде своем
Войди в мой дом,
Погляди на мою раздольную жизнь,
На обильную благодать!..
Дарующей добро
Дланью меня погладь,
Жизнь принеси,
Защити, спаси!
 
 
Склонись надо мной,
Рокочи, заклинай,
Благословляй,
Силу мне дай!
 
 
На мягкие колени свои,
На шерстистые колени свои
Положи меня, укачай,
Счастье наворожи!
 
 
Сына, горячего нравом,
Грозного богатыря
Дай мне родить!
Дочку-красавицу
Дай мне родить!
 
 
В тяжкую пору мою —
Ласково со мной
Человеческой речью заговори!
На ложе моем травяном
В ногах моих посиди,
Угощением не побрезгуй моим,
Благосклонно отведай его!
 
 
О, как нестерпимо опять
Схватывает жестокая боль!
Как затрепетала во мне
Крепкая, черная печень моя…
Как сильно забилось в груди
Многожильное сердце мое… —
 
 
Так пела, взывала она
К благодатной Айыысыт.
Так причитала, стонала она,
Призывая Иэйэхсит.
Теплый воздух
Повеял с небес,
Закружились клубящиеся облака,
Опустились до самой земли.
И вот, почитаемая везде,
Небесная жизнедарящая мать —
Ньэлэгэлдин Иэйэхсит,
Ньэлбэн Айыысыт,
Белой, как молоко,
Кобылицей оборотясь,
С облака сошла,
Прискакала к урочищу первых людей,
Прянула на дыбы,
Глянула в их золотое жилье,
В их серебряное гнездо.
 
 
И поемным лугом она понеслась,
По́солонь кру́гом она понеслась,
Трижды стойбище обежала кругом,
Трижды фыркнула потом —
Пал на землю стодневный
Палящий зной…
А как трижды звонко
Проржала она —
Выпала на́ три года окрест
Молочно-белая влага с небес…
Трижды шумно встряхнулась она —
И маревом синим подернулась даль…
На обширном лугу-тюсюльгэ,
Где хозяин готовил пир,
Где молочный омут кипел,
Кобылица небесная, встав на дыбы,
По-журавлиному встав