Цитаты из книги «Манюня»

На нас с Манькой возлагалась обязанность подрумянить на большой сковороде фундук, выскрести ваниль из стручков, притомить в духовке апельсиновые и лимонные корочки, извлечь из абрикосовых косточек сладкие ядрышки и очистить от кожуры… Также мы вырезали из пекарской бумаги кружочки размером с горлышко банки. Эти кружочки Ба потом замачивала в коньяке и накрывала ими джем непосредственно перед закруткой.

Ба ваяла и творила, как Антонио Гауди на стройке собора Святого Семейства – без чертежей и набросков. И ни в коем разе нельзя было ее отвлекать, потому что она постоянно совершенствовала рецепт, добавляя ингредиенты на глаз, по щепотке, по ломтику, по крупинке…

облагородили щепотью-другой хмели-сунели? Ну что же, пора переходить к нашей истории. А то я что-то совсем разговорилась, вспоминая нашу осень… Однажды, в такую благословенную закаточно-заготовочную пору, отец получил письмо от своего бывшего однокурсника и замечательного друга дяди Игоря. – Что еще могло случиться? – напрягся он. Дело в том, что дядя Игорь развелся с женой и крайне тяжело переживал разрыв. Периодически, когда боль становилась совсем невыносимой, он писал моему отцу длинные душещипательные письма. Отец потом

з-за твоих выходок приходится жить с постоянно подобранным сфинктером ануса, потому что чуть расслабился – и ты уже не

Попили горячего шоколада – пожалуйте послушать про Пик… Пикассу! – Не Пикассу, а Пикасса, – поправляла меня Манька, – страшный человек, все на кубики раздробил. – А эта странная тетка? Как ее там, «Любительница асбеста»? – Не говори! Какой нормальный человек станет есть асбест? – разводила руками Манька.

– Ладно, – легко согласилась Ба, – не хотите, как у дяди Мойши, будет шевелюра, как у Дженис Джоплин. – А кто это такая? – Наркоманка и дебоширка, – отрезала Ба. Мы притихли.

Папа и Манюне привез такие туфли. Но Манька их на свадьбу не надела. Просто она проспала в них всю предыдущую ночь. На радостях. Естественно, Манины ножки отекли, и туфельки категорически отказывались натягиваться на ступни.

– Гланды удалили, когда мне было три года. А точку… Ну вот же она, – ткнула я пальцем куда-то себе глубоко в глотку, и меня чуть не вывернуло: – Буэ! – Буэ, – с готовность откликнулась Манька. – Этттто еще что такое! – зашла в кухню Ба. – На минуту отвлеклась, а вы уже устроили марафон, чей муж будет уродливее?

– Бааааа, ну сколько можно готовить этот ужасный обеееед! – Сколько нужно, столько и можно, понятно? – отрезала Ба и садилась напротив. – А теперь вы быстренько покушаете, а потом еще протрете до блеска тарелки. – Ааааааа, – торговались мы, – поедим немного и всеоооо! Пять ложек! Ладно, семь! – Чтобы тарелки сияли чистотой, – не поддавалась Ба, – иначе если оставите их грязными, то что случится? – Наши мужья будут некрасивыыыыымииии, – выли мы. – Ага, – поддакивала Ба, – и каждый раз, просыпаясь с утра и глядя на безобразное, волосатое и клыкастое лицо своего мужа, что вы будете думать? – Что он такой некрасивый потому, что мы в свое время не доедали тушеныыыые овощиии!

Но это уже не имело никакого значения. В доме тети Вали наконец-то воцарился мир. Иногда, оказывается, чтобы закончилась война, достаточно просто родить маленького Петроса.