Цитаты из книги «Манюня»

По ходу повествования у вас может сложиться впечатление, что Ба была вздорной, упертой и деспотичной особой. Это совсем не так. Или не совсем так. Ба была очень любящим, добрым, отзывчивым и преданным человеком. Если Ба не выводить из себя – она вообще казалась ангелом во плоти. Другое дело, что вызвериться Ба могла по любому, даже самому незначительному, поводу. И

Если назвать девочку Сона, что в переводе с фарси означает «достаточно», то следом обязательно родится мальчик!

Народ в этом городке весьма и весьма специфический. Более упрямых или даже остервенело упертых людей никто в мире не видывал. Из-за своего упрямства жители городка заслуженно носят прозвище «упертых ишаков». Если вы думаете, что это их как-то задевает, то очень ошибаетесь. На улицах часто можно услышать диалог следующего содержания: – Ну чего ты добиваешься, я же бердский ишак! Меня убедить очень сложно. – Ну и что? Я тоже, между прочим, самый настоящий бердский ишак. И это еще вопрос, кто кому сейчас уступит! А чтобы не быть голословной, приведу пример знаменитого упрямства бердцев. Летом в Армении празднуют Вардавар – очень радостный и светлый, уходящий корнями в далекое языческое доисторье, праздник. В этот день все от мала до велика поливают друг друга водой. С утра и до позднего вечера, из какой угодно тары. Единственное, что от вас требуется, – хорошенечко намылиться, открыть входную дверь своей квартиры и встать в проеме. Можете не сомневаться: за порогом вас поджидает толпа промокших до нитки людей, которые с диким криком и хохотом выльют на вас тонну воды. Вот таким нехитрым способом можно помыться. Шучу. На самом деле, если вас на улице незнакомые люди окатили водой, обижаться ни в коем разе нельзя – считается, что вода в этот день обладает целительной силой.

прошу вас остановиться на минуту и вспомнить, как это прекрасно – просто дружить. Вот так должно быть сейчас. И завтра. И послезавтра. Всегда. Спасибо.

Чтобы хотя бы иногда прерывать эту бесконечную и изнурительную в своем накале поэму любви, бабулечка к отцовскому перерыву уходила посидеть у Ба. Идти до Ма

Дядя Миша, как опытный диссидент, отстоял-таки единоличное право на свою гигиену и мылся сам.

Я навсегда запомнила тот июнь, и густое ночное небо над Адлером, и шумные его улочки, и дни, когда мы все были вместе и ни одному нормальному человеку не было дела до того, грузин ты, русский, еврей, украинец или армянин, и казалось, что так будет всегда и этой дружбе нет конца и края. Я навсегда запомнила вкус той приторно-сладкой последней черешни и то, как Натэла смешно складывала губы трубочкой, назидательно приговаривая: «Надя, ты главное запомни – орехи лучше толочь в ступке, а не пропускать через мясорубку», – а Гоги, боязливо оглядываясь на Ба, объяснял дяде Мише: «Пожестче надо быть с женщинами, даже если эта женщина – туоя мать». Я ни к чему не призываю. Я прошу вас остановиться на минуту и вспомнить, как это прекрасно – просто дружить. Вот так должно быть сейчас. И завтра. И после

эмалированный. – Хм. Не знаю, – приглядывалась к снимку Манюня, – может, и эмалированный. Но точно не круглый. Скорее… – Скорее чего? – Слово забыла. Скорее… скорее… – Ну! – поторопили мы ее. – Веснушчатый, во! – наконец вспомнила слово Маня. – Точно, у меня веснушчатый таз. – С чего ты это взяла? – А ни с чего. Просто слово мне нравится, – ответила Маня и любовно погладила снимок.

– Это мой пустой череп, – гордо тыкала она в снимок пальцем. – А это чивой? – А это таз. – Совсем не похож, – удивлялись мы, – таз он такой, круглый, с ручками. Бывает

А половником зачем полезла? – не вытерпела я. – Хотела быстрее тесто вычерпнуть. – А чего не вычерпнула? – Да половник там за что-то зацепился. Я стала его тянуть, чтобы вытащить, а он не вытаскивался. Тогда я попыталась втолкнуть его внутрь, чтобы он ушел в трубу. – И чего? – Втолкнула. И ручку погнула. Хотела сбегать за молотком, чтобы постучать по ручке, но вернулась Ба, и я не успела. Вот. Я погладила Маньку по щечке. – Не переживай, придет сантехник и все починит.