Цитаты из книги «Манюня»

– Займи и вышли, – зачастил папа, – тут круговая мафия, я позвонил Юрику в Москву (Юрик, папин двоюродный брат, был одним из лучших сыщиков МУРа), он нажал на нужные рычаги, на нас вышли люди и потребовали тысячу рублей за то, чтобы вернуть машину. Юрик сказал, что надо откупаться, иначе машину мы вообще никогда не увидим. Через три дня наши горе-болельщики возвращались домой. Настроение было паршивое. Дядя Миша после долгих раздумий решил выступить с рацпредложением: – Юра, может, нужно освятить машину? – В смысле – освятить? – От неожиданности папа сбросил скорость. – Ну… это… как оно у вас называется… ну когда приглашается священник, вроде с кадилом… Папа моментально вызверился. – Чтобы ни один мудило с кадилом на пушечный выстрел к моей машине не подходил, понял? – Понял! – Дядя Миша примирительно замахал руками. – Что ж тут непонятного, все понял!

– Наринэ?! – сказала, не оборачиваясь, Ба. – Набери своему отцу и скажи, что Роза убила человека. Пусть приезжает.

Было еще не поздно уйти по-хорошему. Но цыганка не представляла, с кем имеет дело. И поэтому она допустила роковую ошибку. – А захочу и украду, – сказала она, – нам сам Бог велел воровать. Да будет тебе известно, что наш предок украл гвоздь, которым хотели распять Христа! И в благодарность за это Бог разрешил нам воровать!

Девушка вынырнула и помахала всем рукой. – Надя, последняя попытка, давай я тебя сейчас с пирса столкну. Инстинкт – великое дело, ты мигом вынырнешь и больше не будешь бояться воды. А я следом прыгну, буду тебя подстраховывать, – сказал папа. И, не дожидаясь ответа, столкнул маму в воду. – Ааааааа! – кричала мама, пока летела к воде. – Ааааааа! – орали мы ей сверху. «Бултых», – спрыгнул за мамой в воду папа. «Бултых-бултых-бултых», – спрыгнули за папой еще несколько человек. Какое-то время на поверхности вообще никого не было, потом один из ныряющих вытащили маму. – Развожусь, – выдохнула мама, как только отдышалась. – Ааааааа, – орали мы сверху, – а где же папа??? Папа не выныривал. Кто-то вытащил маму на берег, и она тут же начала бегать вдоль кромки воды, рвать на себе волосы и орать: «Спасите моего мужа». Про развод она больше не заикалась.

А нам с Манюней было очень стыдно за свое поведение, и мы поклялись никогда больше плохо себя не вести. Никогда-никогда. И даже не нарушали своей клятвы. Целых три дня.

После угощения марганцовкой я побоялась, что Ба мне тоже на всякий случай поставит клизму, и засобиралась домой.

Она торжественно вручила мне пакет с нашим семейным альбомом и коробкой конфет для Ба. Пакет был невероятно красивый – ярко-голубой, с одиноким красавцем-ковбоем и надписью «MARLBORO». Таких пакетов у мамы было несколько, и она берегла их как зеницу ока для самых торжественных случаев. Кто застал дефицит советской поры, тот помнит, сколько сил и неимоверной смекалки нужно было затратить, чтобы достать такие полиэтиленовые пакеты.

Они, прикрыв лица платками, пробивались к нему и сочувствующе спрашивали: «Кто это тебя так?» – Жена, – говорил отец. – Она еще жива? – тщетно пытались выдать хохот за рыдания люди. – Жива, – понуро отвечал отец. – Непорядок, – утирали выступившие слезы сострадающие.

Когда Маня училась в третьем классе, по телевизору показали фильм «Приключения Электроника». И моя подруга не придумала ничего лучше, чем влюбиться в Николая Караченцова, который играл гангстера Урри. – У него такая красивая щель между передними зубами, – закатывала глаза Манюня. Караченцов был практически недосягаем для Маниного портфеля, так что Ба особенно не возражала против ее нового увлечения.

Это была «взрослая» и, увы, самая беспощадная в своей безответности любовь моей Мани. Все оставшиеся дни пребывания Тетисветыных гостей она посвятила целенаправленному сживанию объекта своего почитания со света. На третий день, под покровом ночи, московские гости отбыли восвояси. Вполне возможно, что Олег, истерзанный разрушительными ухаживаниями Мани, уезжал на всякий случай переодетый, как Керенский, в костюм сестры милосердия. Это так папа предположил, комментируя поспешный их отъезд.