Если бы нашелся некто, решивший спросить вдруг у Клавдия, не ощутил ли он эффект перемещения во времени на обещанные Сэмом «двести лет назад» – Клавдий ответил бы отрицательно.
Нет, не было в происходящем вокруг ничего от балов позапрошлого века. Ни эстетики, ни атмосферы. Даже запах был совсем не тот.
Тем не менее, «Главный бал страны», «Событие года» – Венский бал, проводимый уже без малого два десятка лет – был настоящим. Лишь времена изменились. И нет никакого смысла сравнивать эпохи: бал есть бал.
Одно оставалось неизменно – люди. Все так же горели глаза молодых дебютантов, все так же блестели улыбки прекрасных девушек. Даже оплетавшие паутиной интриг древние пауки – вершители судеб этого маленького мира – оставались неизменны. Стало быть, изменились лишь декорации.
Важный официант в белоснежной рубашке под фартуком с эмблемой «Метрополя» проводил гостей в синий сектор. Белые скатерти, белые кресла, и сиротливое воспоминание о домашнем ужине, ждущем его на милой сердцу кухне.
Клавдий тоскливо обвел взглядом все это белоснежное вип-великолепие и, к своей нечаянной радости, заметил первое за этот вечер симпатичное ему лицо. За столом, изучая меню, восседал облаченный в демократичный смокинг белокурый и синеглазый красавчик. Он производил впечатление совсем молодого юноши, и только некая хищность в чертах лица вкупе со звериной плавностью движений выдавала в нем многоликого.
Ладон, а это был он (ну конечно!), отличался решительно-жизнерадостным нравом и обычно умудрялся найти позитивные стороны во всем, происходившем вокруг. Вот и сейчас при виде представительной делегации Сэма лицо молодого дракона озарилось радостной улыбкой, сделавшей его еще младше.
– Оу, Ладонис! – утробно промурлыкала Эмили Сирин, стоявшая за плечами Клавдия. – Свет мой, я так скучала.
Качнув увесистыми бедрами, обтянутыми соблазнительным платьем цвета индиго, она стремительно перетекала на место по левую руку от продолжавшего сиять блондина.
Сунула ему под нос обтянутую длинной перчаткой руку для поцелуя. Этот жест не подразумевал отказа, но хитрый Ладон лишь чувственно пожал ей пальцы, сделав вид, что пристально разглядывает надетый поверх перчатки огромный перстень с крупным сапфиром. Эмили прищурилась, поджав губы, хищным взглядом пробежалась мужественной фигуре красавчика (такими глазами голодные мужчины рассматривают свежий стейк с кровью) и томно произнесла:
– Надеюсь, ты не позволишь мне сегодня хандрить и унывать?
«Боги, – подумалось Клавдию – эти курицы говорят на всех языках этого мира так, будто переводят с птичьего. Никакого смысла, никакого содержания. Лучше бы она молча колыхала содержимым декольте, право слово».
Сейчас он так был рад видеть старого друга, будто они не расстались чуть более часа назад, а прошел целый год. Тем более, что им было о чем поговорить, но эта дамочка в синем твердо была намерена добычу свою из когтей этим вечером не выпускать.
Мужчины обменялись понимающими взглядами, и Клавдий сел за столик неподалеку, так и не уговорив себя на компанию «курятника».
Несколько минут спустя к его столику присоединились те самые трое незнакомцев, обратившие на себя внимание еще в кабинете Сэма. Абсолютно одинаковые, могучие, они излучали уверенность и невозмутимость. Судя по обмену взглядами, эта троица предпочитала ментальный стиль общения. Вежливо им улыбнувшись, Клавдий скрылся за изучением меню, попутно бросая взгляды на все прибывающих гостей бала.
– Вы позволите? – прямо напротив него, за спиной у одного из представительной троицы, возникла смутно знакомая женская фигура.
– Свава? Какая неожиданная встреча! Неужели в этот зал сегодня слетаются все крылатые девы этого мира?
С удовольствием отметив резкий упадок настроения у сидевших рядом птицедев, Клавдий привстал, сам забрал тонкую руку гостьи, легко поцеловав, и стал пристально разглядывать ее лицо.
– Сиятельный? Ты изменился… Только взгляд все тот же, инквизиторский, – она легко рассмеялась.
Безупречно-скульптурное лицо, обрамленное орнаментом завитков светлых волос, балетные движения, гордая посадка головы на длинной шее, белое вечернее платье на точеной фигуре. Да, это несомненно была она. Легендарная валькирия, лучший специалист в своей области. Вот уж кого он не ожидал встретить на московском балу – так это божественную Сваву Эйлими.
– Зато ты неизменно прекрасна, – добавил тише, – и опасна.
– Старый дамский угодник! – в ответ ее темный взгляд заметно смягчился.
– Аве, лучезарная! – один из близнецов встал, отодвинув стул, приглашая девушку. – Составите нам компанию?
– Меня приглашают сами братья де Даннан? Какая честь! – в ее голосе не было столь привычной иронии, что несказанно удивило Клавдия.
«Легендарные друиды. Надо же, сама мифическая троица пожаловала. Не повеселимся, так хоть просветимся».
Друиды в ответ на появление дамы в их великосветской кампании милостиво перешли на разговорный стиль общения и оказались прекрасными собеседниками. За время, предшествовавшее утомительной и помпезной процедуре открытия бала, они успели обсудить самые животрепещущие темы: от последних технических новинок и старика Велиала до самых грязных сплетен отдела управления собственной безопасностью инквизиции.
Шутили, смеялись, Свава неутомимо кокетничала, сияя глазами и бриллиантами. Клавдий постоянно ловил на себе завистливые взгляды своих спутников, сидевших за соседними столиками и вынужденно занимавшихся лишь рассматриванием публики вкупе с праздничным убранством зала.
Даже мучительно пытавшиеся обратить внимание на свои великолепные персоны птицедевы, и те поутихли, вероятно, устав. Сидели, надув свои алые губы, и томно обмахивали декольте блестящими веерами.
До начала открытия бала оставались считанные минуты, зал уже был полон гостей, оркестр рассаживался по местам, ведущие поднимались по разворотам парадной лестницы к открывающим подиум Гостиного Двора воротам.
Гости бала понемногу оттеснялись с паркета к столикам. Клавдий вновь и вновь отмечал знакомые лица. Взгляд зацепился за пару увлеченно беседующих мужчин у самого оркестра. Ему показалось, или стоявший могучей спиной к нему статный седовласый мужчина был самим Архистратигом? Беседовавший с ним Гессер, собственной персоной, заметил пристальное внимание Клавдия и едва заметно кивнул.
«Помнит, старый кот», – успело пронестись в голове, когда величественный собеседник Гессера оглянулся. От одного вида самого предводителя всех светлых иных этого мира Клавдию мучительно захотелось поклониться. Он судорожно встал, сопровождаемый изумленными взглядами соседей по столу, и склонил голову.
Слегка нахмурившись, величественный Михаил отрицательно покачал головой, словно прося не акцентировать на нем внимание. Всесветлый был на балу инкогнито.
Кинув взгляд на сидевших рядом за столиком соседей, Клавдий понял, что для них присутствие на балу столь важных персон не стало неожиданностью.
Забавно. Он так погряз в делах оперативников, что совершенно выпал из высоких сфер. Последнее дело с «Триглой», запутанное и до сих пор не раскрытое, массовые нападения на иных, произошедшее накануне в Гурзуфе – все это занимало его сейчас куда больше.
Кла снова злился. Вместо того, чтобы дежурить у кровати тяжело раненной дочери или утешать беременную жену, или поддерживать старшего сына, сражавшегося сейчас за жизнь его ребят, он сидит тут, взирая на расфуфыренных пустышек, и слушает глупости.
Судя по взгляду Ладона, совершенно ему не свойственному – ледяному, который не могла скрыть даже лучезарная улыбка дракона – подобное приходило в голову не одному Клавдию. Но служба есть служба, инквизиторы – люди подневольные, и тут они не развлекались.
Что надумал вездесущий Сэм – об этом знают лишь Мойры14.
Нет, напрасно Клавдий снисходительно сравнивал этот бал с главным видом великосветского развлечения прошлых веков.
Современный бал блистал. Сияние улыбок сотен пар дебютантов, его открывавших, аура любви, блеск радости – все это буквально взорвало духоту майской ночи, оттесняя ее тревоги и сомнения. Это была ночь любви, танцующая и великолепная.
Прекрасные девушки и великолепные дамы, кавалеры, оттеняющие их смокингами и фраками, волшебство живой оркестровой музыки и сказочные звуки оперы. Время до полуночи пролетело как один миг.
А в полночь прозвучали первые аккорды русской кадрили, и под ногами танцевавших вздрогнул паркет Московского Гостиного Двора.
Линии танцевавших двигались все быстрее, веселье нарастало, искры флирта поджигали воздух. Седовласые офицеры и студенты, пышногрудые дамы и юные прелестницы – все поддались искушению лукавой кадрили.
Устал оркестр, танцоры ошибались все чаще, отчего становилось еще веселее. Шестой круг круг кадрили завершился овациями, уставшие танцоры попадали за столики, очищая блестящий паркет зала. Оркестр охлаждал атмосферу легкой как весенний ветерок скрипичной сюитой.
Зал замер в ожидании. Одной из традиций московского бала было заполуночное танго.
Софиты осветили круг в центре зала, в котором эффектно появилась необычная пара.
Рослые, сложенные скорей атлетически: седовласый кавалер огромного роста и титанической ширины плеч в белом смокинге, черной рубашке и с белой бабочкой и его чернокожая партнерша в безукоризненно обтягивающем ее белом платье и перчатках. Девушка была не просто темнокожей – казалось, сама тьма не была так черна, как эта красавица, блеснувшая белозубой улыбкой.
Раздались первые аккорды мятущегося танго. Танец-боль, танец-размышление, танец-страсть. Надтреснутый голос бандонеона звучал, разбивая сердца. Чувственный порыв слияния двух тел, сладость надежд и горечь разочарования. Пожар любви и пепелище одиночества.
Великолепная пара танцевала как жила. Сдержанная грация белого тигра, выдающая воина, и гибкое изящество черного лебедя. Вечная любовь и вселенское притяжение полюсов.
Зал не дышал. Такой танец доводится видеть раз в жизни.
Все жарче страсть, все громче звуки. Танго-бой, танго-сражение.
Последний аккорд, финальный рывок, партнерша падает в порыве кебрады15,подхватываемая могучими руками противника, несломленная, прекрасная, гордая.
Секунда, и девушка плавно перетекает на грудь мужчины, выпрямляется, обнимая стальную фигуру, он разворачивается, закрывая от публики ее порыв. Зал взрывается аплодисментами.
То, что произошло потом, Клавдий прокручивал в голове несчетное количество раз. Позже.
А тогда смотревшие на пару иные отчетливо увидели страшное. Вздрогнувшие плечи Гесса, на мгновение блеснувший в черной руке девушки смертоносной сталью серп16, хлынувший на пол поток крови. Отступившие в Сумерки иные стали свидетелями катастрофы.
Развоплощение Гессера – главного воина Света, поставило этот мир на порог Армагеддона.
– Темпус аго17! – в центр зала, освещаемый замершими софитами, вышел сам Михаил. Разом постаревший, он обвел свинцовым взглядом зачарованных заклинанием времени гостей.
– Бал должен продолжаться. У нас есть три минуты на общее отступление. Никаких беспорядков, Лидеры сторон Света были предупреждены о произошедшем его участниками еще накануне, – он говорил, и его слова звучали как удары. Осевшее на паркет окровавленное тело Высочайшего подернулось дымкой, как бывает при отступлении в Сумерки, и исчезло.
Молча склонившие в ответ на сказанное Архистратигом буйные головы иные тоже отступали в Сумерки. Мигнули и захлопнулись порталы.
Заиграла музыка, и оставшиеся в зале Гостиного Двора люди начинали неуверенно шевелиться, будто отмирая.
Бал продолжается…
Портал Инквизиции, позволяющий миновать толкотню иных в Сумерках, захлопнулся за спиной Клавдия, издав непривычный звук смывающегося унитаза. Титан вздрогнул. Запоздало вспомнил об оттачивающих свое чувство юмора сотрудниках отдела активных перемещений. Прошлая версия звукового сигнала, имитирующая всплытие подводной лодки, была ему симпатичней.
Секунду спустя на его голову обрушился поток воплей и брани. Захотелось отступить обратно в портал, заткнуть уши или просто физически сбежать из водоворота криков и ругательств.
Великие неистовствовали. Сиятельные визжали как овцы на заклании. В кабинете царил хаос.
За спиной титана раздался очередной канализационный всхлип портала, и очередной несчастный вышел прямо в зону вселенского конфликта.
– Однако.
Знакомый голос заставил Клавдия оглянуться. Вселенский Глава Темных выглядел неважно. Мокрые волосы, домашние брюки, голый торс, босые ноги. Завершал образ Неназываемого высокий стакан с непрозрачной красной жидкостью в руке.
Отхлебнув немного, смачно проглотил, облизывая порочные пухлые губы, и протянул его титану.
– Все светлые нынче стали робкими как бабочки? – заметил рефлекторное движение от стакана. – Это не кровь, дражайший, это – колумбийский томатный сок, продукт солнца и любви. Пейте, на вас лица нет. Поди, крови нанюхались…
Сунув в руку Клавдия стакан, Ненавистнейший двинулся вперед к столу, в эпицентр всеобщего безумия, с каждым шагом становясь словно выше и шире. К финалу этого недолгого пути перед участниками конфликта возвышался расправляющий огромные крылья темный колосс в самой жуткой своей ипостаси.
Настоящий Сатанаил во всей своей красе почтил своим присутствием скромный московский офис Инквизиции на Лубянке.
Никому из присутствующих больше не приходило в голову продолжить дискуссию. Секунда-другая, и все потрясенно молчали. Кто выдохнул, кто шлепал губами, кто набирал в грудь воздух для нового аккорда. И это не было работой заклинания – само присутствие воплощения Тьмы отменило любую возможность говорить.
– Аве, Аваддон! – пискнула одна из птицедев, тут же спрятавшись за широкими плечами друидов.
– Не налюбезничались еще, чудодеи, колдунишки и волшебнички? Душевно тут у вас, аж в другом полушарии стекла в окнах вздрагивают. Гори огнем такой Свет.
– И вам, друг мой, не кашлять, – Сэм, сидевший за столом, судорожно сжимая виски, поднял руку в приветственном жесте.
Аваддон хлопнул ладонью о его ладонь и упал в кресло слева.
– Хайре, сиятельный слепец, что, мигрень? – Темнейший зевнул и почесал мерцающую красным светом татуировку на голой груди.
– Ты отчего такой сонный? В Большом Яблоке18 еще ранний вечер.
– Слишком ранний. Я только проснулся. И уже успел пропустить такую радость. Кофе дайте западному путнику.
– Сам бери, иль разучился?
Этот милый диалог походил больше на разговор друзей детства, случайно столкнувшихся утром после бурной вечеринки у подъезда старого дома, чем на беседу Великих: Инквизитора и Вождя Тьмы.
– Что развесили челюсти, сиятельные воины? Погасло лучезарное светило? Не радуйтесь, фонарики, так просто нас не грохнуть. Кровушку лишнюю начальнику-Архангелу попортить, даже обидеть немного, а главное, реализовать неукротимое желание отправиться в срочный отпуск – это можно. Остальное наша физиология не предусматривает. Можете делать вид, что вы счастливы. Кстати, а куда слинял Архисветушек Мишенька?
Он снова принял почти обычной свой вид, тьма крыльев словно растворилась, давящее ощущение непоправимой и страшной беды медленно рассеивалось.
– Он не лжет? – снова раздался женский голос.
– Сэм, уйми свой разговорчивый птичник, или я их за ужином скушаю, – он сладострастно облизнулся, прихлебывая дымящийся напиток, неведомо откуда вдруг взявшийся в его руке. – Или сиятельные бездарности обрели голос?
Все молчали.
– Авва, раз уж ты почтил нашу полянку своей тенью, – подал голос Савва, судя по виду стакана в руке, вкушавший некий куда более крепкий напиток, – изложи свои высокие соображения. Ну так, для общего развития: состав преступления, мотив, объект, субъект. Кстати, девушку вы задержали?
– Развитие, говоришь? Вот она, деменция, старче. Прости, но напомню: в последний раз, когда я излагал тебе свои «соображения», ты лично прополол наши ряды с особой жестокостью. Потом принес свои извинения, так трогательно. Я даже слезу пустил ненароком. Ходьба по садовому инвентарю с острыми зубцами – не моя стихия. А бабенку вашу я потрогал немножко, без фанатизма, по-дружески.
– Еще жива, или уже насмерть затроганная?
– Она пока у нас побудет, вас порадует. Будь она покрепче, вам бы стало еще веселей. Ой, Сэм, ну что ты такой нервный, Сиятельные, расслабьтесь. У вас большие неприятности.
Он потянулся, заложив руки за голову, снова почесал татуировку.
– Собственно говоря – у всех неприятности. Но нам проще, мы привыкшие.
Тут Ненавистный внезапно облокотился о стол, как-то весь собрался в мускулистую фигуру, словно готовую для хищного прыжка.
– Вот что скажу я вам, пушистики. Время уходит, время. Беда стоит у ворот. Пока вы тут ногами дрыгаете и кляузы разбираете, народ мрет, как мухи под газетой. Собственно, мне без разницы, кто будет вскрывать ваш восточный панариций19, но помните: с этой минуты время, отведенное этому миру, начинает обратный отсчет. Веселье начинается.
С каждым его словом становилось все жарче. Душно, словно в натопленной бане, хотелось сдернуть распахнуть все окна и двери, разорвать воротники рубашек, просто дышать.
Договорив, Окаянный обвел всех мерцающим черным взглядом, громко хлопнул в ладоши и исчез.
«Кружку с кофе тоже прихватил», – некстати подумалось Клавдию, попутно заметившему исчезновение пустого стакана из своих рук.
О проекте
О подписке