И он запорхал по комнате, отпуская шуточки. Уорендер, мужчина сдержанный и молчаливый, считался самым давним и верным обожателем мисс Беллами. Он решил перемолвиться словечком с Ричардом, который всегда относился к нему с симпатией.

– Репетиции еще не начались? – спросил он. – Мэри говорила мне, что в восторге от новой роли.

– Пока еще нет, – ответил Ричард. – Обычная тягомотина, как и всегда.

Уорендер окинул его беглым взглядом.

– Первые дни – они всегда самые трудные, не так ли? – неожиданно заметил он. – Так что надо положиться на руки опытные и умелые, не так ли? – Он всегда заканчивал ремарки этим расхожим выражением.

– Попробовал, используя этот перерыв, заняться написанием более серьезного произведения.

– Вот как? Прекрасно. Мужчина всегда должен идти на риск, я в этом уверен.

– Приятно слышать, что вы придерживаетесь такого мнения! – воскликнул Ричард.

Уорендер разглядывал носки своих туфель.

– Никогда не соглашайся, – заметил он, – на нечто тебе претящее. Хотя вроде бы за тобой такого не числится.

Ричард подумал с благодарностью: «Именно таких слов я и ждал», но не успел выразить свои мысли вслух, потому как вошла старая Нинн.

Старую Нинн по-настоящему звали мисс Клара Пламтри, правда, почтительно прибавляли титул «миссис». Она вынянчила не только Мэри Беллами, но и Ричарда, когда Мэри и Чарльз взяли сироту в дом. Каждый год она брала отпуск на две недели и уезжала навестить своих бывших хозяев. То была маленькая краснолицая и фантастически упрямая старушка. Никто точно не знал, сколько ей лет, считалось, что пошел восемьдесят второй год. Обычно нянюшек, живущих в семье, воспринимают как актрис на характерных ролях, не считают за полноценного человека. И старушка Нинн была главной героиней множества забавных историй Мэри Беллами. Порой Ричард задавался вопросом: уж не подыгрывает ли сама Нинн всем этим легендам? В весьма преклонном возрасте у нее вдруг появилась тяга к портеру, и под влиянием выпитого у нее возникали распри и недоразумения со слугами. И еще она находилась в состоянии партизанской войны с Флоренс, с которой, тем не менее, умудрялась поддерживать доверительные отношения. Всех ее «подданных», по словам мисс Беллами, объединяла глубокая преданность ей.

В светло-вишневой шали и платье в крупный цветочек – ибо она просто обожала яркие тона – старушка Нинн пересекла комнату. Уголки ее рта были опущены, в руках она держала пакет в простой оберточной бумаге, который и выложила на туалетный столик.

– С днем рожденья, мэм… – буркнула она. Для человека столь малого роста у нее был на удивление глубокий голос.

Тут вокруг нее началась суета. Берти Сарацин попробовал подшутить в духе Меркуцио и назвал ее сестрицей Пламтри. Проигнорировав его, она обратилась к Ричарду:

– Что-то тебя последнее время не видать, – она одарила его укоризненным взглядом, в котором светилась неподдельная любовь.

– Был очень занят, Нинн.

– Говорят, будто все сочиняешь свои пьесы.

– Так и есть.

– Всегда был упрямым мальчишкой. Гляжу, так и не вырос.

Мэри Беллами развернула сверток и достала оттуда вязаный жакет вполне подходящих размеров, который накидывают на ночную сорочку. Она рассыпалась в благодарностях, но старая Нинн тут же ее оборвала.

– Связала в четыре слоя, – заявила она. – С годами начинаешь мерзнуть, и чем скорее ты смиришься с этим фактом, тем уютнее и спокойнее будет на душе. Доброе утро, сэр, – добавила Нинн, заметив полковника Уорендера. – Надеюсь, вы со мной согласны. Что ж, не буду задерживать.

И, сохраняя полную невозмутимость, она вышла из комнаты, где воцарилась тишина.

– Нет, это просто потрясающе! – с визгливым смешком заметил Берти. – Дорогая Мэри, меня просто снедает лихорадочное нетерпение. Когда, наконец, мы засучим рукава и приступим к осуществлению всех своих планов и задумок?

– Прямо сейчас, дорогой, если ты готов. Дики, сокровище мое, можно оставить тебя с Морисом? Придумайте себе какое-нибудь развлечение. А если понадобится помощь, мы вам свистнем. Идем, Берти.

Мэри взяла его под руку. Он принюхался и экстатически закатил глаза.

– О, эти ваши духи, – воскликнул он. – Вроде бы как у всех, но этот запах прекрасней благовоний всех жен и наложниц царя Соломона вместе взятых! Вы пахнете весной! En avant^[7]!

И они спустились вниз. Уорендер и Ричард остались в комнате, хранившей отпечаток ее личности и словно тянущийся шлейфом необычайно мощный запах ее духов.

Согласно давно установившейся традиции мисс Беллами и Берти готовили дом к празднеству. Ее кабинет располагался за первой дверью слева на первом этаже. То было продолговатое помещение в стиле георгианского салона, где одна дверь выходила в холл, а другая – в обеденный зал. Из зала можно было попасть и в холл, и в оранжерею, это последнее помещение составлял предмет особой ее гордости. За оранжереей находился небольшой внутренний дворик с садом. Когда все двери были открыты, пространство зрительно увеличивалось. Берти сам занимался «декором» и использовал дорогую старинную французскую парчу. Заранее нарисовал букеты из бледных махровых роз в глубоких нишах над дверьми и на стенных панелях и где-то подобрал весьма изящные канделябры. В этом году все цветы должны были быть только желтые и белые. Он взялся за работу с присущей ему энергией и энтузиазмом, предварительно позаимствовав у лакея Грейсфилда фартук. Мисс Беллами тоже накинула недавно вошедший в моду фартук с нагрудником в оборку, натянула кожаные перчатки и принялась весело порхать по оранжерее, обрывая засохшие цветки и лепестки и переставляя цветочные горшки. Садоводством она занималась с энтузиазмом. Они перекликались, переходя из комнаты в комнату, обменивались театральными сплетнями и время от времени переходя на сценический жаргон.

– Ау! Что там у тебя, дорогуша?

– Ку-ку! Ты просто глазам своим не поверишь! – Именно такой способ общения они избирали в подобных случаях. И получали от процесса огромное удовольствие, и вот из-под умелых пальцев Берти вышли букетики белых и золотистых цветов, а также совершенно прелестные гирлянды для украшения стола. Мисс Беллами тоже старалась, как могла.

Они занимались всем этим примерно с полчаса, и Берти удалился в «цветочную» комнату, когда Грейсфильд привел мисс Кэйт Кавендиш, которую близкие называли просто Пинки.

Пинки была моложе своей прославленной современницы и не так знаменита. Она выступала на вторых ролях во многих постановках с мисс Беллами, и их личные взаимоотношения, к ее неудовольствию, копировали профессиональные. У нее было веселое миловидное личико, одевалась она просто и со вкусом, обладала искренностью и прямотой мышления. Словом, то была весьма привлекательная женщина.

– Я просто вся горю и пылаю, дорогуша! – воскликнула она. – Воспарила духом, через минуту поймешь, почему. Сорок тысяч поздравлений и пожеланий, Мэри! И пусть твой силуэт ни увеличится ни на йоту! Вот тебе мое скромное подношение.

То был флакон новых духов от прославленной фирмы, и назывались они «Врасплох».

– Мне контрабандой доставили из Парижа, – сказала Пинки, – здесь они еще не продаются. Надо нанести на мочки ушей, всего капельку, так мне сказали, и тогда все спутники собьются с курса.

Мисс Беллами настояла, чтобы флакон открыли. Нанесла чуточку на запястья и понюхала.

– Но Пинки, – пробормотала она, – это, пожалуй, уж слишком! Да они плотины способны взорвать, дорогая! Честное слово!

– Хороши, правда?

– Попрошу Флори добавить их в мой спрей. Сию же минуту. Пока Берти до них не добрался. Сама знаешь, что он за птица.

– А что, Берти здесь? – быстро спросила Пинки.

– В цветочной комнате.

– О…

– А почему спрашиваешь? Вы что, поцапались?

– Да нет, что ты, – ответила Пинки. – Просто… сейчас не очень хочется выдавать ему этот секрет, тем более что он имеет прямое отношение к Берти. Боже, что это со мной? Нет, правда, я сегодня слегка под мухой.

– Ты? Но ты же никогда не прикладывалась к спиртному по утрам.

– Да, верно. Но по такому случаю, Мэри… Словом, выпила чуток с руководством театра. По две маленьких, но на пустой желудок. И вот тебе результат!

– С руководством? – резко спросила мисс Беллами.

– Удивлена, верно?

– И Берти имеет к этому отношение?

Пинки дико расхохоталась и заметила:

– Если не расскажу кому-то все прямо сейчас, просто лопну! Вот и выбрала тебя. И Берти, да благослови его Господь, придется это проглотить, потому как косвенно он тоже приложил к этому руку, за что я ему чрезмерно благодарна.

Мэри Беллами не сводила с подруги настороженного взгляда, а затем переспросила:

– Благодарна?

– Ладно. Понимаю, что совсем тебя запутала. Теперь по порядку. Дорогая, я получила главную роль в новой пьесе Бонго Дилона. В «Единороге». Премьера в сентябре. Готова побиться об заклад, ты мне не веришь, но это правда. Все решено, и контракт будет подписан. Моя первая главная роль, Мэри! О, Боже, как же я счастлива!

Знакомое тянущее и неприятное ощущение под диафрагмой предупредило Мэри Беллами, что она крайне расстроилась. Одновременно она понимала, что каким-то образом надо выразить восторг по этому поводу, тепло поздравить подругу, проявить соучастие, преодолеть это ужасное, угрожающе противное ощущение подкатившей к горлу тошноты, которое охватило ее при сообщении Пинки.

– Милая моя! – воскликнула она. – Как же чудесно! – Она тут же отметила про себя, что вложила не слишком много эмоций, поздравляя старую подругу по сцене, но Пинки была слишком возбуждена и ничего не заметила. Она продолжала болтать о фантастических выгодных условиях контракта, о славе, которая ее ждет, о необыкновенно чутком отношении руководства (руководства мисс Беллами, тут же с болью в сердце отметила ее подруга), и о том, что мечта ее наконец сбылась. Таким образом мисс Белами получила передышку. И тут же принялась сочинять соответствующие случаю ремарки. И вот, когда Пинки окончательно выдохлась, она заметила с почти неподдельной искренностью:

– Знаешь, Пинки, это будет великим твоим достижением!

– Я знаю это! Просто чувствую! – восторженно прорыдала Пинки. – Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы все получилось! Прошу тебя Боже, помоги мне.

– Да все у тебя получится, дорогая, – заметила Мэри, и не удержавшись, добавила: – Правда, сама я этой пьесы не читала.

– Бонго в самом чистом виде. Комедия с неожиданным таким поворотом. Ну, ты понимаешь. Говорить так нескромно, но как раз в моем ключе. А Бонго говорит, что когда писал пьесу, то имел в виду исключительно меня.

Мисс Беллами рассмеялась.

– Дорогая! Мы же прекрасно знаем нашего Бонго, согласна? Уж сколько пьес, по его словам, он написал специально для меня, и не сосчитать!.. И большую часть просто пьесами не назовешь.

Тут Пинки впервые за все время заподозрила неладное и заметила:

– Мэри! Порадуйся за подругу!

– Но милая, я действительно искренне рада. Похоже, тебе повезло, от всего сердца надеюсь, что все получится.

– Я, разумеется, понимаю, что теперь должна отдать свою роль в новой пьесе Ричарда тебе. Но если честно, та ролька была для меня мелковата, согласна? Да и потом никаких договоренностей еще нет, так что я никого вроде бы не подвожу, верно?

Тут мисс Беллами не сдержалась.

– Моя дорогая! – с добродушным смешком заметила она. – Давай не будем зацикливаться на этой мелкой проблеме. Она того просто не стоит.

– Точно! – радостно воскликнула Пинки.

И мисс Беллами, что случалось с ней редко, ощутила, как ее охватывает ярость. И сказала:

– Ты вроде бы говорила о Берти, дорогая. Он-то тут каким боком?

– Ага! – воскликнула Пинки и многозначительно вскинула палец.

В этот момент вошел Грейсфилд с подносом, на котором стояли напитки.

Мисс Беллами тут же взяла себя в руки.

– Давай, – произнесла она. – Сегодня я тоже нарушу правила. Мы просто обязаны выпить за это, дорогая!

– О, нет, нет!

– Да, да, да. Всего капельку. За Пинки!

Она стояла между Пинки и подносом, и налила в один стаканчик чистого виски, в другой – умеренно разбавленного тоником джина. Первый протянула Пинки.

– За твое прекрасное и успешное будущее, дорогуша! Только до дна!

– О боже! – пробормотала Пинки. – Мне не следовало бы…

– Плюнь на все. За это надо выпить!

Они выпили.

– Ну, так что с Берти? – спросила мисс Беллами. – Давай, выкладывай. Ты же знаешь, я могила.

На щеках Пинки запылал румянец – именно ему она была обязана своим прозвищем^[8].

– Но это правда большой секрет. Страшный секрет, никто не должен знать. Хотя уверена, он бы не возражал, если бы знал, что я тебе расскажу. Видишь ли, эта роль предполагает переодевания – всего пять перемен, и каждый следующий наряд должен быть шикарнее другого. И мне с моей маленькой портнихой из Вейсуотер просто не потянуть. Так вот. Берти тесно связан с руководством, а потому слышал обо всем этом. И знаешь что, дорогая? Он вызвался по собственной воле и за свой счет организовать пошив всех этих нарядов. Эскизы, ткани, само изготовление – все от Сарацина. И для меня совершенно бес-плат-но! Ну, разве он не душка?

Волны гнева накатывали одна за другой, пронизывали нервы и мозг мисс Беллами, словно электрическим током. Она спохватилась и подумала: «Сейчас взорвусь, и ничего хорошего из этого не выйдет». Напряжение достигло предела.

Но взрыв предотвратил не кто иной, как Берти – вошел, обвитый гирляндой из тубероз с головы до ног. Увидев Пинки, резко остановился, какое-то время переводил взгляд с нее на мисс Беллами и обратно, и заметно побледнел.

– Берти, – сказала Пинки, – а я тебя выдала.

– Как ты могла! – воскликнул он. – О, Пинки, как же ты могла?

Пинки расплакалась.

– Сама не понимаю, – выдавила она. – Я не хотела, Берти, дорогой. Прости меня. Просто напилась.

– Подкрепите меня вином^[9], – тихо пробормотал он. Мисс Беллами, выдвинув грудь вперед, стала грозно надвигаться на него – с чисто технической точки это давалось ей легко и производило должное впечатление. И вот лицо ее оказалось в нескольких дюймах от него.

– Ты крыса, Берти, – тихо сказала она. – Ты маленькая, подлая двуличная грязная крыса. Вот ты кто!

И она вцепилась в гирлянду, сорвала с его шеи и швырнула цветы ему в лицо.