Она помнит все до мельчайших подробностей. Как он не дал ей даже слова сказать или осмотреться, как сразу же приступил к делу. Он сорвал с нее блузку одним резким движением. Она видела, как разлетаются в стороны жемчужные пуговицы, и страх затапливал ее все сильнее. С тех пор она не надевает блузки, только топы – плотные, обтягивающие тело.

Он толкнул ее на узкую жесткую кровать, и она больно ударилась головой о стену. От боли замутило. Хотела сесть, но ей и этого не позволили – чужая рука с силой надавила ей на живот, пригвождая к кровати.

– Я буду делать тебе больно, а ты будешь терпеть, – на лбу мужчины выступила испарина, в глазах появился нездоровый блеск. – Если пикнешь, разукрашу так, что мама родная не узнает.

Дальше последовал ад. Он распял ее на кровати, привязав руки и ноги к металлическим перекладинам спинок. Предварительно раздел до гола. Каждый раз, когда она пыталась сопротивляться, молча, пряча крик за стиснутыми зубами, он бил ее по лицу – с силой, наотмашь. Слезы невольно полились из глаз, но она упорно молчала, глотая их.

– Ты получишь за всех сук, что пытались унизить меня, подчинить себе, – злобно цедил он, снимая с себя одежду, пока не остался совсем голый. Краем глаза, а скорее последними проблесками сознания, Шер уловила, что мужчина не возбужден. Его член вяло свисал, и хозяина это тоже злило.

Ни разу в жизни Шер еще не было так больно. Он кусал, щипал ее, дергал за волосы, раздирал ее вагину и анус пальцами и какими-то предметами в виде резиновых стержней разной толщины. Боль была такая, что позволь Шер себе закричать, не смогла бы уже остановиться. Но она молчала, лишь скрип зубов противным скрежетом отдавался в ушах.

У него ничего не получалось. Несмотря на все попытки истязать ее тело, эрекция так и не наступала.

Шер могла бы попытаться помочь ему, если бы захотела. Но она его ненавидела, желала смерти. За его слабость, трусость и беспомощность. Если бы только остались силы, она бы рассмеялась ему в лицо. И пусть бы он тогда убил ее… Но силы были на исходе. Ее тело превратилось в сгусток боли. Она не чувствовала рук и ног.

Он тоже устал. На какое-то время оставил ее в покое. Закурил и молча выпускал дым в потолок, сидя в сторонке. Пока его не осенила новая идея. Этого уже вынести Шер оказалась не в силах. Когда он первый раз припечатал к ее лобку горящий кончик сигареты, она потеряла сознание. Потом таких ожогов она насчитала ровно десять. Потом… Ей потребовался месяц, чтобы прийти в себя и привести свое тело в порядок, после того, как очнулась в двести втором номере голая, избитая и совершенно одна. Хорошо хоть руки и ноги были отвязаны.

Она не помнит, кок добралась тогда домой. На это ушли ее последние силы. Неделю не вставала с кровати, пока не затянулись телесные раны. Она скрыла свое состояние от всех. Ни знакомые, ни родственники не знали, что все это время она находилась дома.

Шер выкарабкалась и поняла одну вещь. Она сделает все, чтобы проучить их. Она будет мстить, но изощренно, заставляя их терять голову, становясь их идолом, наваждением. И больше никогда она не позволит себе ошибиться. Она сумеет себя защитить.

Первым делом, когда поняла, что в состоянии выйти из дома и посмотреть людям в глаза, Шер записалась на курсы самообороны. Она проходила на них ровно столько, пока не почувствовала себя уверенно, не изучила несколько безотказных приемов. Больше они ей были не нужны. И каждый день она ходила в тренажерный зал, закаляя мышцы, тренируя тело.

Через два месяца она стала новой Шер, только вот имя решила оставить прежнее, в надежде разыскать того ублюдка.

Таксист затормозил возле входа в частную гостиницу, возвращая Шер в реальность. Она уверенно миновала рецепшн, точно зная, что скажет, если ее окликнут. Но никого не заинтересовало, куда она направляется. Сонная девушка лишь безразлично проводила ее взглядом, оценивая подтянутую фигуру и строгий прикид. По всей видимости, к ночным посетительницам тут привыкли.

Ее уже ждали. В номере был сервирован прикроватный столик. В ведерке со льдом охлаждалась бутылка шампанского. Да тут обитает романтик! Но она еще раньше догадалась об этом.

Так что же ты хочешь? Шер заглянула в глаза невзрачного с виду мужчины. Пиджак висел на нем мешком, брюки пузырились на коленях, ворот рубашки был не первой свежести… Да, за тобой плохо следят, голубчик. Ласки. Ты хочешь ласки, простого человеческого тепла. И ты сомневаешься, что можешь получить это от меня. Сейчас ты опасаешься, что перед тобой стоит стервозная сучка, каких ты боишься. Но нет, дорогой. Я тебя так обласкаю, что ты будешь всю оставшуюся жизнь мечтать обо мне, искать повсюду… Я стану твоим видением и во сне, и наяву. Но ты меня больше никогда не увидишь.

– Привет, – улыбнулась Шер, отчего лицо ее преобразилось небывалым образом. Из самоуверенной самки она превратилась в безалаберного подростка. – Давай, не будем спешить, – прикрыла она дверь и расстегнула молнию на куртке, одновременно снимая обувь. Она прекрасно осознавала, что босая станет к нему гораздо ближе, нежели в лакированных туфлях на высоких шпильках. – У нас впереди вся ночь. Сначала просто поболтаем, – легко прошла она к столу.

Тебя прочитали, голубчик, как открытую книгу. Еще больше секса тебе не хватает простого человеческого общения. Кто же твоя жена, милый? И как же я вас всех ненавижу!

***

Настроение у Шуры балансировало между отметками «я держусь из последних сил» и «отвратительное». С утра зарядил дождь, как следствие, она проспала на работу. Пришлось носиться по квартире, собираясь впопыхах, а потом еще мокнуть на остановке, потому что свой автобус она пропустила. И в довершение всего, ее окатило из лужи, когда по ней со свистом промчался какой-то лихач.

В библиотеку она входила темнее грозовой тучи, что заволакивала все небо.

– Ты что?! С ума сошла?! – всплеснула руками Вера Павловна. – Кто ж под дождем без зонта разгуливает?

Шура до такой степени ненавидела дождь, что зонт не покупала принципиально. Догадывалась, как глупо это выглядит со стороны, но ничего не могла с собой поделать. Если только была малейшая возможность, в дождь она и носа не казала на улицу. Но случались и исключения, такие, как сегодня.

– На ка, вытри лицо и волосы, – протянула ей начальница неизвестно откуда взявшееся полотенце. – Я уже собиралась звонить тебе, узнавать, не случилось ли чего?..

Если бы не рисковала выглядеть грубиянкой, Шура бы промолчала, до такой степени ей не хотелось разговаривать. Из последних сил выдавила из себя:

– Я проспала.

– Ну бывает, – добродушно рассмеялась Вера Павловна, чем еще больше взбесила Шуру. – Позвонила бы, предупредила… Я бы тут и сама справилась. Вряд ли сегодня будет читательский аншлаг, – веселилась женщина, не замечая, как на лице Шуры скапливается все загустевающая тень. – А я сегодня часов с двух не сплю, – хлопотала она возле столика, заваривая чай. – Проснулась и больше не смогла уснуть. Ворочалась, пока тело ломить не стало, тогда…

– Хватит!

Вера Павловна выронила чашку. Та, подпрыгивая, покатилась по полу, а возле плинтуса вдруг рассыпалась на мелкие осколки. Шура хмуро наблюдала за ее траекторией и печальным финалом, даже не глядя на застывшую в углу начальницу.

– Пойду я работать. Кажется, кто-то пришел, – тихо промолвила пожилая женщина, пытаясь замаскировать обиду и пряча дрожащие руки в карманы сарафана.

Впрочем, старалась она напрасно – Шура на нее продолжала не смотреть. Взгляд ее все еще был прикован к осколкам возле стены.

– Уберешь тут, – велела начальница. – И приходи работать… как успокоишься, – тише добавила она и покинула закуток, отгороженный пустыми стеллажами.

Здесь они обычно обедали и устраивали небольшие чаепития. Чайник закипел, и Шура машинально отметила, как отщелкнулся выключатель. Зачем она так?.. Почему не сдержалась, дала выход злости? В душе расползалась чернота, заражая отчаянием. Когда же закончится этот проклятый дождь?! Шура с тоской посмотрела на залитое водой окно. Небо по-прежнему серело огромным пятном и ни намека на просветление она не заметила.

Нужно найти в себе силы и начать работать. Словно древняя старуха, Шура с трудом поднялась со стула. В ногах ощущалась вековая тяжесть, когда она двигалась по проходу к своему рабочему месту.

Начальница даже не оторвалась от работы, когда Шура остановилась в метре от нее.

– Простите меня, – с трудом пошевелила она непослушными губами. Больше всего ей сейчас хотелось на кого-нибудь накричать. От бессилия и бешенства глаза наполнились слезами.

Вере Павловне достаточно было одного взгляда на страдальческую физиономию Шуры, чтобы в ее доброй душе проснулось сочувствие. Она суетливо вскочила со стула, схватила грубиянку за руки и торопливо заговорила:

– Шурочка, во мне нет обиды, – заглядывала она той в глаза. – Я просто не понимаю, что с тобой происходит. Может быть, ты устала? Так пойди домой, отдохни. Я тут и одна справлюсь. Если тебя кто-то обидел, так ты не держи в себе, поделись… иногда совет друга творит чудеса. А порой нам всем просто выговориться нужно.

Шура смотрела на нее, машинально улавливая смысл слов, и думала, что если она сейчас хоть на что-нибудь не отвлечется, то просто сойдет с ума. Не выдержит ее мозг давления, которому подвергается изнутри в данный момент. Произойдет вспышка, и все исчезнет.

– Можно я порисую, там, в уголочке? – сказала она первое, что пришло в голову, кивая на детские столики с аккуратными стопками листов и пастельными мелками. Это был уголок досуга для малышей, что приходили с мамами в их библиотеку.

– Ну, конечно!

Если Вера Павловна и удивилась ее просьбе, то даже виду не подала. Она подвела ее к столику, как тяжело больную. Помогла опуститься на стул и положила перед ней листок.

– Рисуй, детка, рисуй. Рисуй, пока снова не станешь собой – нашим солнечным зайчиком.

Вера Павловна еще какое-то время смотрела на Шуру, но та ее не замечала, разглядывая мелки, перебирая их дрожащими пальцами… В глазах начальницы читались скорбь и непонимание. Когда Шура провела несколько линий желтого цвета, оставляя на листе яркий отпечаток, женщина покачала головой и удалилась к своему столу. Но еще долго она нет-нет, да поглядывала в сторону девушки с неизменным беспокойством.

Шура забыла о времени. Она чертила на листах мелками, пытаясь добиться нужного оттенка. Использованные листы летели на пол, возле нее их уже скопилось пару десятков. Не получалось… Все не то… Солнце должно быть ярче и не такое желтое. Она точно знает, какое оно. Она же любит его больше всего на свете. Вот! Это уже похоже… Еще чуть-чуть, и она оживит его.

Погруженная в себя, Шура ничего вокруг не замечала. Она не видела, как в библиотеку зашел Слава. Он какое-то время топтался возле порога, поглядывая на нее, а потом подошел к Вере Павловне, и они долго о чем-то шептались. Если бы Шура в этот момент обратила на них внимание, то поняла бы, насколько расстроен тот, кого она привыкла считать своим другом. Даже в одежде его, всегда безупречной, сегодня проскальзывала небрежность – рубашка кое-где вылезла из брюк и торчала из-под куртки, галстук он вообще забыл или не захотел повязать. А ведь галстук – неотъемлемая часть внешнего вида агента, его визитная карточка. Да и причесаться Слава сегодня явно не успел – черные волосы торчали во все стороны. И под глазами его залегли темные круги, словно он всю ночь думу думал, вместо того чтобы спокойно отсыпаться.

С каждым новым штришком Шура чувствовала, как тот огромный айсберг, что с утра плавает по океану ее души, медленно, но таит. Дышать становилось легче, на плечи не давила вековая тяжесть. Мышцы лица тоже расслаблялись, она ощущала это физически. Губы уже привычно трогала улыбка, когда она смотрела на творение рук своих, так похожее на оригинал.

Славу Шура заметила, когда он уже несколько минут стоял рядом с ней и рассматривал яркое блестючее солнце, нарисованное ею.

– Привет! – улыбнулась ему Шура, но тут же нахмурилась, заметив следы усталости на его лице. – Что-то случилось? – с тревогой в голосе спросила она. Наконец-то, собственные проблемы отошли на второй план, гораздо важнее для нее было выяснить, что так беспокоит ее друга.

– Все хорошо, – одними губами улыбнулся он ей в ответ. Глаза его все так же печально разглядывали ее. – Пойдем обедать?..

Как? Время уже обеденное? Шура мельком взглянула на часы. Она столько времени прозанималась ничем? Стыд вспыхнул в душе. Как она теперь посмотрит в глаза начальнице?

– Я, наверное, не пойду… Работать нужно.

– Нет, Шурочка, иди, прогуляйся, – перебила ее Вера Павловна. Все это время она внимательно прислушивалась к их разговору. – Тебе нужно проветриться, да и дождь, кажется, пошел на убыль…

Шура взглянула в окно. Действительно, небо посветлело. Где-то там, за тонкой пеленой уже угадывалось солнце. От этой мысли настроение ее вспорхнуло, как стайка испуганных воробьев, сердце сильнее забилось в груди. Захотелось броситься Славе на шею и расцеловать его. Но, конечно же, она не стала этого делать, помня, что расстались они вчера не очень хорошо, и прощение его ей еще предстоит получить.

Дождь уже едва моросил, когда они вышли на улицу и сели в машину. Шура понимала, что должна что-то сказать. Слава вел себя, как обычно, повернул ключ в замке зажигания, тронул машину с места, плавно выехал со стоянки… Но она чувствовала, что он ждет, когда она заговорит первая.

– Слав, ты меня извини за вчерашнее, ладно? Сама не знаю, что на меня нашло… – она кривила душой, потому что отлично понимала, почему резко испортилось настроение, отчего не сдержалась и нагрубила ему. Но объяснять все не имело смысла, вряд ли он поймет, а осуждать станет еще сильнее. Не хотелось терять друга.

– Шур, не надо, – бросил он мимолетный взгляд на нее и снова сосредоточился на дороге. Но Шура успела заметить боль в его глазах. – Не нужно объяснять то, что я не в состоянии понять, – облегчил он ей задачу. – Если я за почти три года так и не разобрался, что же ты за человек, то вряд ли сделаю это сейчас, – он снова посмотрел на нее, на этот раз с доброй улыбкой. У Шуры от сердца отлегло, она поняла, что он больше не сердится. – Лучше скажи, где хочешь пообедать?

Есть совершенно не хотелось, и она назвала первый пришедший на ум ресторан, где подавали бизнес ланчи. Через пять минут они уже усаживались за свободный столик в полупустом зале.

Когда расторопная официантка принесла им заказ, и Шура внезапно поняла, что проголодалась, Слава ненароком спросил:

– Ты когда к маме ездила в последний раз?

Уже прошел почти год, как Шура виделась с мамой. Деревня находилась не на краю света, но добираться до нее нужно было целый день, да еще и на перекладных. Прямой автобус туда не ходил. В прошлом году, летом, Шура провела отпуск в родной деревне. После этого так и не выбиралась больше туда, за выходные не успела бы, а в праздничные дни все время находились какие-то дела, и поездку приходилось откладывать до лучших времен.

– Я просто подумал, – снова заговорил Слава, когда Шура ему во всем честно призналась. – У меня отпуск через неделю. Ехать куда-то далеко не хочется. А вот в деревне с недельку я бы пожил. Как ты на это смотришь? Пригласишь меня в гости? Хочу понюхать ваш воздух, про который ты мне столько рассказывала, – улыбнулся он своей самой подкупающей улыбкой.

– Ты, конечно, можешь поехать, – слегка удивленно и от этого медленно заговорила Шура, – но без меня. У меня-то отпуск в августе. Но, думаю, мама с радостью примет такого гостя.

– Без тебя я туда не поеду. А ты могла бы взять неделю в счет отпуска, – внимательно посмотрел он на нее.

Слава не стал рассказывать, что буквально полчаса назад у него состоялся серьезный разговор с Верой Павловной. И именно она подкинула ему идею, увезти Шуру к маме, заставить отдохнуть. И конечно же, никакого отпуска через неделю у него и не планировалось. Но этот вопрос он запросто урегулирует с руководством. В конце концов, желающих отдохнуть весной не так уж и много, а вот летом напротив всегда ажиотаж.

– Погоду обещают замечательную, – елейным голосом уговаривал он, делая вид, что интересует его исключительно содержимое тарелки. – А у вас там есть речка, ты говорила… Можно будет ходить купаться.

Шура задумалась. Внезапно перспектива отдохнуть ей показалась до такой степени заманчивой, что даже почудилось будто запахло родной деревней. Она вспомнила маму, и на глаза навернулись слезы. Как она там? Ведь даже звонила ей в последний раз, уже и не помнит, когда. А ведь кроме Шуры у нее больше никого не осталось. И когда-то, в детстве, они с мамой были так близки…

Шура не замечала, с каким напряжением наблюдает за ее лицом Слава, словно от ее решения зависела его жизнь. Он видел слезы в ее глазах и чувствовал непреодолимое желание защитить. От чего и сам не знал, только видеть не мог ее страдания и борьбу с самой собой. Слава уже давно понял, что познакомился с самой непростой и загадочной девушкой на планете. И с каждым днем ему все сильнее хотелось разгадать ее. Так часто, как Шура, никто не выводил его из себя. Почти всегда у него получалось сдерживаться, не подавать виду. Но вот вчера не смог, вспылил. Он и сам не знал, как относится к ней, только равнодушным она его точно не оставляла.