– У меня есть давняя мечта, – сказал Вере муж, когда уже лежал на горячей гальке. – Я хочу нарисовать русалку. Я пытался в детстве и несколько лет назад, но… не получилось. Третья попытка всегда удачна, если верить тем же сказкам. Три – магическое число.

– Интересная задумка! – Вера, как всегда, живо отреагировала на Сашину идею, которая касалась живописи.

– Я хочу рисовать с натуры. Никого не вижу в роли прекрасной русалки, кроме тебя. Твоя светлая кожа смотрится в море совершенно мистически. Лучше тебя натурщицу мне не найти.

На самом деле лучшей кандидаткой на эту роль была и остаётся Лидия. Но он уже рисовал ее в этом образе. Потом в другом. Кончилось плохо. И зачем он опять хочет полезть на рожон?

Саша задумался над этим, и его лицо приняло суровое выражение. Причина есть, и она ясна, глупо и трусливо ее избегать.

Ему необходимо победить роковой зов моря и Лидии, который он слышал все эти годы из самой Москвы, необходимо не поддаться ему. Не нужно думать о том, что Вера и есть та самая русалочка Андерсена. Прекрасная, самая хорошая, но не та. Лидия зовёт его и искушает, но он должен выстоять. Он напишет новый портрет и покончит с прошлым навсегда.

– Это предложение, от которого невозможно отказаться! – Вера была счастлива, как ребёнок. Саше стало стыдно за то, что она беззаветно любит его.

Окунает с головой волна,

Ты в ней сознательно, бесповоротно тонешь.

Она тебя и утопить вольна,

Но держит на плаву, ты от экстаза стонешь.

Твой выбор невелик:

Ты либо уж борись иль мигом уносись теченьем,

Порок так глубоко в тебя проник,

Тебя погубит это наслажденье.

Глава 4

В то время пока Саша с Верой отдыхали на диком пляже, Вадим видел десятый сон. Всю ночь его мучали кошмары, он смог освободиться от них только на утро и проспал добрых полдня.

Он ложился спать в расстроенных чувствах. После длительных и неприятных ему приставаний Юли он наконец почувствовал себя вымотанным и медленно наблюдал, как подсознание предлагает ему сон.

Ему снилась собственная свадьба. Вадим заворочался, пытаясь отогнать неугодный сон, но было поздно. Он вынужденно пересмотрел роковой день, когда впервые увидел Сашу и Лидию вместе. Тогда он и понял, как жестоко обманут Павел…

Вадим провалился в сон, и перед ним предстал совсем еще молодой мальчик, в котором он с некоторым трудом узнал себя. Мальчик Вадим был красив и важен в своем дорогом костюме с красной бутоньеркой. Но самое главное, что он был счастлив и улыбался.

Откуда-то из глубин своей памяти он слышал голос брата Павла:

– Вадим, ты теперь не мальчик, но муж. Когда же ты успел повзрослеть?

Тот улыбнулся. Он знал, что никогда не сможет стать взрослым, пока рядом с ним Павел. Он всегда будет его младшим братиком, который ходит за ним хвостом, несмотря на то что уже бреет щетину и познал любовь женщины.

Потом откуда-то из тумана вышла Лидия в вызывающем красном платье и взяла под руку Павла. На пальце Лидии блестит кольцо их деда по матери, красавца-поляка, над которым всю жизнь тряслась мать, и которое теперь по странной случайности перешло к этой чужой странной женщине.

– Бог мой, Вадим, да ты красавец! Как ты похож на Павла! С ума сойти!

Вадим улыбается. Лидия сделала ему лучший комплимент в жизни. Странно осознавать, что именно ее вкрадчивым мелодичным голосом произнесены эти слова. Лучше б это сказала Юля, или Саша, или мать с отцом – неважно кто, но только не она.

Улыбка Лидии граничила с наглостью.

Алена Михайловна и Юля переглянулись между собой и взглядом вынесли Лидии свой приговор – ни стыда, ни совести!

По правде сказать, даже Павлу с Вадимом сделалось неловко от наряда Лидии. Так не принято одеваться на чужую свадьбу. Это неуместно.

Неуместная! Вот как охарактеризовал бы Вадим Лидию, если б нужно было сделать это одним словом. Лидия была во всех отношениях неудобной женщиной. Она была преисполнена любви к себе и делала только то, что считала нужным. Это, пожалуй, и роднило ее с Сашей. Рыбак рыбака видит издалека.

Даже Юля, которую Вадим считал высокомерной девушкой, всегда чувствовала себя неловко перед Лидией, постоянно поправляла волосы, стряхивала с одежды несуществующие пылинки, произносила слова дрожащим голосом и невпопад, но большей частью просто молчала, словно воды в рот набрала. Вадима это поражало, ведь вне общества Лидии Юля была той ещё болтушкой, местами Вадима даже раздражал ее треп. Но молчаливость рядом с Лидией раздражала ещё больше. Разве Юля не видела, что подобным поведением осознанно принижает себя перед Лидией, дает понять, что та лучше неё?

Красное платье глубокого красного оттенка открывало сильную спину Лидии и полностью обнажало красивые руки. Яркая помада под цвет платья и длинные свисающие до шеи крупными кольцами серьги делали ее похожей на жрицу древней языческой богини, олицетворяющей любовь и страсть. Казалось, она вот-вот закружится в древнем обрядном танце, словно свободная гибкая цыганка или отдаться неистовому танго, а может – страстному фламенко.

Вот и Саша. Такой же неуместный, только в отличие от Лидии, которая явно продумывала свой образ, Саша надел первое, что валялось под рукой. Мятая рубашка, воротник – небрежно торчащий, неглаженый и беспокойный – ровно как Сашина душа художника. Он смотрит на Лидию и безумно горд противоречивым впечатлением, которое она произвела.

Вадим перевернулся на другой бок, вот-вот просыпаясь, но сон продолжал его мучить.

Он увидел Юлю, обворожительную в облаке газовых оборок и воланов. Эдакая целомудренная невеста, особенно на контрасте с неуместным бесстыдством Лидии. И она принадлежала ему. И было наплевать на протест ее семьи, на всеобщее молчаливое осуждение относительно их постыдного повода женитьбы (Юля была на четвёртом месяце беременности). Они молоды, красивы и счастливы. Они любили друг друга.

Всё окутывал странный туман. Явное порождение сна, ведь тот поздний вечер был невероятно ясным и теплым, тумана не было и не могло быть.

Вадим шел сквозь этот воображаемый туман, задыхаясь и растаскивая его руками. Наконец он уперся в дверь и застыл. Вот и они. Вадим стиснул зубы и отвернул голову. Это также было порождением сна, ведь тогда в реальности Вадим с любопытством прильнул к двери и стал подслушивать, так как Саша и Лидия говорили о нем.

– Ну и как тебе невеста? – Лидия спустила лямку платья и смеялась над жадным Сашиным взглядом.

– Так себе. Я видал получше, – отвечал Саша, неловко хватая ее за руки. – Для Вадика, впрочем, в самый раз. Если только он сумеет ужиться в этой семье.

– Старуха, которая маман вашей Юлечки, просто премерзкая. Весь день таращила на меня глаза, делая при этом такое идиотское лицо, что мне стоило огромных усилий вести себя с ней учтиво. Веселенькую жизнь дорогая тёща устроит нашему Вадику. А Юлечкин папаша всю свадьбу раздевал меня глазами. Он богат?

– Какая разница, если он выглядит как поддатая свинья? Допустим, да, он при деньгах. Только не говори мне, что готова лечь под него ради мерзких бумажек. Разве ты дешевка?

– Пока что меня устраивает Павел, он не такой урод, как этот старый еврей, и в то же время не такой бездельник, как вы с Вадимом. Он полностью меня обеспечивает. Возможно, не так, как я бы хотела, но делает все, что в его силах, работает как проклятый ради моих разных хотелок, в сущности, даже и ненужных мне. Конечно же Павел никогда не будет богат, ровно как и вы с Вадимом. Вы немного возвышенные создания, витающие в облаках каждый на свой лад. Миром правят такие, как Юлечкин папа – приземлённые беспринципные циники, которым чужды понятия морали, справедливости и красоты духовной. Им покровительствует князь мира сего. Они дельцы, им некогда созидать и копаться в своей и чужих душах. А мягких возвышенных людей ждёт награда лишь в той другой жизни, в этой они держатся на вторых ролях. И все же я ценю Павла. Женщине важно, когда мужчина горячо любит, искренней любви не могут противиться даже охотницы за деньгами. Не передать словами, какая это беда. О чем я говорила? Ах да: выходить замуж следует за верных и любящих мужчин. Твоя новая родственница, видимо, не в курсе. Она серьёзно думает, что ваш Вадик ограничится ее постелью? Он только что исполнил свой каприз, поймал добычу в тиски, и уже на попятный. Все вы таковы, мужчины.

– Он влюблён в неё уже давно.

– Правда, что ли? Я бы совратила его в два счета. Надо, кстати, об этом подумать.

Лидия заливисто рассмеялась, явно с целью раздразнить Сашу.

Саша взял ее за плечи и с силой потряс. Только тогда она перестала смеяться.

– Я когда-нибудь убью тебя, – непривычным голосом произнес Саша, задирая ей юбку. – Клянусь.

Она опять засмеялась, но уже тише, пока ее смех не перешел в отрывистые стоны.

Вадим был поражён до глубины души. Он и раньше замечал Сашины переглядки с Лидией, но запрещал себе думать, что это зашло так далеко.

Не в силах смотреть на них, Вадим ушел. Он чувствовал себя оплеванным, словно на месте Лидии оказалась его Юля. Он-то знал, что Павел любил свою невесту не меньше. Вадиму было настолько тошно, что захотелось утопиться.

Опять туман. И вот Вадим на диком пляже близ их дома. Он еле продержался вечер, боясь смотреть Павлу в глаза. Он хочет побыть один, его тошнит от собственного дома, где творилось такое бесчинство, когда невеста предает жениха, а брат – брата.

Море угрожающе катило волны к ногам Вадима, словно запрещая ему нарушать ночной покой водного мира. Вадим подчинился воле древней стихии и мирно присел на гальку.

Во сне он заново пережил тот испуг, когда увидел в море нагую деву. Она медленно и с наслаждением плавала, пока не заметила Вадима. Ее-то и охраняет море, подумалось Вадиму. По всем законам русалка должна уплыть прочь, завидев человека, но она направилась прямо к Вадиму.

Это было завораживающее зрелище: луна осветила капельки воды на белоснежном теле этой женщины, заставив его сиять себе под стать. Волосы, длиннее которых Вадим не видел, стыдливо прикрыли наготу, но тем самым только раздразнили воображение. А ноги! Легкие, стройные, парящие, они не касались земли. Такие ножки могла подарить только морская ведьма в обмен на чудесный голосок. Но русалка заговорила, и Вадим узнал этот голос.

Это была Лидия, женщина из плоти и крови. Вблизи Вадим слишком остро ощутил пульсацию жизни в ее венах.

Он пробудился от морока и поспешил отвернуться. Неловко вышло, что он увидел Лидию голой, вдруг пронеслось у Вадима в голове. Хотя сама она, похоже, не придаёт этому большого значения.

– Жениху положено быть с невестой, – тихо засмеялась она.

– А тебе положено быть с Павлом, подлая шлюха! – парировал Вадим и ударил ее по лицу.

Но это было опять порождением сна. На самом деле, парализованный этой неловкой встречей, Вадим промямлил:

– Я… я… мне… жарко. Я освежиться хотел. – Он так испугался, что трясся всем телом.

– Я тоже. – Лидия улыбнулась своей очаровательной детской улыбкой. – Я часто хожу на пляж перед сном.

И развлекаешься тут с Сашей, теперь-то Вадим знал.

– Я плаваю в ночном море, а потом сплю как убитая, это мой маленький секрет. А теперь наш с тобой секрет. – Она приложила ладонь к его губам. – Ты ведь умеешь хранить секреты, мой мальчик?

Вадим затрясся всем телом и прирос к тому месту, где стоял. Ему хотелось уйти домой к Юле. Лидия внушала ужас, втрое увеличенный темнотой. Подобного рода страх, вероятно, внушали путникам мифические обольстительные сирены.

– Поплаваем вдвоем? – предложила Лидия.

– Я… меня ждет Юля.

– Забудь о ней. Хочешь, я сделаю так, что ты забудешь обо всем? Открою тебе ещё один секрет: я ведьма.

И она тысячу раз права. Вадим чётко осознавал, что если войдёт с Лидией в воду, то море погубит его, и он не вернётся.

– Ну скажи, разве ты сможешь устоять? – Лидия взяла его безвольную руку и провела по своей груди.

Вадим больше ничего не видел, кроме ее горящих глаз и призывно открытых губ. Он испытал самое большое потрясение в жизни, самое невозможное чувство – желание с примесью отвращения и стыда. Нежная грудь жгла пальцы калёным железом, прикосновения причиняли ему физическую боль. Тот вид боли, что рождает сладкий тягучий мазохизм.

Лидия скользила рукой Вадима по своему телу ниже и ниже. Вадим уже не сопротивлялся, а нежный и прекрасный образ Юли растаял и больше ничего не значил. Он вырвал у Лидии свою руку и стал лихорадочно снимать брюки.

Он поднял взор, чтобы еще раз посмотреть в ее прекрасное лицо, но увидел жуткий череп с выпавшим глазным яблоком и страшным беззубым улыбающимся ртом. Вместо волос кусками лежала зеленая дурно пахнущая тина, из костлявого тела сочились черви и неизвестные Вадиму морские гады. Скелет схватил Вадима за горло, черви заползли ему в открытый рот, мешая заглатывать воздух.

– Ну же, мой мальчик, поцелуй меня, – ухмылялся безобразный скелет. – Приди же ко мне в объятья.

Вадим дернулся во сне, разбудив Юлю.

Кошмарный сон. Господи, надо же такому присниться.

У Вадима было на душе страшно и паршиво, словно Саша вернулся и они вдвоём подняли со дна морского тело Лидии, чем потревожили ее мстительный злобный дух.

– Что случилось? – спросила Юлия, беспокойно глядя на мужа. – Тебе приснился кошмар?

– Нет, – ответил Вадим, – всего-то моя жизнь.

Человек всегда был собственник в душе,

Во всем виновна спесь «венца творенья».

И гордость в нем зудит, кровь начинает жечь,

Рассудок слаб, готов на преступленья.

Когда предмет любви с улыбкою глядит,

Но ласки и слова мимо тебя проходят,

Тот демон, что внутри, на волю полетит,

Ты сам ему даёшь желанную свободу.

Он будет горячо нашептывать на ухо,

Дразнить тебя, губить, заставит ревновать.

И в сердце станет нестерпимо глухо,

Не вправе он иль она другого целовать.

Подумай хорошо, сколь многих погубила

Безудержная ревность, что порожденье зла.

Все лучшее в тебе в разы она убила,

А жертвам этой дряни вовеки нет числа.

Глава 5

Однажды, проснувшись, Вера отметила необычное оживление в доме. Спустившись, она наткнулась на Юлю и Алёну Михайловну. Стало быть, Вадим с семьёй опять приехали.

Вера не любила, когда они приезжали, сразу становилось неуютно. Ведь так хорошо проснуться в кромешной тишине, выйти из дома, никого не встретив, и пройтись, подставляя себя жаркому солнцу, надышаться целебной для души и тела смесью горного воздуха и морского бриза. Как же Веру восхищали горы! Такие могучие и высокие! Вера казалась себе незначительной песчинкой перед ними. Воистину масштабное зрелище, дух захватывает. Каждый раз Вера изумлялась красоте и величаю гор как в первый, смотреть на них не надоедало, наоборот, была даже небольшая ломка, когда глаза отдыхали от гор.

Наглядевшись, Вера шла пешком до рынка, угощалась там свежими фруктами, покупала персики и преподносила их Петру Сергеевичу. Вере нравилось радовать свекра и проявлять к нему внимание. Она услышала, как отец однажды сказал Саше, что Вера жутко понравилась ему, и мечтать было нельзя, что у последнего будет такая дивная жена.

Перекусив с Петром Сергеевичем, Вера брела к дикому пляжу, где всегда находила Сашу. Она молча садилась возле него, тот был печален и задумчив. Его настроение передавалось Вере, но это была светлая печаль, что сродни умиротворению.

Эти блаженные дни тянулись медленно и спокойно, Вера видела в них одно только счастье. Жаль, что подобные дни разбавлялись такими как сегодняшний.

Сценарий этого дня Вера также знала наизусть. Сейчас она попадёт в плен к шумной и душной тёще Вадима. Та будет пытливо по чайной ложке выпытывать у Веры разные подробности об их с Сашей семейной жизни. Ее дочь будет сладким голоском жалеть Веру из-за невнимания Саши и бесконечно вспоминать Лидию, невесту умершего брата – Павла. И ладно бы, если б она поведала о ней что-либо определённое. Нет же, Юля говорила много, но по факту так ничего и не рассказывала. Заканчивалось все тем, что эти женщины под благовидным предлогом сбагривали на Веру маленького Арсения. Ей нравился мальчик, он добрый и скромный. Только семья Вадима безжалостно отнимает ее внимание у Саши, Веру это обстоятельство крайне заботило.

– Мы кого-то ждем? – спросила Вера у Алены Михайловны.

– Да уж конечно! – воскликнула женщина, эмоционально разводя руками. – Батюшка местный к нам скоро заявится, друг Петра Сергеевича. И приходит, зараза такая, аккурат когда мы с Юлькой привозим Арсения к Петру Сергеевичу. Скажи, вот как он чует здесь мое присутствие?

– Я вижу, вы его не жалуете, – улыбнулась Вера.

– Скорее он меня не жалует. Смотрит как на врага народа.

– Что вы ему сделали?

– Это из-за того, что я отказалась от Христа.

– Я не понимаю, – призналась Вера.

– Выходя замуж за своего Женю, я приняла иудаизм, – пояснила Алена Михайловна.

Вера задумалась. Смогла бы она так сделать? Вероятнее всего, не смогла бы. Означает ли это, что она слабо любит Сашу? Неужели, будь он иудеем или мусульманином, Вера отказалась бы стать его женой? Слава Богу, что перед ней не встала такая дилемма.

– Ваш муж был очень религиозен? – спросила Вера, желая поддержать разговор и отогнать свои мысли.

– Он чистокровный еврей, интеллигентная семья которого чтит религию и традиции своего народа. Его семья выступала против меня категорически. А он пошел против всех и женился. Любил меня до безумия.

Вера снисходительно улыбнулась. Ее забавляло, когда престарелые женщины начинали вспоминать молодость и мнили себя роковыми красавицами, которые всех на свете сводили с ума. Алена Михайловна угадала ее мысли и обиженно поджала губы.

– А улыбаться тут нечего, – отрезала она. – Ты на меня сейчас не смотри, что я растолстела. Молодая я была ого-го, почти как моя Юлька.

– Я нисколько не сомневаюсь, – поспешила заверить Вера, но так и не смогла побороть улыбку.

– Вот не верит, зараза такая! – Алена Михайловна громко хлопнула в ладоши. – Юлька, у тебя в телефоне ведь есть фото для нашей книги? Мы будем делать большой семейный альбом, – пояснила она Вере. – Пять лет уже делаем. Ещё при Игоре покойном начали. Его, кстати, идея. Чем эта моя мадам только занимается, что не может отдать фотографии, чтоб люди сделали матери альбом? Вот вертихвостка!

Даже в ругани Алёна Михайловна не могла скрыть любовного восхищения своей дочерью.

– Покажите, пожалуйста, фотографии. Так интересно. – Вера загорелась.

Где фотографии семьи Левиных, там и фотографии Сашиной семьи. У самого Саши слова не вытянешь относительно его родных. Фотографии в любом случае расскажут больше него.

Вере отчего-то вспомнилось Сашино презрительное отношение к искусству фотографии, которое он вовсе не считал искусством. Перед свадьбой Вера заикнулась, что надо бы нанять фотографа, на что получила в ответ от Саши целую тираду:

– Фотографы – мелкие жулики, а ты предлагаешь мне платить им деньги. Убей меня, но мне непонятен феномен фотографий, и почему такая тухлая безжизненность уничтожает живопись. Фотографии и на заре своей были делом весьма сомнительным. Ну сама подумай, человек жал на кнопку и получал снимок одной застывшей эмоции. Смысл? А теперь они стали настоящим фарсом. Нам отдадут альбом за наши деньги, а ты там себя не узнаешь. Так называемые фотохудожники (ты воображаешь, что эти бездари нынче так себя называют?!) при помощи «Фотошопа» сделают из тебя бездушную куклу, сотрут эмоции с лица, загладят твои складочки при улыбке и тени под глазами. При помощи фильтров они высветлят естественные краски твоей кожи, обезобразят солнечный свет и листву деревьев за твоей спиной. Господи, неужели грядёт восстание машин? Как дурацкая техника может заменить руку, водящую кистью? Живопись – творческий процесс; когда я пишу портреты, я переношу все эмоции человека, что он выдаёт за время позирования, использую все оттенки, что дала его красоте природа. Это не просто щёлкнуть пару раз и потом месяц обрабатывать и улучшать. Живопись – это жизнь, фотографии – ее отсутствие.

Вера и Юлия сели на колени перед диваном, на котором расплылась Алена Михайловна. Показали первую фотографию.

Алена Михайловна предстала там еще девочкой, худой и с большими голодными глазами. Многодетная семья, денег всегда не хватало, поясняла она. Но у этой девочки уже был виден тихий лукавый огонек в глазах, она точно своего не упустит.