Глава 9

Выскочив утром с мусорным ведром на лестничную площадку, Ирочка увидела, что дверь в соседскую квартиру настежь открыта. С замирающим сердцем, предчувствуя что-то нехорошее, она заглянула в квартиру. О боже, этого не может быть! Еще только вчера она сидела с этим человеком у себя на кухне, а сейчас… Она увидела остекленевшие глаза, заострившиеся черты лица, безжизненно висевшие руки. В комнате хлопотал какой-то мужчина.

– Сейчас «Скорая» приедет, – объявил он ей.

Ирочку затрясло, как в лихорадке. Она выскочила вон, залетела к себе, рванула с вешалки сумку.

Уже возвращаясь из магазина, она заметила около подъезда Костика. Он стоял, прислонившись плечом к двери, видимо, дожидаясь ее.

– Слушай, – кинулся он к Ирочке, – я никак не могу тебя застать. На звонки не отвечаешь, дома тебя нет постоянно. И с соседом твоим что-то случилось, смотрю «Скорая», милиция. Ирочка, ты же знаешь, как я за тебя беспокоюсь.

– Пойдем, – потянула его за рукав Ирина. Все равно не отстанет, да и дома одной страшно.

Костик послушно зашагал за ней. Раздеваясь в прихожей, он слышал, как она хлопала дверцами шкафа, доставала что-то из холодильника. Костик понял, что Ирочка чем-то расстроена, а это всегда кончается плачевно.

– Ирина… – предостерегающе произнес он, проходя на кухню.

– Помолчи! – зло выкрикнула она. – Не нравится – иди домой.

Костик обиженно засопел и тяжело опустился на стул.

– Будешь? – спросила Ирина, разливая водку по рюмкам.

– Еще только девять утра, – попытался остановить ее Костик. Но Ирина даже не взглянула на него, быстро выпила и сразу налила еще.

– Ты закусывай, Ирочка, закусывай, – Костик подал ей кусочек соленой рыбы.

Ирина опустошила рюмку и, глядя на него сухими глазами, зашептала горячо и бессвязно:

– Он был у меня, понимаешь, вчера сидел вот на этом самом месте. Мы разговаривали. Почему этого не случилось раньше? Он так нуждался в поддержке. Он был очень несчастный… А я… Теперь он умер. Как страшно, Господи. Где я была раньше?

– Ну при чем тут ты? – мягко проговорил Костик, стараясь успокоить Ирочку. – Ведь наверняка у него есть родственники, друзья.

– Какие родственники, – перебила его Ирочка, – нет у него никого. Жена бросила, родителей нет. Был один друг. Он-то ему и помогал. Но Васильев вчера пришел ко мне. Значит, ему нужен был еще кто-то, кто бы мог поддержать и в нужный момент быть рядом. И знаешь, он подарил мне иконку. Не так давно. Обыкновенная, дешевая, но почему Он так на меня смотрит?

– Кто? – Костик испугался, что Ирочка тронулась умом.

– Бог. Глядит на меня, словно пытается от чего-то предостеречь. Но ведь этого не может быть, правда?

Ирина дрожащими руками наполнила рюмку.

– Ирочка, – Костик попытался задержать ее руку. Она резко ударила его по ладони.

– Завтра выходной, у меня в запасе еще один день. Не мешай мне.

– Ирина, но ты же понимаешь, что так не решают проблемы. Как ничего не решают. Все это чревато очень большими и необратимыми последствиями.

– Хватит меня учить, – закричала Ирина, – давай вали отсюда. Без тебя знаю, что мне делать. И не забудь дверь за собой захлопнуть. Моралист.

Костик смотрел на перекошенное от злости Ирочкино лицо, некрасиво кривившийся большой рот, на трясущиеся руки, пьяные, полубезумные глаза, и ему стало страшно. Страшно за Ирочку, за ее будущее. Он понимал, что Ирочка нуждается в помощи не меньше этого Васильева. Но как помочь ей, когда она отвергает любые его попытки, не знал.

Медленно поднявшись, опустив плечи, Костик шаркающей походкой направился к выходу. В дверях обернулся.

– Ты не пей больше, я тебя очень прошу. Я зайду завтра. И вот еще что… поговори с Ним. С Богом… поговори…

Костик знал, что когда на Ирину наваливалась ее болезнь, она только пила, почти ничего не ела. Быстро пьянела, слабела и чувствовала себя ужасно.

Ирина, не глядя на него, наливала себе следующую рюмку.

…Дверь за Костиком давно захлопнулась, а Ирина все сидела за столом. Одна бутылка уже закончилась. Хорошо, что она предусмотрительно взяла несколько.

Она пила, не закусывая, и слезы катились из глаз, не переставая. Ирочка не вытирала их, а просто сидела, бездумно уставившись в стену, и тянула одну рюмку за другой. В голове не рождалось никаких мыслей, абсолютная пустота, только перед глазами стоял Васильев. Она ясно видела худое изможденное лицо соседа, запавшие, лихорадочно блестевшие глаза, слегка подрагивающие руки.

Ирочка с трудом добралась до кровати, не раздеваясь, рухнула на подушки лицом вниз и тут же забылась тяжелым сном.

Утро началось для Ирочки ужасно. Впрочем, как обычно после вечерней попойки. Она проснулась рано, за незадернутыми занавесками еще стояла плотная тьма. По стеклам шуршал снег. Ирина с трудом оторвала голову от подушки и тут же откинулась обратно. Ее мутило. Дурнота наплывала, не желая отпускать. Кроме того, ее преследовало невыносимое чувство вины, стыда, жалости к себе. Ко, о чем она не могла думать вчера, вдруг навалилось на нее навязчивыми мыслями, которые без конца крутились в голове: «Я поссорилась с Павлом», «Я наорала на Костика и даже выгнала его вон», «Я опять напилась».

Ирочка застонала. Надо было встать, принять душ, позвонить Костику, но тело налилось такой тяжестью, что она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.

Она открыла глаза и тут же зажмурилась: глазам было больно смотреть даже в темноте. Осторожно приподнявшись, Ирочка нащупала на полке картонку и поднесла к лицу. Он смотрел на нее, и вся земная любовь отражалась во взгляде Господа.

– Но как такое возможно? – прошептала Ирочка изумленно. – Это же просто бумага. И за что меня любить? За что? – стон сорвался с ее губ. А Господь продолжал взирать на нее с теплотой и мягкостью.

Ирочка пролежала еще около часа, борясь со страстным желанием выпить и прекратить эти мучения. Кажется, вчера она предусмотрительно оставила немного водки в бутылке.

– Скажи, Господи, ты можешь помочь мне? Хотя зачем мне помогать. У меня все хорошо, – голос Ирины дрожал от закипающих слез, – я снова обрела счастье, любовь. Не надо мне помощи.

Поставив иконку на место, Ирочка осторожно встала. В голове сразу застучало тяжелым молотом, виски заломило, а к горлу подкатила тошнота. Ирочка, держась за стену, тихонечко дошла до кухни, опустилась на стул.

«Боже, до чего я докатилась», – эта мысль приносила ей острое чувство безысходности. Как долго сможет она вести такую двойную жизнь: красивая, уверенная в себе женщина – на работе и полуопустившаяся алкоголичка – дома.

«Почему алкоголичка? – внутренне запротестовала Ирочка. – Я же не пью постоянно. И потом, ради Павла я смогу бросить». Конечно, она сильная. Просто вчера на нее слишком подействовал вначале разговор с соседом, а потом его внезапная смерть. Да и ссора с Павлом вздернула нервы. Хотя, что и говорить, она не должна пить, ни при каких обстоятельствах. Подумаешь, поссорилась с Павлом. Ведь не было никакой ссоры, просто Ирочка обиделась на него. Все это глупости. Сама во всем виновата, слишком рано завела разговор о его жене. Встречаются ведь всего без году неделя, а она уже решила предъявить на него свои права. Какому мужику это понравится. Мужчины любят независимость и свободу. Да, она перегнула палку, сдали нервы. Вот и сорвалась, выпила, но это только для того, чтобы снять стресс. Васильев рассказывал такие ужасные вещи. Жалко соседа. Пусть земля ему будет пухом. Или что там говорят в таких случаях? А с Павлом они обязательно помирятся, и у Ирины не будет необходимости смотреть в рюмку. Как что все еще образуется, это не конец.

Повеселев, Ирочка решительно убрала бутылку за шкаф. Вылить содержимое в раковину у нее просто не поднималась рука. «Я просто-напросто забуду о ней», – решила она.

С трудом двигаясь от разламывающей боли в голове, Ирина убрала со стола грязную посуду, приняла ледяной душ, выпила таблетку цитрамона. Потом разобрала постель и нырнула под одеяло.

Сон не шел, и она промучилась, ворочаясь с боку на бок, до тех пор, пока утренний свет не забрезжил в окна. Лежать больше не было сил, Ирина прошлепала на кухню, напилась холодной воды прямо из-под крана. Голова оставалась неимоверно тяжелой и будто бы существовала отдельно от тела. Присев у окна, Ирочка долго сидела, смотрела на медленно порхающий снег, на редких прохожих, пробегающих куда-то по своим делам, на холодное солнце, изредка проглядывающее сквозь тучи. Пронзительно прозвучал звонок. Кто-то настойчиво звонил в дверь. Вздохнув, Ирина поплелась открывать.

На пороге стоял… Павел. Голова виновато опущена, в руке букет цветов. Но глаза из-под опущенных ресниц блеснули озорно и весело.

– Дорогая, пришел с повинной, – он схватил ее в охапку и принялся целовать в глаза, в нос, в пушистые пряди волос на висках, без конца повторяя:

– Прости, прости, прости.

Плача и смеясь одновременно, Ирочка потащила Павла в комнату, а он шутливо сопротивлялся, дурачился, порывался встать на колени. Ирина легонько стукала его по плечам, пытаясь сделать сердитое лицо. Павел, подхватив ее на руки, понес в комнату. Перемирие было полное. Почувствовав его сильные руки, уверенные движения, Ирина забыла обо всем на свете. Она с обожанием смотрела на Павла, растягивая в довольной улыбке рот.

Их мирное чаепитие на кухне было нарушено появлением Костика. Оказывается, Ирина забыла закрыть дверь, и Костик, волнуясь за нее, забежал проведать. Виновато щурясь, он смотрел на Ирину тоскливым взглядом, стараясь не замечать ее счастливого выражения лица. Все трое испытывали неловкость, разговор не клеился. Молча попили чай, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами: о погоде, о рано установившихся морозах, о предстоящих новогодних праздниках.

Немного посидев, Костик распрощался. Павел тоже засобирался. Ирочка не обиделась, понимала: выходной день, семья. Он, конечно, должен быть там. Павел и так провел с ней достаточно времени сегодня. Но когда она наблюдала за тем, как Павел собирается, у Ирочки в душе отчего-то закипали слезы, и тоска сжимала сердце, мешая дышать. Она вдруг ясно осознала, что мама права, и если их отношения с Павлом будут продолжаться, то все ее мечты о собственной семье и светловолосом мальчугане пойдут прахом. Павел вряд ли захочет развестись с женой ради нее. Тихое семейное счастье – все то, о чем она мечтала столько лет, так никогда и не придет к ней. Ее надежды рушатся, как старый ветхий дом. И виновата в этом она сама. Ирочка понимала это, но поделать с собой ничего не могла. Павел был как наваждение, ей хотелось, чтобы он был рядом с ней, хотя бы вот так как сегодня – всего чуть-чуть, несколько часов, но рядом.