Чего хотел добиться Артем таким поведением, Лере было непонятно. У еще не умевшего общаться с женщинами бородатого юноши это было попыткой вызвать ее ревность и тем самым повысить интерес к своей персоне, – он даже поделился с ней приятными впечатлениями о поцелуе. Однако результат получился обратным: Лера недоуменно пожала плечами и мысленно умножила его на ноль. Да и с Юлей эта спонтанная романтическая встреча стала у Артема единственной.

***

Я находился в Лериной комнате и наблюдал, как она смотрит на две розовые полоски на тоненькой бумажной пластинке. Я чувствовал ее смятение и слушал ее мысли. Мне было не по себе. Я сам не мог понять, как это произошло, ведь я хотел, чтобы Лера до того, как зачать меня, поняла, что с Виктором ей не по пути. Теперь все сильно усложнилось.

«Господи… Что скажет Витя, когда проснется? Скажет, что я все это подстроила сама, он ведь не хотел…»

Я смотрел, как он мирно спит, аккуратно положив свои выдающиеся уши на подушку. Для меня этот юридически подкованный господинчик «с камнем за спиной» представлял собой не самое приятное зрелище не только когда бодрствовал, но и когда спал. Я не мог понять, как Лера не чувствует, что камень полетит в нее в любой момент. Если бы его хозяин не так сильно любил эту, по его мнению, не вполне подходящую для создания семьи девушку, это произошло бы давным-давно… И камень продолжал ждать своего часа…

Виктор был тем самым молодым человеком, с которым Лера каталась на лодке, когда я впервые увидел ее. И я с радостью оставил бы его на острове с обезьянами! А камень пригодился бы ему для самообороны.

Сам он давно мечтал о дочке и уже точно решил, что назовет ее Катей – это было имя девочки, которую он платонически любил в школьные годы. И я знал, что так оно и будет, но не сейчас, не с Лерой. Тут была какая-то ошибка, ведь я должен родиться мальчиком, значит, он не мог стать моим папой! Я чувствовал, что все, что происходит, это – не моя жизнь. Но однажды я ошибся, очень сильно ошибся…

Был очень солнечный и жаркий июльский день, и – я просто не знаю, как все произошло – наверное, мне напекло мою несуществующую голову…

Нас всегда притягивают сильные чувства между будущими родителями, а в тот день между Валерией и Виктором они были. Еще утром, выйдя из кинотеатра, заново влюбившиеся друг в друга, они почти не помнили, о чем был фильм, потому что во время сеанса непрерывно целовались на последнем ряду. А возвращаясь домой, держались за руки. Виктор вдруг стал другим. Его как подменили: холодность, которую я видел в его глазах, исчезла, будто ее и не было вовсе. Их чувства были настоящими, поэтому я не мог себя контролировать. Меня засасывало, как в воронку…

Все пошло по иному пути Лериной судьбы, по которому ей идти не стоило. Близость между ними решила мою судьбу. Да и не только мою.

– Рожай от кого угодно, только не от меня, – первое, что сказал Виктор, увидев две полоски.

Они сидели на кухне. Я чувствовал, как внутри у моей мамы все сжалось, и она еле сдерживалась, чтобы не расплакаться.

– Но мы же с тобой говорили о Кате… Я тоже хочу дочку с таким именем.

– Нет, Рыжик, все же, думаю, нам не стоит оставлять ребенка. Сходи к врачу.

– Схожу, но только вместе с тобой.

Врачом оказался тот самый голубоглазый профессор. Он вспомнил Леру и, по ее просьбе, попытался уговорить молодого человека сохранить будущего ребенка.

– Срок около пяти недель. Стенки матки очень тонкие, аборт может негативно повлиять на будущие беременности, понимаете? – сказал он будущему отцу, выйдя в коридор после осмотра. Виктор согласно покачал головой, делая вид, что все понимает. Профессор на прощанье подмигнул Лере, мол, надеюсь, все удалось уладить. Она тоже хотела в это верить.

***

Билеты в Сочи на третье сентября были куплены еще до того, как выяснилось, что поедут они уже не вдвоем. Быть может, Виктору не хотелось менять планы на отпуск, и он решил пока ни на чем не настаивать? Мне почему-то не хотелось лететь с ними, но теперь я мог наблюдать за ними на расстоянии, слушая их мысли. Я чувствовал, что из-за маминой беременности между моими будущими родителями пропала прежняя искренность. Вся энергия Леры была направлена на то, чтобы убедить Витю, что все будет хорошо и ребенок не помешает запланированному течению его жизни. А своего нежеланного отца я несколько раз ловил на ужасных мыслях, особенно когда Лера заводила разговор об их совместном будущем и о дочке. Это было действительно страшно, и мне очень хотелось верить, что он так думает не всерьез: «Может, взять да утопить ее, никто и не узнает…» – крутилось в голове Виктора, когда они оказывались на пляже вдвоем. Несмотря на то, что он уже тогда, похоже, все для себя решил, его чувство собственности продолжало устраивать Лере скандалы из-за того, что та хотела загорать топлес. В общем, отпуск получился «сказочный».

От всего этого было так невыносимо грустно, что хотелось заплакать по-настоящему, как ребенок. Но я пока так не мог. В «Сказе про Федота-стрельца», который Лера часто переслушивала, и поэтому я многое запомнил, было будто про меня:

Я бы рад, да мой портрет

Для меня и то секрет.

Сам порою сомневаюсь,

То ли есть я, то ли нет…

У меня забот не счесть:

Есть еда, да нечем есть,

Есть табак, да нечем нюхать,

Есть скамья, да нечем сесть…

Выходит, и я тоже, в принципе, «То-Чего-На-Белом-Свете-Вообще-Не-Может-Быть». Меня никто не видел, кроме таких же, как я. А ведь их тоже никто не видит, кроме меня. Даже я сам могу сделать так, что другая душа не будет меня видеть, включив так называемый «режим невидимки». И где же доказательство нашего существования? Люди давно спорят, что такое душа. А кто ее видел? Да никто. Одни байки ходят. А есть она или нет… Остается ли она после смерти и перерождается ли в кого-то другого, никому из людей доподлинно не известно. Я, похоже, уже сам в себя не верил. Существую ли я вообще.

Каждый вечер нас собиралось до нескольких десятков тысяч. Образуя маленькие группы, те, кому было что рассказать, делились с другими самыми интересными впечатлениями дня. Души, которые в тот день обрели плоть внутри будущих мам, устраивали танцы, а остальные за них искренне радовались. Сегодня одна их моих знакомых душ – Д-16121998 – собрала вокруг себя огромную компанию своей новостью о том, что мама наконец узнала о ее существовании:

– Она пошла к своей подруге и показала тест на беременность, – делилась со всеми милая болтушка. – А та ей и говорит: ну все, ты точно в положении, можешь даже не сомневаться. И моя мама улыбнулась! У нее такая замечательная улыбка! И папа такой восхитительный, я непременно должна быть на него похожа! У него такие большие выразительные глаза! – мечтательно добавила она. – Я ведь в глаза сначала и влюбилась, когда увидела их отражение в зеркале его автомобиля.

– А он уже знает? – интересовались другие будущие девочки.

– Про меня? Еще нет. Оля – так зовут мою маму – пока боится говорить. Они же совсем недавно с Володей знакомы, и с мужем до сих пор не решили о разводе. Я слышала, как он угрожал ей либо с собой что-то сделать, либо с ней, если она вдруг решит уйти от него. Сильно сложно все в их семье… У них еще мальчик растет, Петя, ему скоро пять. А тут еще я… Но Ольга – она удивительная, я просто восхищаюсь ею! Как же хочется быстрее оказаться у нее на руках настоящей дочкой, с ручками, ножками и большими голубыми глазами. Такими, как у папы! – Д-16121998 кружилась в танце и мечтала, мечтала… Она ощущала себя совершенно счастливой, обретя, наконец, свою идеальную маму.

У каждого из нас был свой собственный образ идеальных мамы или папы, с которым мы отправлялись на поиски. Лера полностью соответствовала образу, что в своем воображении нарисовал себе я. А мой близкий друг выбрал себе в мамы совсем юную девочку, которой было еще четырнадцать. Он не стал ждать и родился через восемь месяцев после того, как впервые увидел ее. Как раз в тот день, когда его маме исполнилось пятнадцать. В спешке он погорячился с выбором отца, поэтому девочке-маме первое время приходилось очень непросто, и учебу в школе она была вынуждена на время оставить. А будущую прабабушку информация о грядущем правнуке чуть не довела до инфаркта.

Мы перестаем общаться, когда появляемся на свет, и, встретившись в своем земном воплощении, никогда не узнаем друг друга.

Я наблюдал за своим другом после его рождения: у него теперь другой папа, родился брат, его мама продолжает учиться и наконец-то счастлива… Думаю, мой друг сделал правильный выбор. Быть может, когда я стану человеком, мы снова познакомимся, но уже никогда не вспомним, как лучшими друзьями с номерами вместо имен заглядывали в окна и вместе влетали в форточки в поисках своих будущих родителей.

***

Первый раз после ее отпуска на море я увидел Леру в кабинете врача. Она лежала на кушетке, а белокурая дама в белом халате, что сидела рядом, небольшим приборчиком водила по ее животу. На экране, которого моя мама не видела, было черно-белое изображение маленького человека. Это был я! Тот, что внутри. Мое будущее тело.

– Какой у вас бэбик послушный. Я его попросила пошевелиться, и он сразу пошевелился, – сказала белая дама, и мама заулыбалась.

– А видно уже кто: мальчик или девочка? – поинтересовалась она.

– Нет, рано еще. Срок 10—11 недель. Сделать вам его фотографию?

– Конечно! Покажу послушного бэбика папе.

Фотография, которая тут же вылезла из принтера, упала на пол.

– Чудеса какие-то, – удивилась дама и, нагнувшись, наполовину скрылась под столом.

Мне так не терпелось посмотреть на свою первую фотографию, что я устроил эту маленькую шалость. Сидя под столом, я пытался разглядеть будущего себя, но ничего, кроме маленького пятнышка на пестром серо-черном фоне, не увидел.

Лера оделась, взяла маленькую бумажку и в коридоре медицинского центра, где случилось ее первое УЗИ, принялась меня разглядывать:

– Вот тут, наверное, ручки, а это – ножки, – водила она пальцем, думая о том, как покажет первое фото их малыша Виктору. В последнее время он становился все мрачнее, и это ее пугало.

А на работе рядом был Артем, который ни о чем не знал. Он лишь видел, что с Лерой что-то происходит, но на его вопросы она всегда отшучивалась. Вместе они больше никуда не ходили, и все общение сводилось к тому, что они отправляли друг другу сообщения. Чаще это происходило по его инициативе.

Однажды такая переписка привела к конфликту. В тот вечер Артем, видимо, напился где-то с друзьями, и «тормоза отказали». Он уже окончательно влюбился в свою рыжеволосую коллегу, и, переживая, что не вызывает ответных чувств, с регулярностью каждые двадцать минут писал ей всякие глупости.

«Хочу хочу хочу хочу хочу хочу хочу хочу хочу. Твой маленький зеленоглазый хочун», – получила Лера и не могла не улыбнуться. Как раз накануне после какой-то очередной редакционной вечеринки они говорили с Артемом о сексе и об отношении к нему. У него оказался крайне скудный опыт общения с девушками, хотя он и вырос в исключительно женском обществе: мамы и сестры. Мать, еще молодая и интересная женщина, часто меняла мужей, сожителей и любовников, а сын ее молча осуждал. Известие о том, что у шестнадцатилетней сестры появился парень и у них близкие отношения, повергли его в шок, и первым человеком, с которым он захотел поделиться своими переживаниями, стала Лера.

– Ну, а что ты хочешь, сейчас девочки еще раньше начинают, – попыталась успокоить его она.

– А ты во сколько… начала?

– По нынешним меркам, поздно, – засмеялась она: – В восемнадцать.

– Вот видишь! А Полинке всего шестнадцать!

– Ну и что… Я ж не эталон.

– Для меня – эталон, – сказал он без тени улыбки, глядя ей прямо в глаза.

Лере стало не по себе, и она предпочла свести все к шутке:

– Стоп, стоп, а то еще разовьешь во мне манию величия.

– Лерию величия, – пошутил Артем.

– Ой, а это вообще не дай Бог, – расхохоталась Лера. Ей нравились шутки с игрой слов, как и те, кто умел ими играть.

После работы они в сумерках сидели на лавочке в ближайшем парке. Неожиданно разоткровенничавшись под влиянием баночки джин-тоника, коллега поведал ей о собственном сексуальном опыте, который заключался лишь в том, что год назад его напоила и соблазнила женщина в два раза старше его. Попытки построить отношения с девушкой более близкого возраста к желаемому результату не привели. Артем рассказал о своей семье, о безответственном отце, которого в последний раз видел в глубоком детстве. После развода к матери не зарастала тропа поклонников. Сестра Полина родилась от второго мужа, после него был и третий, и четвертый, уже неофициальные… Последний супруг оказался человеком щедрым и оставил своей гражданской жене довольно крупную сумму. Долга. И недавно их семье пришлось продать квартиру, чтобы с ним расплатиться. Рассказывая об этом, Артем был похож на маленького обиженного ребенка, и мне стало жаль его. Я понял, почему так хотел видеть его своим папой: он и в самом деле был ребенком – добрым и открытым, капризным и упрямым… Мне кажется, мы бы хорошо понимали друг друга.

– А где ты сейчас живешь-то? – спросила Лера.

– Снимаю однушку на Просвете. Заезжай в гости, я диван купил. Дома виноград есть, фильм какой-нибудь посмотрим. У меня сегодня такое… киновиноградное настроение, – Артем наглел с каждой минутой.

– Презентация дивана?

– Ну, типа того. Надо же обновить!

– Зайду как-нибудь. Позже. Если у тебя будет горячая вода. А то у меня как раз скоро отключат, – отшутилась Лера. Ей почему-то не хотелось сообщать Артему, что у нее есть с кем «обновлять» диваны. Видимо, этот разговор дал ему повод думать, что между ними что-то возможно, потому что следующее сообщение, полученное ею в тот злополучный вечер, было следующего «поэтического» содержания:

Я толстой важной птицей

Влечу к тебе окно

И тонкой влажной спицей

Войду в твое лоно.

Лера прыснула. Во дает! «Я поэт зовусь Незнайка…» В этот момент телефон внезапно оказался в руках Вити:

– Это кто моей девушке пишет такие сообщения?

– Да петрушка один с работы, – махнула рукой Лера, давая понять, что это несерьезно. – «Напился в чебуречной „Ялта“ и телеграфирует». Не бери в голову.

– Как это не бери в голову? Дай-ка я ему позвоню!

– Ой, Вить, не надо… Не порти человеку настроение, жалко, что ли, – пусть дурачится.

– Я не порти человеку настроение? – взревел Виктор. – А мне он, значит, может портить настроение своими идиотскими стишками?

– Ну… Он же не тебе их шлет.

– Он шлет их моей девушке!

– Для твоей девушки они не имеют никакого значения, – очень спокойно произнесла она.

– А для меня – имеют! Значит, он не уважает меня! – Виктор стал похож на быка перед корридой, было ощущение, что у него скоро задымятся ноздри.

– О Господи, Витя… Да он вообще тебя не знает! Как он может уважать того, о ком ему ничего не известно? – поморщилась Лера. Ей совершенно не хотелось продолжать этот разговор.

– Ах, вот, значит, как! Значит, он не в курсе, что у тебя есть мужчина, ты ему об этом не сообщила… – его голос все больше набирал силу. – Запасной вариант? – взревел он.

– Витя, да ты что, перестань говорить глупости… Какой может быть запасной вариант, если у нас с тобой через семь месяцев ребенок будет!

– Не хочу я никакого ребенка! Я его сразу не хотел и продолжаю не хотеть. Пойми, я никогда не женюсь на женщине, которая не может создать дома ни уюта, ни порядка, вообще – ничего!

У Леры внутри все похолодело. Она физически ощутила, что такое «комок в горле». Из-за него она не могла произнести ни слова. Да и что она могла сказать? Моя мама молча встала со стула и пошла к входной двери. Витя остался в комнате. Она обулась, взяла куртку, открыла дверной замок и вышла, негромко закрыв за собой дверь. Забыв про лифт, Лера стала спускаться с седьмого этажа по лестнице. Перед глазами были ступеньки, и на каждой горели огромные огненные буквы: «НЕ УХОДИ».

– Я не могу, – отвечала она этим надписям. – Не могу…

Слезы подступили к глазам, но дальше не шли.

Наверху открылась дверь, и послышался Витин голос:

– Лера!

Комок был на месте и продолжал мешать.

Пауза. Еще раз:

– Лера!

Тишина. Дверь закрылась.

Автобус подъехал сразу, будто специально за ней. Лера смотрела в заднее стекло на удаляющийся дом, где был зачат их ребенок, которого она так давно хотела. Она уезжала, понимая, что это, скорее всего, конец. Если бы она не ушла – возможно, все могло пойти по-другому. Ведь с ее чувством юмора можно было свести разговор к шутке, сказав, например: «Знаю, знаю, что не умею поддерживать порядок в доме, но ты же в этом профи и дашь мне пару мастер-классов по уюту?» Но она не сказала. Такое легко только в теории, – если бы люди так спокойно реагировали на то, что их задевает, статистика разводов была бы совершенно другой.

«НЕОН» – она снова проехала мимо того самого рекламного стенда.

И тут слезы дали себе волю. В автобусе Лера плакала беззвучно, чтобы не привлекать внимания, но, когда вышла на своей остановке, проходя через парк, где не было ни души, зарыдала в голос. Ей было жалко себя, жалко своего будущего ребенка, а еще ей было просто страшно. Страшно за свое будущее. Она не хотела стать матерью-одиночкой. Да и просто любила Виктора, но навязать ему ребенка и себя в качестве спутницы жизни не представлялось возможным. А без ребенка… А как без ребенка? Он ведь уже есть. А если его не будет, то как такое можно простить? Лера была уверена, что после этого вместе быть невозможно.

– Подумаю об этом завтра, – вспомнились ей слова Скарлетт из «Унесенных ветром» – одной из любимых книг ее детства.

«Бедный малыш, – думала Лера, лежа дома на своем старом диване. – Он ведь, наверное, все слышит и все чувствует. И понимает, что я сейчас могу сделать непоправимую для него вещь».

Я действительно все слышал и все чувствовал. Я бы рвал на себе волосы, если б они у меня были, из-за того, что все складывалось именно так, ведь изначально я мог это предотвратить.

Виктору не было предначертано стать моим отцом, поэтому пазл и не складывался. Позже он непременно найдет себе подходящую жену, что будет терпеливо ждать его с работы с разогретым ужином, закрывать глаза на его неночевки дома и родит дочку Катю, которую он давно запланировал. Как в эту нить вплелась Лерина – непонятно… Какой-то недобрый рок. Она была временным человеком в жизни Виктора, как и он в ее, и, единожды расставшись, не стоило соединяться снова. Но моя мама по собственной воле дважды вошла в одну воду, и это стало ее главной ошибкой. Уходя – уходи.

А я – не помог, чем наказал и ее, и себя. Если она сейчас избавится от ребенка, ей уже нельзя будет стать моей мамой. А другую я могу начать искать не раньше, чем через два года. Этот срок мы находимся на «исправительных работах»: помогаем ангелам-хранителям в их нелегких ежедневных делах, – такова расплата за ошибку. У помощников ангелов не бывает ни одной свободной минуты, и совсем некогда думать о своем будущем рождении.

***

Весь следующий день Лера ждала Витиного звонка. Эта неделя была последней, и нужно было что-то срочно решать. После двенадцати недель беременность прерывают только по медицинским показаниям, а в женской консультации, где Лера уже успела встать на учет, сказали, что все идет прекрасно. Теперь даже мысль о том, чтобы избавиться от ребенка, которого она так хотела, приводила ее в ужас.

Звонок случился вечером третьего дня.

– Алло.