Цитаты из книги «Рождение советской женщины. Работница, крестьянка, летчица, бывшая и другие в искусстве 1917–1939 годов»

После того как место работницы в официальном искусстве заняла фигура жены руководителя, в пропаганде середины тридцатых обозначился поворот к активному освещению темы материнства. Эти изменения предварили этап в советском законодательстве, регламентировавший новый уровень репродуктивной ответственности женщины. Главным шагом стал государственный запрет абортов, провозглашенный ЦИК СНК СССР 27 июня 1936 года.

Снижение роли женщин в политике выразилось и в новой трансформации праздника 8 Марта — теперь это праздник рождаемости. «Прекрасный подарок к 8 Марта делает завод женщинам пятого галошного цеха — комнату гигиены. В этой комнате отдельные кабины устланы метлахскими плитками, умывальники с горячей водой, медицинская консультация по вопросам женской гигиены <…> В сравнении с январем и февралем прошлого года количество рождений более чем удвоилось. <…> Обслуживание беременных женщин организовано непосредственно на заводе. К услугам женщин — высококвалифицированная консультация. В течение всего периода беременности работницы за ней и ее рабочим местом следит врач». Подчеркивание доступности «услуг» смыкается с тяжеловатым ощущением человеческой фабрики и завуалированным, но жестким требованием стахановских темпов в производственном и репродуктивном труде.

Элегантно смонтированные развороты не уступают журналу «СССР на стройке». Здесь есть вкладки-фотоистории, «доски почета» и постановочные фотосюжеты об идеальных условиях быта детей, женщин и рабочих, которые пользуются «теперь» вниманием и заботой. Однообразный упор на тему бытового комфорта символически инфантилизирует героев, погруженных в больничный или санаторный рай материнской опеки. Былинная история рабочего Семисильного, чей сон никто не потревожит, завершается восклицанием: «Этих белоснежных постелей, этого мирного беспечного отдыха ребят не было до тех пор, пока жены инженеров и техников “Красного Сормова” не начали работу!..»134. Инфантильны и сами жены, чьи действия продолжают называться активизмом, но не отличаются от традиционных женских занятий: они «рассматривают игрушки», устраивают качели, детские утренники, музыкальные и хореографические кружки для девочек при заводах; «организуют внешкольный досуг ребят» — украшают елку, наконец, проявляют политическую сознательность тем, что, прочитав в газетах о подвиге папанинцев, «организуют в яслях арктическую комнату».

Главным визуальным документом, отразившим движение жен-общественниц, стал не столько журнал, сколько роскошная экспортная книга «Жены инженеров» (1937)133. Украшенная портретом Орджоникидзе, его цитатами и специальной вкладкой с избранными местами из выступлений, книга стала надгробным памятником наркома: в том же году, накануне февральско-мартовского Пленума ЦК, Орджоникидзе застрелился.

приводных механизмов, повесить в паровозной будке шелковые занавески и умывальник) реализует конструктор завода, которого предоставляет им главный механик130. Расчистку «утопавшего в грязи» двора обеспечивают «заведующий шахтой, домохозяйки и рабочие», с которыми «договариваются» жены, указывая на необходимость «навести порядок»131. Мытьем полов занимаются уборщицы, которых инструктируют жены командиров станции

В журнале «Общественница» деятельность жен описывается как героическое разгребание «слоев грязи»129, знакомое по образам ОхМатМлада. Важное отличие от 1920-х состоит в том, что, во-первых, «старым миром» неожиданно оказалась эпоха первой пятилетки, а во-вторых, всю эту тяжелую работу «жены ИТР» делали не сами. Так, на паровозостроительном заводе их идеи (хромировать ручки

Движение общественниц имело ряд стратегических задач: позиционируясь как низовое, оно всецело управлялось партией. Его рупором, по образцу «Крестьянки», «Работницы» и «Коммунистки», стал специально созданный журнал «Общественница» — «орган наркоматов тяжелой промышленности СССР, путей сообщения СССР, пищевой промышленности СССР, легкой промышленности СССР», и его установочные тексты писались не женотделовками, а наркомами Орджоникидзе и Кагановичем. Регламентирована была и целевая аудитория. Авторы журнала уточняли, что «общественницы» — это именно и только средний класс, то есть «жены хозяйственников, инженеров, рабочих-стахановцев», а также жены командиров Красной армии, профессоров и т. д. «Жены» собирались в имитационные активистские структуры, «советы жен-общественниц», которые прикреплялись к заводам, стройкам, наркоматам и предприятиям. Движение проводило заседания и съезды, в том числе всесоюзные, имело внутреннюю иерархию и свои издания, также исходящие из раннесоветской модели. Они публиковали отчетность по итогам проделанной работы124 и воспоминания образцовых «жен»125. Среди обязанностей, возложенных партией на жен ИТР, главной было «повышение культурности быта» и «производственной гигиены». Общественницы устраивали «рейды» на заводы, искали в работе «недостатки» и причины «дезорганизации»126, после чего «брали на себя наблюдение за чистотой» заводских помещений и рабочих мест, организовывали на предприятиях столовые, магазины и детские сады, оформляли клубы и комнаты отдыха, руководили ремонтом, «приводили в культурный вид» общежития, озеленяли скверы127, учреждали «декадники санитарной культуры». Историк О. Хасбулатова замечает: «Проблемы, которые решали активистки, поражали своим примитивизмом <…> не покидает мысль, почему этими чисто производственными вопросами занимались домашние хозяйки <…> Почему <мужчины-руководители> смирились с бесхозяйственностью, бескультурьем, низким уровнем организации и плохими условиями труда? Об этом в отчетах советов жен не было ни слова. Хотя невнимание к нуждам рабочих со стороны наркоматов было налицо. <…> Шла открытая подмена производственных функций должностных лиц»128.

Заметная в картине своеобразная гармония стертой «скромности» и мещански-аляповатой пышности отражала эстетический перелом второй половины 1930-х с его неоимпериализмом и ностальгией по тяжеловесному быту царской России при сильном упоре на индустриализацию. Отражало его и само движение «жен». Явная отсылка к досуфражистским временам, когда жена была главной социальной ролью женщины среднего класса, сочеталась в нем с требованием мобилизации женщин как рабочей силы.

Новым поворотом довоенной партийной политики в отношении женщин стало появление в 1936 году так называемого движения жен-общественниц. Встроенное в общую динамику социалистических соревнований, оно было личной инициативой наркома тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе и во многом стало частью политической кампании в его поддержку. В 1934-м, во время поездки на Уралмаш, Орджоникидзе посетил медеплавильный завод в Красноуральске и обратил внимание на сквер, устроенный возле завода женой заведующего подстанцией Клавдией Суровцевой. Похвалив идею, нарком отметил, что она должна распространиться и на жилой сектор, который необходимо «очистить от грязи», а потому следует поручить другим женам руководящих работников сажать деревья и цветы. В 1936-м Суровцева получила приглашение на первое Всесоюзное совещание жен командиров — стахановцев тяжелой промышленности с участием Сталина, где была награждена орденом Трудового Красного Знамени «как инициатор патриотического движения». Памятником этого события стало огромное (270 × 393,5 см) живописное полотно, заказанное Василию Ефанову и известное как «Незабываемая встреча» («Руководители партии и правительства в Президиуме Всесоюзного совещания жен хозяйственников и инженерно-технических работников тяжелой промышленности в Кремле», 1936–1937, ГТГ).

Новаторским трендом агитационного искусства второй пятилетки стали и парные изображения женщин-военных. Типологически они наследовали сюжет «смычки» работницы и крестьянки, но теперь этот образ стал символом бесклассового общества, выраженного в союзе двух зеркальных, одинаково маскулинных, одинаково излучающих оптимизм и энергию «боевых подруг» в рабочей, военной или летной униформе.