Четыре урока, неприятный день. Биология, математика, поэтическая практика и физкультура! И, как будто физры было мало, дополнительно – занятие хора! Кто поёт после стометровки? Зачем так уродовать связки?

По компетентному мнению Соны, школьный хор был страшнее ночного морга. А дружелюбные одноклассники – хуже оскаленных зомби!

В лицее при «Скрипичном ключе» учились необычные дети. Их родители были певцами, актёрами, композиторами, режиссёрами. И считалось, что потомки известных людей в нужной среде раскроются сами. Лицей был теплицей, где зрели гении!

Соне сравнение нравилось. Уж она-то знала, сколько навоза высыпано на эти грядки! И как больно жалят сорняки и колючки, если утратишь дар.

Соната не любила лицей. Примиряло лишь то, что занятия начинались после обеда. Ну ещё бы, будущим гениям не по статусу вставать спозаранку! К тому же элитная школа с красивым названием «Акколада» был единственным вариантом учёбы кроме мрачного интерната.

Акколада – такая фигурная скобка, объединяющая нотные станы, поэтому учащихся звали «нотками»! Жуткое дело – быть ноткой в отвратительно фальшивой мелодии. После потери голоса Соната с высот популярности рухнула в оркестровую яму и уже не сумела выбраться. Прочие нотки не дали ей шанса вернуться на нотный стан. Потерянный звук в мажорной симфонии…

– Сона, подожди! Да не гони, не съем!

Соната притормозила, оглянулась через плечо. Кто там такой зубастый?

Её догонял Кирилл Беллоут.

Впрочем, звучную фамилию Беллоут давно переделали в Баламута. Прозвище так прижилось, что даже учителя привыкли и вызывали: Баламут, к доске!

Одноклассник пыхтел и отдувался. Велосипед ему маловат: он давно перерос машину. Киря был длинным, как жердь, угловатым, нескладным парнем, похожим на сломанный циркуль. И когда он работал педалями, колени почти задевали уши.

Соната не выдержала, расхохоталась:

– Ты уверен, что хочешь стать режиссёром? Клоунада – твоё призвание!

В отличие от компании гениев, дразнивших Кирю по каждому поводу, Сона сказала искренне. Цирк – искусство не хуже прочих, это невероятный труд, приносящий улыбки и радость. Вот и она рассмеялась, впервые за долгое утро.

Кирилл не обиделся – не умел. Если Соната в ответ на подколки сама покрывалась колючками и старалась ранить в ответ, Киря весело улыбался и давил противника дружелюбием. В этом была суперсила парня: в позитивном отношении к миру.

– Я думаю над этим, – кивнул Баламут. – Цирк – тема хорошая. Но есть другой вариант: комедии. Я буду звездой немого кино и покорю синематограф!

О синема Киря мечтал страстно и вдохновенно. Он даже писал сценарии и выкладывал ролики в чат, а стримы с его участием, записанные на телектрофон, неизменно били рекорды просмотров. Всем в Альхенгофе хотелось узнать, что ещё натворил Баламут.

– Это слава! – бахвалился Киря. – Хорошая или плохая, это слава, други мои!

Он не то чтобы нравился Соне, скорее наоборот. Но среди «сорняков» лицея Киря был настоящим. Никого не унижал, ни перед кем не заискивал. Просто жил в каком-то обособленном мире, где снимал нелепые ролики и был от них в полном восторге. Бесталанный парень без комплексов. Хотя нет, один талант всё же был: Киря мастерски умел влипать в неприятности.

– Мне поручено снять выступление хора. Что у вас готовится к празднику?

Соната невольно скривилась.

К выпускному концерту ставили оперу по мотивам местных легенд. «Чаровница Лелея» в переработке под детские голоса. Королевские магики осадили замок, в котором спрятались колдуны, а девушка Лелея влюбилась в юношу, адепта магии зла, и уговорила прекрасного Эльра открыть ворота для слуг короля. Короче, розовые сопли рекой, текущей со сцены в зал. Мрак!

– Ого, какие страсти у вас, – обрадовался Кирилл. – Обязательно приду на репетицию, надо же прикинуть, откуда снимать!

Соната лишь отмахнулась.

Ей досталась молчаливая партия дерева, хранителя записок влюблённых. «Дупло!» – упражнялись хористы в оригинальности и остроумии, но Сона рада была стать деревом: сучковатым, в паутине, с воронами в кроне. Самая роль для неё.

С тех пор, как утратила магию голоса, Соната знала, где её место: последний ряд с краю, массовка. Можно даже не петь, просто рот открывать. И никаких сольных партий!

– Ерунда! – Киря двигал велосипед, отталкиваясь от земли ногами. – Я напишу для тебя сценарий, будет крутая штука. Соната, ты станешь звездой!

– Баламут! – нахмурилась Сона.

– Нее, – заторопился Кирилл, – это будет реальный шедевр. Чем прикольно немое кино? Там не нужно петь, подруга детства, а мимика у тебя крутая. Взяла и убила глазами, прострелила мне мозг, сердце и печень!

Сона хмыкнула и не ответила. Заняться ей больше нечем!

И чего этот Киря к ней привязался? Думает по доброте душевной, что оказывает Соне поддержку? Мол, она изгой и страшилище с психологической травмой, а он – её рыцарь на белом коне? Нет, на ржавом велосипеде, надо же так запустить аппарат!

Спокойнее, Сона, не злись. Киря – единственный одноклассник, готовый с тобой разговаривать. Он хороший человек, смешной.

«Я не выспалась, вот и кусаюсь. А ещё этот лицей!»

Элитный лицей «Акколада» размещался в настоящем дворце. Он находился в старинной усадьбе, к которой примкнул «Скрипичный ключ». Граф Машальский, прежний владелец, был известным покровителем оперы, меломаном и собирателем древностей. Он умер полвека назад, а свой дом завещал Академии Высоких Королевских Искусств, дабы растили в уютных стенах новые таланты и дарования. Возможно, у Академии и были другие виды на поместье с садами и клумбами, с трёхэтажным дворцом и пристройками, но увы, завещание графа не дозволяло вольностей. Либо лицей, либо вся усадьба отходит троюродному племяннику. А отдавать десятины земли и дом, битком набитый картинами, книгами и разными древностями, мэтры Академии не собирались. Лицей так лицей, пожалуйста, только место освободим, исключительно деткам под классы!

Поубавилось в усадьбе картин и книг, исчезли старинные вазы. А с ними заодно бесценные статуи, напольные зеркала, золочёные краны в умывальных комнатах и даже латунные ручки комодов! Причём в книге учёта неизменно ставилось: разбили-сломали детишки. Ну это же дети, что с них возьмёшь!

Чьи дома теперь украшали полотна, чьи библиотеки пополнили старинные раритеты? Вот бы куда дознавателей, а?

Сона хмуро разглядывала ворота с затейливой надписью «Акколада». Створки были чугунные. Их украшали шесть медальонов, оплетённых коваными розами, и в каждом – свой вид искусства: театр, живопись, музыка, танец, поэзия и история изображались в виде богинь, держащих в руках атрибуты.

Киря в очередной раз поклялся, что прилепит седьмой медальон, с проектором и телектрофоном, потому что в век пара и светомагии грех поклоняться старым богам!

– Опаздываем, молодые люди! – пожурил от ворот привратник, сморщенный старичок в хламиде бурого цвета. – Негоже разменивать научный пыл и стремление к великим искусствам на амурную болтовню!

Сона вспыхнула, Киря глупо хихикнул. Но спорить с Арнольдом Семёнычем было по крайней мере бессмысленно: старичок лет десять, как стал глуховат.

Они молча провели велосипеды в ворота, сели в седла и поехали по гравийной дорожке, ведущей к главному корпусу. До звонка было десять минут, старый хрыч наверняка уснул на посту, вот и приснилось ему опоздание!

– И искусств-то сегодня нет в расписании, – пробурчал смущённый Кирилл. – Науки одни бесполезные да физическое воспитание.

– Лучше молчи, – попросила Соната.

Мимо них на гнедом коне, точно принц из волшебной сказки, проскакал Владислав Аскаров, главная звезда лицея. Лихо спрыгнул у лестницы во дворец, кинул повод подбежавшему конюху, поправил лямки рюкзака за спиной и гордо прошествовал внутрь, едва оглянувшись на одноклассников.

– Вот кого старый хрен упрекнуть не посмел, – пробурчал Баламут, расчихавшись от пыли, поднятой жеребцом. – Ну ничего, красавчик, недолго тебе восседать на троне. Я читал: переходный возраст, ломка голоса и прыщи!

– Фу, – укорила Сона. – Во что же тогда превратишься ты?

– Стану ынеотразим, – не ведал сомнений Кирилл. – Я, как гадкий утёнок, Соната: превращение в лебедя неизбежно! Похорошею до дрожи и открою в себе кучу талантов. Так что лови момент, пока Кирилл Беллоут свободен!

Ты вообще о чём, Баламут? Снова живёшь в параллельной реальности?

Но до чего же хорош Владислав! И голос его, такой чистый и звонкий, что у Соны увлажнялись глаза. Разумеется, в постановке именно он пел партию Эльра, и мрачный костюм колдуна ему удивительно шёл. Когда он протягивал ей записку, ну, в смысле, не ей, а дереву, и не для неё, для Лелеи… Короче, в груди у Сонаты что-то вспыхивало и плавилось. Лишь поэтому она согласилась на роль безмолвного дерева!

Впрочем, на Сону Владислав не смотрел, а если и замечал, то на лице прекрасного принца неизменно появлялся налёт сочувствия. Так смотрят на неизлечимо больного, радуясь, что сами здоровы, и их проблемы обошли стороной.

Сона и Кирилл побросали велики прямо на ступенях лицея, зная, что работники их уберут на хранение в машинный ангар. Ангар оборудовали в старой конюшне. Там обычно стояли светомобили учителей и директора, крепились на крюках велосипеды. Нашлось стойло и гнедому жеребцу Аскарова: он один выпендривался с верховой ездой…

– Хватит мечтать о принце! – дёрнул за косу Киря.

Соната ударила его сумкой, чтоб глупости не болтал. И поспешила в класс биологии.

7. Будни лицея

Хорошо, что она заучила параграф до крика петуха и нападения зомби! В стрессовой ситуации всё прочитанное врезалось в память, и Сона с большим удовольствием отвечала на вопрос учителя.

Славно читалось в морге о соперничестве разных трав, о борьбе за почву и солнце, о доминировании на поляне. Сона зубрила материал о жизни травяных и лесных сообществ и представляла дорогих одноклассников! А ещё те лицейские клумбы, на которых вместо роз и гортензий разрастались теперь сорняки, посаженные по высокой протекции. Ведь раньше в лицее учились дети со всех краёв необъятной империи, их отбирали по конкурсу и назначали стипендию. А теперь здесь сочатся ядом детки известных родителей…

– Дерево рассказывает о деревьях! – услышала Сона голос Саньки Сергеева.

– Уж кому и знать, как не этой страшилке! – откликнулся Мишка Руже, его верный друг и подпевала. – Ведьмы – они такие, знают толк в ядовитых травах.

– Интересно, где она ночь провела? – продолжал развлекаться Санька. – Видишь, какие синяки под глазами! Наверняка бродила по кладбищу в обнимку с каким-нибудь вурдалаком!

Сона не сдержалась, хихикнула. Санька очень точно описал её ночь. Именно по кладбищу, с вурдалаком, в компании Деньки и петуха. Интересно, как они там? Выдержали визит дознавателей?

– Только вурдалак и польстится, – не знал удержу Мишка Руже.

Терпение Сонаты закончилось. Она мысленно представила нотную запись и включила в неё Мишкину ноту. Напрягла особым образом связки и завершила доклад о сообществах несколько нелогичным пассажем:

– А возраст любого дерева можно узнать по спииии-лу!

В первый слог легла магия голоса, осторожная, в половину силы, и в ту же минуту Мишка зевнул с риском вывернуть челюсть.

Биологичка Наталья Штофф, с изумлением взглянувшая на Сонату, гневно повернулась к Мишке:

– Майкл Руже! Вы, кажется, заскучали? Пожалуйте тогда к доске. Спасибо, мисс Ландер, отличный доклад. Высший балл в годовой аттестат.

Мишка злобно взглянул на Сонату и, зевая, побрёл к доске. Там он зачем-то взял в руки мел, осоловело захлопал ресницами и навалился на стол педагога. Наталья Штофф испуганно взвизгнула и закричала:

– Доктора!

Класс так и встал со стульев.

– Обморок? – предположил Влад Аскаров.

– С похмела? – возрадовался Баламут.

Сона, успевшая вернуться за парту, снова ткнула Кирилла локтем.

– А что я-то? – громким шёпотом озлился Киря. – Это ж они с Санькой Сергеевым вчера одеколону на спор глотнули!

Наталья Штофф побелела.

А Мишка, словно подтверждая гипотезу, оглушительно захрапел.

Урок биологии удался.

На математике Сона думала, пыталась сложить два и два.

Странные всё-таки вещи творились в родном Альхенгофе. Что-то скребло по сердцу и мешало вывести уравнение.

Два месяца в морге главной больницы по ночам буянили зомби. Профессор искал причину, но не находил логической связи. За это время умерли многие, от старости и от болезней. Но буянили только двенадцать. И ещё тринадцатый – Вольдемар. Вольдемара прокляли, тут всё понятно. А если проклятье коснулось всех зомби, просто его не заметили? Ведь те умерли на больничных койках, а не в очереди за талоном!

Нужно расспросить Вольдемара, сгодится любая подсказка. И двенадцать больше не усыплять, а заставить хоть что-то вспомнить. Ведь была причина, поднимавшая их, едва наступала полночь! Не одна жажда крови, что-то ещё, важнее тупого голода.

Не давал покоя старик архивариус. Нужно пробраться в больницу и снова с ним поработать. А то украдёт табурет у врача и шагнёт из окна на поиски!

Сона достала из сумки листок с портретом кота Помпадура: у того была крайне ехидная морда и роскошные усищи в две головы. Кот с характером, с другими не спутаешь. Где же его искать?

Киря ткнул её локтем в бок, возвращая должок с биологии. На неё смотрел сам герр Смирноф, учитель точных наук. Соната поспешно перевернула листок и стала на нём решать задачу.

«В городе Альхенгофе пропало сорок процентов котов. Сколько всего котов в Анхельгофе, если пропало сто?»

Пропала сотня котов? С ума сойти! Погоди-ка, при чём здесь коты?

Соната вчиталась в условие: никаких животных в помине нет! Ягоды и грибы собраны в общей корзине, вычислить, сколько процентов ягод подавили в компот, смешав с грибами. Кто придумывает эти задачи? Он когда-нибудь собирал грибы?

Герр Смирноф прошёл по рядам, собирая листки с решением. Высокий, прямой, в военном мундире, правда, без чинов и регалий, учитель ценил дисциплину и точность. Он боготворил математику, называл её основой сущего, утверждал, что любое искусство основано на магии цифр. Когда герр переходил на патетику, класс заметно скучнел. Во время его возвышенных лекций можно уснуть безо всякой магии.

Герр Смирноф взял у Соны листок, перевернул его, оценил. Уставился, не мигая на Сону, предъявил портрет Помпадура:

– Откуда у вас?

– По дороге нашла! – наспех придумала Сона. Отчего-то сказать правду Смирнофу оказалось выше всей её храбрости. А ведь собиралась приклеить листовку на доске объявлений у входа!

– Заведите уже тетрадь, – брезгливо сморщился герр Смирноф. – В клетку, с расчерченными полями. И отдельные листы для заданий. В следующий раз не приму бумажку, подобранную на помойке!

Он ушёл обратно к доске, и Сона украдкой вздохнула. С дознавателями не было так погано! Громобой – просто душка на фоне Смирнофа!

– Чем ему котик не угодил? – вопросил озадаченный Киря.

Сона лишь пожала плечами.

Тем временем герр Смирноф обозначил новую тему: окружность. Он стал объяснять, и чертить на доске, и сверкать глазами из-под кустистых бровей в маниакальном порыве. А Сона вздрогнула от озарения. Окружность! Вот где нужно искать!

Она срочно поедет в больницу и узнает адреса двенадцати зомби. Наверняка между ними есть связь. А что, если их дома попадают на границу круга? И тогда в середине окружности будет точка распространения вируса. Все они посещали какое-то место, равноудалённое от домов…

– О чём я говорю, мисс Ландер?

Сона поспешно встала:

– Окружность – множество точек плоскости, находящихся на одном расстоянии…

– Садитесь, Соната Ландер. И перестаньте смотреть в окно.

За окном щебетал тёплый май, но Сона покорно уставилась в книгу.

– А Мишка Руже до сих пор не проснулся! – возбуждённо заявил Баламут, стоя в очереди за обедом. – Мирно дрыхнет под одеялком в кабинете врача. Говорят, будили по всякому: нашатырь совали под нос, будильники заводили. Спит себе со счастливой рожей! Может, летаргический сон?

Сона хихикнула про себя: придумали тоже, нашатырь, будильники. Фантазии у людей не хватает! Чёрный петух и зелёная палка в руках королевского дознавателя, вот что спасает от внезапного сна.

– Всё из-за тебя, вурдалачья невеста, – отпихнул Сонату сердитый Санька, – ты докладом его доконала. А Майклу запись в итоговом табеле!

Он схватил с раздачи пюре и курицу, хапнул последний вишнёвый компот. Если Санька уснёт мордой в пюре, все решат, что в школе началась эпидемия, и отменят «Чаровницу Лелею». Впрочем, в присутствии дознавателей, знающих о таланте Соны, так рисковать не стоит.

– Ты сегодня целый день меня игнорируешь, – потянул за рукав Баламут.

– Киря, отстань, – попросила Соната, выбирая котлету с гречкой. – Что тебе, больше общаться не с кем?

Баламут развеселился и подмигнул:

– Это тебе больше не с кем общаться! У меня одного иммунитет к твоим ядовитым колючкам. Ладно, отстану, не куксись. У нас разное расписание дальше, и меня ждёт лепка из глины. Так что встретимся на репетиции, погляжу, как скрипишь ветвями!

Занятия по поэтической практике было сорвано трудовиком. Берк ворвался в кабинет словесности и потряс перед лицом Платона Калюгина, отвечавшего за весь средний поток, каким-то ошмётком глины.

– Вы! – рычал трудовик. – Да ваш… да вы все!

– Что с вами, Пётр Иванович? – удивлённо спросил учитель словесности.

– Этот ваш Баламут! Посмотрите, что он слепил!

Сона всмотрелась и покраснела. Девочки в классе заохали и прикрылись тетрадками, немногочисленные ребята захохотали в голос.

– Он утверждает, что это птичка! В этом, мать его в душу, в гнезде! – продолжал рычать трудовик, пунцовый от возмущения. – Да за такое его… исключить! Я же с этим… к господину директору!

То, что держал в руках Пётр Иванович, совсем не походило на птичку. Скорее, на пособие по анатомии. Такие детали у статуй прикрывают фиговыми листами.

Платон Валерьевич сдавленно кхекнул, даже отвернулся к окну, тщетно стирая с лица улыбку. Потом решительно встал и отнял поделку у трудовика.

2 3 4

Стандарт

4.67

(3 оценки)