Пролог

Год 1330-й от пришествия драконов

– Слышь, Меч Властелина, – деловито заговорила белка, распушив свой хвост, – а вот скажи, кто больше на дворцовой службе получает: некромант или чернокнижник?

– Люлей, денег или тюремного срока? – устало уточнил маг, откинув голову на спинку кресла.

Белка… Эйта, Дарящая Безумие… Нет, он, конечно, слышал про нее, но никогда не думал, что придется увидеть воочию. И не только увидеть, но и услышать. И разговаривать. Из ночи в ночь, из ночи в ночь, опасно балансируя на краю разума. Вот и сегодняшняя беседа продолжалась уже не один удар колокола, почти с полуночи. Близился рассвет. Но просить рыжую исчезнуть было бесполезно. Пробовал. По-разному. И даже если эта самая просьба была подкреплена по всем правилам дипломатии: то бишь арбалетным болтом с серебряным наконечником. Результат был нулевым.

Эйта приходила каждый день, точнее, ночь, чтобы свести с ума того, кто еще несколько седмиц назад был Карающим Мечом, хранителем жизни императора. Тем, чьей тени боялись не только во дворце, но и во всей империи.

Именно был, служил. И по долгу службы принял на себя проклятие, уготованное его господину. Ныне оно в обличье рыжей белки точило, как ржа железо, разум Эрриана. Эти разговоры о ерунде изматывали мага.

– А бывает, что всего и сразу? – продолжала допытываться белка.

– Может, и бывает… – пожал плечами маг, глянув в темень за окном. – Но я на своем веку такого не припомню.

– Не припомнит он, – пробурчала белка. – Да и какой там «век»?! Ты еще жизни-то не нюхал.

Маг усмехнулся. Жизни не нюхал. Говорить это тому, чья голова поседела вовсе не от возраста. Тому, кто за свои десять лет службы предотвратил больше сотни покушений, участвовал в раскрытии нескольких заговоров, подавил три восстания. Вот наглое создание!

– И не щурься на меня презрительно, – фыркнула белка. – Тебе сколько? Чуть больше тридцати? А еще не женат. Тещи на тебя нет! И кучи детей в придачу! И выплат по закладной за дом! Вот имел бы жену, два ведра мелких отпрысков и долги – мигом бы с ума сошел. Как миленький! С радостью бы побежал. А то сидит тут, ухмыляется, весь график мне сбивает!

Рыжая встала на задние лапы, воинственно распушив хвост, уперла передние в бока и скомандовала:

– А ну, быстро проваливайся в шизофрению! Кому сказала?!

– Я проваливался только в Бездну. Кстати, не хочешь туда со мной? – Эрриан изогнул бровь.

Нелюбовь белки к Мраку он заметил недавно и теперь беззастенчиво топтался по ее больной мозоли.

– Нет уж, спасибо, – насупилась Эйта.

– И чем, позволь узнать, тебе не по нраву Бездна? – спросил маг. – Там хорошо, темно.

– Там демоны, – нехотя буркнула белка.

– Дарящая Безумие испугалась сынов Мрака?

– Сынов я не боюсь, некоторые из них даже вполне симпатичные, но вот с одной дочерью… Глаза бы эту белую и ушастую вовек не видели. Зар-р-раза! Увела у меня из-под носа такого шикарного мужика…

– Клиента? – заинтересовался Эрриан.

– Любо-о-овь, – печально простонала Эйта, а потом, вспомнив о своих прямых обязанностях, добавила: – Ну как, готов сойти с ума и не портить мне статистику?

– Нет, – улыбнулся ей маг.

– Да чтоб тебя архи сожрали, – в сердцах пожелала белка и растворилась в предрассветной дымке.

– Джером! – чуть громче произнес темный. – Можешь заходить. Она ушла.

Тот, кто стоял за дверью, услышал. Скрипнули петли, и в комнате появился надзиратель Эрриана, которому был отдан приказ убить бывшего преданного слугу императора, едва тот проявит первые признаки безумия. Такова была последняя милость владыки своему Мечу: позволить уйти по дороге вечного сна в твердой памяти.

Маг опустил руки на подлокотники кресла. Браслеты, запиравшие дар, звякнули заклепками. Он устал. За четыре седмицы он устал каждую ночь сопротивляться своему безумию.

– Эрриан, – Джером был серьезен, – твой дух силен. Но здесь, в столице, его легче сломить.

– Это приказ его темнейшества? – Маг внимательно посмотрел в бесстрастное лицо пожирателя душ, который был лет на десять старше его.

Сейчас, когда дар Эрриана был запечатан, Джером легко мог его убить.

– Пожелание. – Надзиратель чуть прикрыл глаза.

– Что же, пожелание императора – закон для его слуги.

– Его темнейшество снял с тебя клятву. Ты больше не принадлежишь ему душой и телом. Император лишь просит тебя почить от дел вдали от столицы и дарует земли, где отдых будет приятен и тих. Это удел Гейзлорру.

– Он рядом с Бездной? – уточнил Эрриан.

– Нет, рядом со Светлыми землями.

– Еще хуже! – фыркнул маг.

Глава 1

Я горела на костре. Пламя бодро облизывало мои ноги, жители городка так же бодро скандировали «Сжечь ведьму!», храмовник умильно смахивал слезу: в этом году он таки выполнил свой план по ведьмам, который до моего приезда в провинциальный Хеллвиль горел почище дров под моими подошвами.

В общем, все в лучших традициях инквизиции. Кроме одного: я была светлой магиней. И пылала на бис уже третий раз за месяц!

Для первого сожжения меня в храмовых документах оформили как «одержимую демонами», для второго – как «проповедницу чернокнижного учения». И вот теперь жгли как ведьму. К слову, служитель богов заплатил мне за каждое из показательных выступлений по золотому. Неплохая прибавка к жалованью штатной магессы Хеллвиля! Да что там прибавка, я бы сказала – основной доход! Ибо ковен^[1] платил мне четверть сребрушки в месяц – ровно столько, чтобы сосланный сюда по распределению молодой маг не протянул ноги, а вот сбежать, купив место в дилижансе, не мог. Да-да. Хеллвиль – такая дикая глушь, куда не добирались не только летные лодки, но даже драконы. Приграничье, скованное первой поземкой. Темные дремучие места, в которых обитали светлые.

Здешний народ считал, что любую болезнь можно излечить молитвой. А если оная не помогала, то настойкой. Причем не важно, что именно настаивать: корешки, ягоды, листья… Главное, чтобы не на собственном мнении, а на перваче. И чем тот ядренее, тем лекарство целебнее. А чем больше его доза, тем быстрее пройдет хворь. Местная хворь, к слову, была всего двух видов: телесная и душевная. Горожане страдали преимущественно от второй.

Из развлечений в городке имелась пара кабаков, куча сплетниц, проповеди храмовника каждую седмицу. Ну и, конечно, гвоздь программы – сожжение ведьмы! В общем, жизнь текла тихо, мирно, чинно и благородно.

Отрабатывая гонорар, я экзальтированно крикнула, что доберусь еще до горожан в целом и до отца Панфия в частности. Толпа ответила с энтузиазмом. Святой отец жутко обрадовался моему заявлению: у него в разнарядке значилось еще одно «изгнание темных сил».

Все было выверено до вздоха. Вот сейчас он поднимет ладони к небу, размахивая рукавами своей парадной хламиды, и отвлечет толпу, я тут же брошу в огонь под ногами тертый порошок шкуры саламандры. Столб пламени взовьется ввысь на дюжину локтей, народ дружно ахнет, а я под прикрытием дымовой завесы вскочу на метлу. Маскирующий амулет, ловкость рук, желание жить и разбогатеть на целый золотой – и даже применения собственного дара не нужно. Светлого целительского дара, который, кстати, у меня почти исчез: осталась лишь искра, едва-едва тянущая на слабенькую единицу.

С таким даже рану не заживить. Разве что небольшой порез. Ну или занозу вытащить. Предел моих магически-целительских возможностей – остановить кровь из носа. Все. Но зато я отлично умела варить алхимические зелья, делать вытяжки, накладывать повязки. Прекрасно знала анатомию всех семи рас. Даже демонов! Правда, мужскую. С демоницами получился небольшой пробел.

А что? Кого во Мраке сумели отловить выпускники боевого факультета, строение того и изучали. Хотя спустя две седмицы усиленного лечения тот подопыт… – прошу прощения, – пациент с колотой раной на бедре сбежал обратно в Бездну. Даже без портков. Но у адептов целительского факультета осталось то, чего не отнять: знания. В том числе и лингвистические. Демон ругался знатно: забористо и с вдохновением.

Между тем пока Панфий задирал вверх руки согласно отработанному сценарию, над площадью раскатом грома прогрохотал низкий суровый голос:

– Что здесь происходит?

Два всадника на породистых скакунах стояли позади толпы. Оба в темных плащах, один – смуглый, с черными как смоль волосами, второй… Второй производил странное впечатление. Совершенно белые, словно снег под луной, волосы, молодое лицо и пронзительный взгляд. Вроде бы он и не кричал, но страшно стало всем.

Даже дворовому псу, который до этого момента радостно носился вокруг костра. Он испуганно присел на хвост и по-щенячьи описался. Отец Панфий, увы, такого позволить себе не мог. Хотя по глазам было видно, что хотел.

– Мы очищаем славный Хеллвиль от скверны, мессир, – не очень уверенно ответил он, убирая руки за спину и делая шаг назад.

Меня это отступление от сценария совершенно не устраивало. Я, демоны подери, вся горела. И не от страсти. Умирать молодой не хотелось. Молодой и без полученного за работу золотого – не хотелось вдвойне. Посему я решительно крикнула:

– Уважаемый! Езжайте, куда ехали, и не мешайте аутодафе!

Замерли все. И досточтимые горожане, и двое пришлых, и храмовник. Впрочем, последний опомнился быстро. Он снова взмахнул руками, готовясь прочесть псалом о низвержении исчадий Бездны обратно во Мрак. Пресвятому обычно отлично удавалась эта декламация. Особенно выразительным и зычным его голос становился на седьмой и двенадцатой строфах, где речь шла о прелюбодеянии и отпущении грехов. Но, увы, его опять перебил тот… лунный.

– Как представитель исчадий Тьмы, я протестую! – угрожающе произнес он.

– Протестуйте в другом месте! – вскипела я.

Подол юбки уже тлел, еще немного – и ткань вспыхнет пламенем, а они тут дебаты устроили.

– Вот-вот! – поддержал меня кто-то из толпы.

– Проваливай! – донеслось сразу с нескольких сторон.

– Поймай свою ведьму и казни ее как хочешь! А на нашу не зарься! – пророкотало над головами, легко перекрывая шум на площади.

Бас госпожи Йонфер был знатным. Она наверняка могла бы им подковы гнуть, если бы захотела. Она же хотела цветов и романтики, поскольку натуру имела нежную, ранимую и трепетную, несмотря на внешнюю мощь и габариты, с которыми проходила не во всякую дверь. Госпожа Йонфер носила изящные шляпки, что сидели чуть косо на ее голове, всегда стояла в первых рядах у моего костра и трогательно рыдала своим знаменитым басом на седьмой и двенадцатой строфах псалма.

– Никого ловить и поджигать в СВОИХ землях я не собираюсь, – отчеканил лунный, дернул поводья загарцевавшего коня, и тот встал на дыбы.

В своих землях?! Повисла тишина. Нехорошая такая. В подобные моменты говорят: сдох темный. Но вот конкретно сейчас могла запросто помереть одна светлая.

– Давайте сначала меня до конца сожжем, а потом будете упражняться в топографии, мать ее, дипломатии и богословии! – взмолилась я, пассом активируя свою метелку, которая лежала в полной полетной готовности на крыше ратуши. – Отец Панфий, начинайте же! Я очень хочу очиститься от грехов. Прямо мочи нет, как хочу!

– О исчадие Тьмы! – воодушевленно взвыл храмовник.

Толпа, которую едва не лишили главного зрелища, радостно вторила ему. Хламида отца Панфия развевалась под порывами стылого ветра. Горожане, кутаясь в платки и кожухи, замерли, ожидая чуда. Все прекрасно знали, что сейчас полыхнет пламя Бездны и пожрет свою дщерь. А через седмицу можно будет как ни в чем не бывало снова постучаться в дверь дома спаленной недавно ведьмы, обнаружить ее в целости и сохранности и попросить проклятия для стервы-соседки или согревающей настойки от простуды, или порошка бычьего корня для мужской силы.

Все собравшиеся этим промозглым утром на исходе осени знали сей ритуал. Только пришлые – нет. И все испортили.

– Джером, – бросил пепельно-лунный паразит своему смуглому спутнику.

Тот кивнул, и с его руки сорвался ледяной водоворот.

Ледяной, мать твою! Это в такую-то холодрыгу! Нет, конечно, пока я поджаривалась у столба, то не ощущала всех прелестей последних дней месяца санного первопутка. Но сейчас…

Под подошвами рассерженными змеями зашипели угли потухшего костра. Я вымокла вся. От рыжей макушки до ботинок, в которых захлюпала вода. Волосы сосульками свисали до пояса, ткань черного платья прилипла к телу так, что я чувствовала не то что порывы ветра, а даже насморк и сиплое дыхание зрителей из первого ряда.

Над площадью повисла тишина. И в той звенящей тишине я чихнула. Оглушительно. Так, что с ветки ближайшего дерева с криком взметнулись вороны и рванули в небесную высь. Правда, не все. Одна то ли глубоко задумалась, то ли была глуховата, то ли просто задремала. В общем, освобожденная ее товарками ветка спружинила, и ворона свалилась клювом вниз. Знатно припечатавшись о схваченную первыми морозами землю, она вдруг пришла в себя и с карканьем, в котором мне отчетливо послышалось «кар-р-раул», тоже сиганула к тучам, что были готовы вот-вот разрешиться от снежного бремени.

Посадочно-взлетное безобразие происходило все в том же молчании. За вороной наблюдали и досточтимые жители Хеллвиля, и дуэт совсем недосточтимых приезжих, и я, недожженная ведьма. В носу вновь зачесалось, я еще раз чихнула. Ну да, была у меня такая особенность: я не умела делать это тихо.

Вот некоторые благородные лэриссы могли. Они и чихали, как мышки, ели, как птички, и спали, как… Да и в целом в правильной позе спали, не пинаясь и не сопя. Словно трупы в склепе. Может, набор малошумных качеств шел в обязательном комплекте к статусу лэриссы? Или выдавался им при рождении вместе с золотой ложечкой? Увы, этого мне никогда не узнать, потому что во мне не текло ни капли голубой крови.

Я была дочерью целителя со скромным магическим даром, простого горожанина без титулов и наград, некогда выпускника Академии имени Кейгу Золотое Крыло, а ныне лекаря в Вейхоне – городе на севере империи. Моя матушка и вовсе родилась в семье скорняка. Зато у нее имелся дар, который, на мой взгляд, ничуть не уступал магическому: она умела торговаться. И делала это так вдохновенно и талантливо, что ни разу ничего не купила за полную цену. Даже когда темный торговец однажды приставил нож к ее горлу, все равно матушка торговалась. Шепотом, но торговалась и выбила-таки скидку на тот амулет.

Увы, ее дар мне не передался в полной мере в отличие от магии отца. Той было с лихвой. Все пять лет учебы в Северной Вейхонской академии магии я не жаловалась на свои восемь единиц дара. Вот только перед практикой вышла незадача…

– А теперь объясните мне, храмовник… – Голос лунного типа разорвал гнетущую тишину. – В чем виновна эта ведьма?

Отец Панфий замялся. Потом смутился. И наверняка бы покраснел, если бы уже не был синим: ему рикошетом досталось от «ледяного водоворота».

– Она… Она… – выдал он спустя несколько мгновений, – …греховный сосуд!

Да уж. Сомнительный аргумент, чтобы сжигать кого ни попадя. Мало ли кто какой сосуд. Даже в самом Панфии сейчас булькала минимум пинта вина со специями: попробуй в такую холодрыгу очищать души от скверны без подогрева.

Судя по выражению лица лунного, для него греховная сосудистость тоже не была веской причиной для казни. И он явно настроился на долгий и обстоятельный допрос.

Все ясно. Догореть мне сегодня все-таки не удастся. Принесли же демоны лунного со смуглым не вовремя! Эх, плакал мой золотой: рачительный храмовник если и заплатит, то половину. Стало быть, незачем мне тут стоять и клацать зубами! Высвободив руки из почти незатянутой на запястьях веревки (Панфий только для вида накинул), я отлепилась от столба. Сошествие ведьмы с костра на землю получилось впечатляюще злым и хлюпающим.

– Господа, вы тут разбирайтесь в моих преступлениях и наказаниях, а я пока пойду в трактир тетушки Брас. Погреюсь. Не цветень месяц на дворе, так и заболеть недолго. А с простудой на костер не полезу, – заявила я, зябко обхватив себя руками за плечи. – Даже не просите.

И в подтверждение своих слов оглушительно чихнула. Опять.

– А кого тогда сжигать будут, если ведьма уйдет? – подергал мать за подол мальчишка лет пяти.

Толпа загудела. Похоже, этот вопрос волновал не только его, но и большинство зрителей, пришедших на представ… – прошу прощения, – горожан, требующих покарать исчадие Тьмы.

– Можете вот их сжечь, – разрешила я, мстительно мотнув головой в сторону двух всадников. – Гореть они будут ничуть не хуже!

Отец Панфий, увы, не проникся выгодами сего предложения. Может, потому, что это были настоящие маги. Далеко не слабые. Смуглый точно имел немалый дар: чтобы так окатить «ледяным водоворотом», нужно минимум единиц шесть силы.

Я развернулась и, оставив гомонящую толпу за спиной, направилась к трактиру, что стоял на другом конце площади. Его вывеска маячила как раз за спинами всадников, к которым я приближалась. Но добраться до вожделенного тепла печи, горячего сбитня и запаха подкисшего пива мне не дали. Вернее, не дала. Одна наглая белка. Она вынырнула откуда-то сбоку, словно ошпаренная проскакала мимо меня по брусчатке и остановилась посреди площади аккурат перед копытами скакуна беловолосого мага. Развернулась оскаленной мордой к толпе, встала на задние лапы и, раскинув передние в стороны, воинственно пропищала:

– Это мой клиент! И не сметь его сжигать, четвертовать и вообще убивать, пока он не сойдет с ума!

Забавная рыжая. Слегка бешеная, но все равно забавная.

– И тебе привет, Эйта, – усмехнулась я.

Белка удивленно всмотрелась в мое лицо. Сначала у нее дернулся хвост, затем глаз, а потом она и вовсе непроизвольно попятилась, недоверчиво протянув:

– Магда?

– Узнала! – радостно ахнула я.

И даже руки для объятий распахнула, но в последний момент вспомнила, что я, вообще-то, замерзла, и… запахнула обратно.

– Да как же не узнать свой самый грандиозный провал! – в сердцах воскликнула рыжая.

– Ну-у-у… Не переживай ты так, Эй, – подбодрила я свою несостоявшуюся шизофрению. – Самый грандиозный провал у тебя еще впереди!

– Типун тебе на язык! – сплюнула рыжая.