Мысль: «Ну, братец!» – пронеслась галопом. И вслед за ней замелькали другие, легко совместимые со статьями УК, такими как «убийство» и «членовредительство».
– А-а-а, – со стоном протянул над головой женский голос, и еще надрывнее: – А-а-а-а…
– Там… Там кому-то плохо! – Я машинально схватила Феликса за руку. – Вдруг умирают…
Пришлось рассказывать про двух жизнерадостных лапушек Копу и Чупу и про их неподражаемый талант та-а-ак смотреть, что ты невольно выкладывал им все тяготы прошедшего дня. А заодно и всю свою колбасу с тарелки.
– Значит, собаки… – с затаенным азартом произнес Феликс.
– Да.
– Прости, что вывалил на тебя свои откровения, – заговорил Феликс. – Давненько со мной такого не случалось. Да что там давненько. Наверное, никогда. У тебя удивительный дар вызывать на откровенность. В чем секрет?
– Все в порядке. И пока ты не разразилась извинениями, предупрежу: это было так давно, что я уже почти все забыл. С четырех лет меня воспитывал вечно занятый дядя-адвокат. Он крутился как белка в колесе, а я рос тем еще засранцем и хулиганом. И когда в восемнадцать с весенним призывом мне пришла повестка, дядя вздохнул с облегчением. Пока я служил, он умер от инсульта.
– Неужели даже вкуснее маминого борща? – поддела я.
– Я не знаю, какой вкус у настоящей домашней еды, – неожиданно серьезно ответил он. – Так что сравнить мне могу.
Скорее, семейный мини-ресторан с едой навынос. Работали здесь исключительно представители одной семейной династии, которая со времени моего последнего прихода в «Сытого папу» стала еще многочисленнее.
И вроде произнёс он это «налево» совершенно нейтральным тоном, но ассоциации возникли, прямо скажем, совсем неприличные. Как там в стишке? «Не догадывалась Ева, что Адам гулял налево, потому и оттого, все мы черт-те от кого». О боже, куда меня понесло, а? О чем я вообще думаю?!