Читать книгу «Любовь, миндаль и текила» онлайн полностью📖 — Надежды Лустиной — MyBook.
image

Страсть и апельсины

Автор: Ольга Мыльникова @olgamilnik

Страсть как люблю апельсины! Правда, только сладкие. Прям вот только начинается сезон, бегу покупаю килограмма два. А вечером, сидя по-турецки за сериальчиком и поставив перед собой большую чашку с нарезанными фруктами, впиваюсь в сочную мякоть. Сладкий сок бежит по носогубным складкам, брызжет в нос. Я чихаю, смеюсь и продолжаю поглощать один за другим оранжевые колечки. Такой аромат стоит на всю квартиру, что все домочадцы непременно приходят полюбоваться на одуревшую мамочку.

– Ну чего ты так набрасываешься на них? – по-доброму удивляется муж. – Как будто цингой боишься заболеть?

Эх, разве понять ему, городскому жителю, каким дефицитом в девяностые были апельсины в провинции? Мы ели их только на Новый год. И какое чудо, если один фрукт доживал до сочельника. Как сейчас помню…

Мне тогда было пятнадцать. И я страдала из-за своей внешности. Девчонки из класса давно уже с парнями под Селин Дион медляки танцевали и, казалось, рисовались передо мной – тощей недомеркой. Я все ещё выглядела угловатым подростком без красивого рельефа и длинных ресниц. От драмы всей жизни спасало только то, что подруга моя Варька была тоже невысокая, при этом рыжая, конопатая и довольно упитанная. Рельеф – одна сплошная гора. Но Варька всё списывала на пубертант. Говорила, что как только гормональные процессы отгремят в её желеобразной конструкции, она придёт в норму и станет первой красавицей. Это отчим-психолог вбил ей в голову. Потому Варька на все проблемы смотрела с гордо поднятой головой и мой острый подбородок то и дело задирала кверху.

В общем, влюбилась я в одноклассника Славку Жукова. Сама не помню, как и когда это произошло. Но вдруг его нестриженая шевелюра превратилась в моём воображении в длинную чёлку Ди Каприо, каркающий голос – в нежный тембр Губина, а сгорбленная тощая фигурка в складный торс Серёги Аморалова из «Отпетых». Склеивая плёнку с синглом Селин Дион, я представляла, как стоим мы с Жуковым на носу лайнера, взявшись за руки. Наши сердца стучат в унисон. Щёки пылают. Ветер дует в лицо. Где-то рядом хрустит злополучный айсберг, а Жуков кричит в бескрайнюю пропасть океана: «Люблю тебя, Тоня!»

А ночами мне снилась та самая сцена из «Титаника» со скользящей по стеклу рукой. Стоит ли говорить, кем был художник? И просыпалась я, тяжело дыша, с мокрыми прядями на висках, бешеным пульсом и ноющей болью в животе. В классе потом сидела как на иголках, всё ждала, что вот-вот он одарит меня взглядом серых глаз. Он, конечно, одаривал. Особенно на контрольных, когда просил списать. И я чувствовала себя самой счастливой, будто он не линейкой мне в спину тыкал, а протягивал руку с обручальным кольцом.

Варька быстро раскусила мою затянувшуюся томность и рассеянность.

– Надо действовать! – решила подруга, притащившись ко мне домой в сочельник. – Сейчас будем привораживать твоего Славку! А то он сам никогда не поймёт, какой шанс упускает!

– Может, не надо? – взроптал во мне суеверный страх. Но нутро всё сжалось от предвкушения. Вдруг сработает?

– Что ты любишь есть больше всего на свете?

Я задумалась. Надо было представить самые яркие вкусовые ощущения, связанные с едой. И я вспомнила, как однажды к нам приехала родственница. Она недавно вернулась из Португалии и привезла попробовать тамошние апельсины. Ух, и вкусными же они были. Пропитанный португальским солнцем апельсин сам, казалось, излучал тёплый сочный свет, который наполнял тебя оранжевой радостью с каждой долькой.

– Апельсины! – выпалила я. – Больше всего я люблю апельсины!

– Хм, – Варька задумалась. – А у тебя они есть?

– Откуда? Я ещё на Новый год последний съела.

– Сиди. У меня, кажется, ещё в кульке с маминой работы один остался. Ща сгоняю.

Варька жила через пять домов, поэтому вернулась довольно быстро, прихватив заодно толстую книгу по чёрной и белой магии. Её отчим говорил, что все эти заклинания и суеверия лучше помогают понять психологию деревенского жителя. К бабкам-гадалкам каждый второй в посёлке наведывался, а вот его, как высококлассного специалиста по человеческой душе всерьёз не воспринимали. Потому и работал Варькин отчим в колхозе сторожем. Там в сторожке и осваивал премудрости ведьмачества.

– Блин, а гвоздика-то у тебя есть? – хлопнула себя по лбу Варька. – Ну, та, что в огурцы солёные кладут?

Приправу мы нашли в маминых жестянках из-под монпансье, потом заперлись в комнате и зажгли свечку. У нас часто электричество отключали, и свечи в каждом доме всегда имелись про запас. В отличие от апельсинов.

– Сейчас тебе надо сосредоточиться и представить себе Славку.

– Можно музыку включу? Мне так лучше представляется. Ну, эту из Титаника.

– Давай!

С первых аккордов «Every night in my dreams» воображение выдало мне образ Славки во всей его аморалово-губино-дикаприевской красе. Я представила, как лежу вся такая, позирую, в одном только алмазе, а Славка-Джек пишет мой портрет.

– Теперь бери семь гвоздик, втыкай их в апельсин и называй имя суженого, – вернула меня в реальность Варька. – А зафига семь? Наверное, число какое-то магическое.

С трудом, ковыряя упругую кожицу фрукта, я вонзила в него гвоздичное шипы. Комната наполнилась цитрусовым ароматом.

– Теперь втыкай ещё семь и называй имена духов.

– Бариэль, Мелхидаель, Анаель, Унель, Барсах, Барехас, Сарнель, – читала я по книге. – Какие жуткие имена. Ты уверена, что мы ничего плохого не наворожим тут?

– Сомневаешься? Вот увидишь, присохнет твой Славка как миленький.

Поворачиваюсь к окну, а там и правда – Славка. Но только не присох, а прилип к стеклу, и на голове у него рога.

– Вот так магия! – тру глаза, Славка исчезает.

– Ещё не всё, – командует Варька. – Теперь давай последние гвоздичины втыкай и называй своё имя.

Завершив ритуал, мы водрузили апельсин на крышку шкафа. Теперь оставалось ждать, когда фрукт высохнет, а с ним и сердце суженого.

Славка вдруг опять в окне нарисовался. Выбегаю на крыльцо, он стоит в костюме чёрта. И с ним ещё ребята ряженые.

– Чего вы там впотьмах сидите? Свет отключили, – говорит. – Пойдёмте с нами колядовать!

В общем, не знаю, заговор ли сработал или мои познания в фольклоре, но после колядовки, из которой мы вынесли богатый улов, Славку как подменили. Стал мне всякие знаки внимания выказывать. То шоколадкой угостит, то двери передо мной откроет. А в субботу на дискотеке вообще на медляк пригласил. Под Селин Дион!

Мне как-то не по себе стало. С одной стороны – невероятная радость, а с другой – щемящая тоска. Вот он возлюбленный на блюдечке с каёмочкой – бери и на лайнер. Но я как-то вдруг стала замечать, что Славка вовсе не похож на Ди Каприо. И волосы его вечно засаленные. А ржёт вообще как конь. И куда девался этот губинский тембр? В общем, страсть моя угасла. Я поняла, что такая присушенная любовь мне совсем ни к чему. В тот же вечер после медляка я прибежала домой и съела апельсин, пока он ещё не совсем высох. А кассету с Селин Дион на всякий случай Варьке отдала, чтобы опять вдруг не разбудить в себе эту любовную ахинею.

В общем, поняла я тогда, что не стоит переводить апельсины ради любви. Ведь истинные чувства не присушишь.

Но почему-то под сериальчик апельсины всё-таки кажутся слаще. Может, и есть в них какая-то любовная магия?

Соседи

Автор: Ольга Мыльникова @olgamilnik

Иллюстратор: Виктория @nina.mur.art

– Боже, дорогая? Зачем я послушал тебя? Мы ещё только месяц в новой квартире, а я уже схожу с ума! Когда же заткнётся этот чёртов скрипач?

– Не пойму, чего ты так возмущаешься? Хорошо ведь играет. Когда бы мы с тобой столь классики послушали? К тому же, я смотрела, всё в рамках закона. Днём перерыв с часу до трёх, вечером после девяти – отбой.

– Ну, есть же какие-то человеческие нормы приличия?

– Ты вон тоже куришь на лестничной клетке, а кому-то не нравится. Да и меня тошнит.

– Опять начинаешь? Да, курю. Могу себе позволить. Я вкалываю по восемь часов на стройке. Имею право расслабиться. И если я буду курить в квартире, тем же соседям хуже будет. Дым через форточки прямо в комнату попадёт. Ладно, твоё здоровье.

– Думаешь, оттого что ты вылакаешь эту полторашку пива, расслабишься?

– Пока это единственный вариант заснуть! Хотя, нет, пожалуй, пора поговорить с этим чокнутым?

– Антон, не надо! Положи биту!

– Это я так, припугнуть, если понадобиться.

– Я с тобой! Мы ведь даже не знаем, кто он и как выглядит. А ты в таком состоянии, что я боюсь за тебя.

– Ладно, пошли.

– Чего это он не открывает?

– Подождём ещё немного.

– А, здравствуйте, молодые люди. Вы, наверное, наши новые соседи? Извините, я сейчас передвигаюсь со скоростью улитки. Ноги совсем отказываются повиноваться усыхающему мозгу. Хе-хе.

– Здравствуйте. Я Анжела, а это Антон.

– А биту вы, молодой человек, зря принесли. Поздно уж что-либо ломать такой старой кляче, как я. Хе-хе. Проходите. Я кстати – Олег Сергеевич.

– Да мы, собственно, хотели сказать…

– Нет уж, вы пройдите, пожалуйста. К нам с Марьей Петровной только врачи в последнее время заглядывают. А так хочется пообщаться с современной молодёжью. Проходите, не стойте. Машенька в дальней комнате. У нас ведь одинаковая планировка. Вон туда, через коридор, зал и в маленькую спальню с лоджией. У нас прохладно. Марьюшке трудно дышать, когда душно.

– Извините, мы не знали. Ваша жена больна. Может, мы всё-таки пойдём?

– Уважьте, стариков. Посидите с нами немного. Я сейчас скрипку положу и позову вас к чаю.

– Кто эти люди, Олеженька? Они такие милые.

– Маша, ангел мой, тебе не стоит разговаривать. Это наши соседи снизу. Боюсь, их Вивальди призвал к нам, хе-хе.

– Олег Сергеевич, давно Вы играете на скрипке?

– Сколько себя помню. Лет с шести, наверное.

– Вы, наверное, жить не можете без своего инструмента?

– Как вы успели заметить, Анжела, ни дня. Присаживайтесь. Чайник готов. Отведайте мой лимонный пирог. Я, конечно, не кондитер, но под чутким руководством Марьи Петровны могу иногда отчебучить.

– Хм, вкусно. Не правда ли, Антон?

– Да. Нам, пожалуй, пора. Анжела, ты ведь мне ещё спецовку не стирала.

– Успеется, ей же не руками стирать. Когда мы с Марьюшкой поженились, у нас не то, что машинки, угла своего не было. Так, съёмная комната в коммуналке. Находили время и бельё постирать, и друг другу внимание уделить, и с соседями пообщаться. Понимаете, к чему я? Сейчас народ сплошь нелюдимый, замкнутый. Сидят все по квартирам, и каждый втихаря перемалывает свои обиды, неудачи, проблемы на службе. Запивают, закуривают, заедают. А ведь человек – он существо социальное. Ему надо выговариваться и душу свою через свет пропускать.

– Да уж, рентген нас раз в год заставляют делать. Вроде, всё в норме.

– Да не о том я, молодой человек. Я говорю о свете духовном, которым нас наполняет живая человеческая речь, любовь и музыка. Ты, наверное, пришёл сказать мне, что не любишь музыку?

– Ну, не совсем так. Просто не каждый день и не с утра до вечера.

– А ты просто отключи сознание, милок, и послушай, впусти в себя музыку. Ты ведь знаешь, я играю разный репертуар. Утром чуток повеселее из «Времён года» Чайковского или что-нибудь из Штрауса, чтобы народ проснулся, настроился на хороший день. К вечеру – концерты Вивальди, Шуберта. Днём – Моцарта, чтобы малые детишки хорошо засыпали, а старшие настраивались делать уроки. Знаешь, как сказал один мой современник: в музыке есть прекрасная вещь – когда она попадает в тебя, ты не чувствуешь боли. Когда Марьюшка заболела, я стал играть ей «Второй концерт» Рахманинова. И ты знаешь, врачи говорили, что она не протянет и месяца, но Марья Петровна держится стойко уже более полугода. Правда, Машенька? Мы с тобой ещё повоюем? Кивает. Сил мало у неё, но я не сдаюсь. Пока мои пальцы держат смычок, я буду играть для неё. И для всех вас. Соседи сверху даже ребёночка под Шопена укладывают. А Василий Яковлевич из тридцать второй приходил благодарить. Говорит, последняя кардиограмма показывает явные улучшения. Я для него специально месяц только Моцарта играл. Его музыка лучше всего под сердечный ритм подстраивается. И в ней такая любовь к жизни!

– Надо же, как интересно, Олег Сергеевич. Меня до переезда в этот дом мигрени мучили. Но вот уже месяц я не пью таблетки.

– Вот, Машенька, что я говорил? Вивальди вечером в точку! Это не просто музыка – это настоящий эликсир!

– Я всегда мечтала научиться играть на гитаре. Но родители считали, что мне надо больше спортом заниматься.