Читать книгу «В железных лапах мотылька» онлайн полностью📖 — Надежды Лиманской — MyBook.
image

Глава 3

Автомобиль подъехал к кирпичной стене, загораживающей усадьбу от чужих глаз. Филумена вышла из машины, помогла выбраться Матрёне.

Та проворчала: – Иди первая! Что-то боязно мне!

В ответ Филумена усмехнулась, открыв багажник, немного повозившись, достала фонарик. Захватила сумку и направилась к дому. Красно-оранжевые блики заходящего солнца, весело отсвечивая окна пустующего дома, обещали на завтра немилосердную жару. Филумена, вдруг, ощутила, окончательно поняла: как здорово, что она оказалась здесь. Сумбурно принятое решение навестить будущее жилище, оказалось не таким уж легкомысленным. Кстати, заодно посмотреть, как справилась бригада строителей, – маленькая, всего три человека, – с частичным, элементарным ремонтом.

Бригаду тоже притащила сюда она, Филумена, несмотря на протесты мужа. Иван искренне настаивал: здание прекрасное, внутренняя отделка не требует переделки. И всё же. Ей хотелось иного. На первых порах, хотя бы, ну, чуть-чуть, внести что-то своё, касающееся только их семьи, очень личное, индивидуальное. Например, захотелось поменять обои, портьеры. Хотя бы в их, с Иваном, спальне, а заодно и в комнате дочери. Пришла в голову мысль соорудить из крупных камней в зале нечто вроде горки, для фонтана и цветов. Нет, Филумена не любила цветы. Ей нравились растения. Зелёные, с блестящими упругими листьями, они заполняли всю прежнюю квартиру. Бригаду из трёх человек рекомендовала хорошая знакомая. «Господи! – подумала она, глядя на фонтан, цветы, – и всё это я провернула за какую-то неделю! Ну и ладно! Вместо памятника, которого при жизни ни от кого не дождёшься, устрою себе уикенд! Здесь! На лоне природы, на свежем воздухе!».

Держа фонарик во рту, открыла дверь. Оглянулась назад Матрёна Яковлевна по-прежнему стояла за оградой. Филумена махнула рукой. Женщина явно не спешила. Филумена заметила, как та перекрестилась, медленно подошла к крыльцу. Снова перекрестилась, шепча что-то под нос. Наконец, у входной двери развернула икону. Держа её перед собой, переступила порог.

– Помоги! – затем шёпотом произнесла и показала на свёрток. Филумена развернула, достала свечи.

– Ну, вы пока здесь побудьте, а я спущусь в подвал. Без света, без воды… Не так уж весело, согласитесь!

– Стой! – строго окликнула её Матрёна, потом мягче: – Погоди, Фенюшка! Постой рядом, успеется! – Затем, держа в одной руке икону, в другой – свечу, Матрёна стала обходить одну комнату за другой. Филумена терпеливо ждала, недоумённо глядя на отдаляющийся свет. Свет зажжённой свечи плыл всё дальше в глубину дома, наконец, померк вовсе. Голос же Матрёны, громко читавшей заклинания, был слышен отчётливо. Затем послышались слова молитвы. Они, ударяясь о стены дома, словно приобретая новую силу, заполняли каждый угол, эхом разносились по всему дому.

Филумена, выключив фонарь, тихо стояла, прислушиваясь к темноте. Наконец, на лестнице замаячил тусклый свет, появилась сама Матрёна Яковлевна.

– Ну, кажется, всё! Иди, детка, куда ты там хотела!

Была у Филумены мысль пригласить сюда священника. После переезда и окончательного устройства в этом доме. Как там говаривала её знакомая? Как только разгребусь с делами, так сразу и… А тут.

– Матрёна Яковлевна! А разве это не дело священника? Вы только что окрестили наш дом? – В тусклом пламени свечи Филумена заметила, как женщина недовольно поджала губы: – Считаешь нужным? И священника тоже пригласи! Чего уж говорить, дело хорошее! А я твой дом почистила, поняла? От нечисти разной!

Филумена промолчала. Зажгла фонарик, спустилась в подвал. Осветив просторное помещение, заметила у стены свёрнутые матрацы, какие-то сумки. «Неужели строители так всё бросили? Да и бог с ним, пусть стоят, не мешают». Немного повозившись с рычажками, убедилась: свет есть. Подвал осветили две неоновые лампы.

– Замечательно! – воскликнула, зажмурившись. В огромном бойлере что-то щёлкнуло. Автоматически нагреваясь, вода побежала по трубам. Её весёлый звук окончательно успокоил Филумену – А дом-то, не узнать! – услышала восхищённый возглас Матрёны, когда поднялась наверх. – Всё переделано! По-современному! И вода, смотри-ка, горячая есть! – Затем Матрёна заварила травы. К счастью, самой разной посуды в шкафах оказалось достаточно. И что бы мы все без меня делали? – спросила себя Филумена, вспомнив возмущение мужа, когда в первый раз они ехали сюда, осматривать дом. В тот день Ванюша, кивая на ящик с посудой, который она собиралась засунуть в багажник, удивился: – А это куда? Ты что, Меня, прямо сейчас там жить собираешься?

Только сейчас Филумена почувствовала, насколько проголодалась. Матрёна придвинула ей тарелку, на которой аппетитно возвышалась горка белоснежного творога, политого сметаной. Затем осторожно, чтобы не пролить, гостья наполнила высокий бокал молоком.

– Угощайся! – проговорила травница. Затем, будто спохватившись: – Ой! Так это я у тебя в гостях!

Женщины рассмеялись.

– Что-то, вроде новоселья получилось! – констатировала Матрёна Яковлевна. Затем, подойдя к иконе, прислонённой к верхней части кухонного шкафа, провела краешком платка по окладу. – А это от меня! – Не взирая на протесты Филумены, продолжала. – Повесишь в спальне. Хорошая вещь, старинная! От всего дурного убережёт!

Глава 4

– Матрёна Яковлевна! Признайтесь, наконец. Вижу, всё вокруг, да около. О какой-то нечисти, неприятностях говорите. Извините, но весь вечер, как вас встретила, только и слышно. Всё намёки, какие – то! – С досадой, не выдержав, воскликнула Филумена.

– Ладно, девонька, успокойся! Много говорить не стану. Поздно уж, но кое-что расскажу.

Филумена внимательно слушала. Когда-то давно, ещё после войны, поселился в этом доме профессор, академик. Получив Сталинскую премию, а заодно и ключи от этого самого дома, бывшей помещичьей усадьбы. Неплохой был человек. Все его уважали, но немного побаивались. Со странностями был. То здоровается, всем улыбается, а то замкнётся в себе, смотрит на всех зверем, ссутулится и молчит. Слухи ходили об этой странной усадьбе. Страшные. К тому же, дети и молодые женщины стали пропадать в районе. И войне конец, а тут. – А знаешь, Фима, – обратилась к Филумене, переводя разговор, как показалось, в другое русло, – что за лесом? Дальше? – Махнула рукой. – Глупость спросила, извини! Откуда же тебе знать, нечего и спрашивать! Речка течёт. Мирка называется. От слова «мир». Ребятня там летом купается, рыбаков много. Рыбные, говорят, места. Мосточки там. Чуть поодаль – болото! Не было его раньше! Всю жизнь здесь прожила! А вот старушка одна, царство ей небесное, в прошлом году скончалась. Девяносто восемь ей было, представляешь? Так вот, она рассказывала, после каких-то там учений, образовалось, вдруг, второе болото. А в доме этом, – Матрёна слегка постучала по столешнице, – говорили, какая-то лаборатория находилась. Никто из местных никогда не видел людей. Как заходили – выходили, но машины подъезжали, якобы, всегда поздней ночью, а с рассветом, рано утром, отъезжали. – Из рассказа Филумена узнала ещё и о том, что здешние жители предполагали: не зря поселился здесь этот профессор.

С удивлением узнала Филумена другое. Оказалось, Матрёна в прошлом была фельдшером, довольно толковым. Вовсю использовала народную медицину. И досматривала некоторое время профессора, когда того внезапно разбил инсульт.

– Был он не одинок! – продолжала она, – сын у него был. О жене ничего не знаю. А сына Николаем звали. Чуть старше меня. Очень любил его профессор, поздний, желанный ребёнок. Милый такой паренёк, а красавец! Весь в отца! Интеллигентный такой и вообще! – Будто спохватилась. – Да и я. Тогда молоденькая, прыткая. Нравилась я ему очень. Да и профессор, отец его, жаловал меня, как дочь. Уж очень жалко мне было их обоих. Всякое о них говорили прямо здесь, в доме, а я не верила! – Матрёна улыбнулась каким-то своим воспоминаниям. – А потом Коленька исчез, странно так. – Женщина прикрыла глаза, – мне тогда было… А Николаю этому было бы сейчас где-то…

– Да и бог с ним! А дальше? – Филумена нетерпеливо подпёрла кулачком подбородок.

– Дальше? Почти подняла я, профессора нашего, Акима Венедиктовича. Вначале стал ложку сам брать в руки, чашку. Поднимался уж, маленько ходить начал…

Затем Матрёна явно занервничала. Некстати поправила платок, одёрнула складки на юбке. – Ушла я из этого дома! Не смогла дальше находиться здесь. С тех пор и в церковь стала чаще ходить, вернее, ездить. В Бога – то я и раньше верила! Господи, – покачала головой, – в те-то времена! Узнали бы на работе… Ой, да что там!

Затем, будто самой себе: – Не смогла здесь, и всё тут!

– Надо же! – Филумена огляделась. – Работа в профессорском доме, да в те времена? И что за причина такая, – недоверчиво пожала плечами, – заставила уйти отсюда?

– Причина? – очень тихо переспросила Матрёна. Коротко взглянув в тёмное окно, отвела глаза. Уставившись куда-то вниз, уклончиво проговорила:

– Замену мне нашли! Слишком я, по их мнению, любопытной была! А давай-ка, спать, Фимочка, поздно уж!

Как-то странно огляделась вокруг, словно кого-то искала. Или ждала. Филумена, почувствовав неловкость, встала. На всякий случай, спросила:

– Вам постелить на софе, в гостиной? Там более-менее проветрено и сухо, или в комнате дочери?

Матрёна поднялась, вцепилась в икону и почти, заикаясь, проговорила:

– Только не в гостиной! Прошу, тебя! В одной комнате заночуем или я, прямо вот так – домой! К себе!

– Да что с вами такое? Успокойтесь! – не выдержала Филумена, глядя в лицо не на шутку испуганной женщине. Неожиданно стало жаль гостью с её разыгравшимся воображением. Вздохнула: – Как скажите! – Про себя подумала: «Ничего себе! На больную что-то не похожа, эта Матрёна Яковлевна! Здесь ей, видите ли, страшно, а ночью, через лес? Не страшно! Не боится! Глупость какая-то!».

Глубокой ночью Филумена услышала какой-то звук где-то за стеной. Знакомый, но не свойственный… Поняла. Скрип половиц. В их доме половицы отсутствуют. Пол в гостиной – паркет, в других – плиты под мрамор. Покосилась на соседнюю кровать. Матрёна мирно сопела, и, скорее всего, видела десятый сон.

«Вот так оно и бывает! – обиженно подумала Филумена. Прогнав остатки сна, поднялась. – Одни всяких небылиц наслушаются и не спят! Другие…, – ещё раз, выразительно взглянула на спящую Матрёну. Затем подошла к окну. Сплошная, глухая темнота окутала широкий двор. Филумена вернулась, снова легла. Повернувшись набок, поджала ноги. И тут услышала.

Тихий шум над головой. Шаги. Мягко, очень осторожно ступали в будущей комнате дочери. Ещё раз, отчётливо. Не показалось. Филумена нащупала фонарик, перед сном, на всякий случай, предусмотрительно поставив его рядом, у изголовья. Прислушалась. Шаги повторились. Вскочила, набросив кардиган, включила фонарь. Босиком прошла вглубь первого этажа, к лестнице, что вела на второй. Погасила свет фонаря. На ощупь, держась за перила, тихо поднялась. Дверь в будущую комнату дочери была распахнута. Окно плотно закрыто. Тихо. Никого. – Эй! – позвала. – Есть тут кто? Учтите, у меня ружьё! Буду стрелять! – Филумена, щурясь, всматривалась в темноту. Нахмурив лоб, испытывая страшно недовольство, повернула назад, в душе проклиная вчерашнюю болтовню с новой знакомой. Кстати, Матрена так конкретно ничего такого, особенного, не рассказала. Филумена обошла дом, посветив фонариком, проверила замки на других входных дверях. Замки как замки. Вроде всё в порядке, не взломаны.

Видели бы подруги и знакомые Филумену в эту минуту. Уверенная в себе женщина, точно знающая, чего хочет от жизни, планирующая всё наперёд, раздающая дельные советы направо и налево. Что с ней? Она стоит в середине просторной гостиной глубокой ночью босая, растерянная, напуганная. И это в собственном доме! Представила ухмылки, язвительные комментарии своих знакомых. Повеселились бы от души! А Машка с Иваном? Насильно отправили бы куда-нибудь отдыхать, хорошо, если не лечиться.

«Ты ещё о привидениях вспомни, мнительная ты, наша!», – направляясь в спальню, подтрунивала над собой. Тёмные окна гостиной, казалось, с укором смотрели ей вслед.

Все входные двери дома одновременно хлопали. Закрывались – открывались с бешеной скоростью, – страшно подойти, – захлестнут. Она изо всех сил пыталась проскочить в узкую щель между дверным блоком и дверьми. Напрасно. Дом не хотел впускать её. Только тени. Они вползали во все щели с удивительным проворством. Человеческие тени. Тени незнакомых людей. Даже замки на дверях, беспорядочно лязгая и щёлкая, отбивая странный, незнакомый ритм, не отпугивали их. Сердце бешено колотилось в груди. Она точно знала: в доме остались дочь и муж! Их немедленно надо спасать! Почему? От кого?!

Филумена резко вскочила. Почувствовала: волосы мокрые. Омерзительное ощущение. Одежда, в которой спала, прилипла, будто вторая кожа. Вспомнила. Накануне, по приезду, хотела прогреть все комнаты в доме и забыла отключить отопление. Бросила взгляд в сторону. Кровать, где спала Матрёна, пустовала.

Направилась в ванную. «И всё же, какое счастье, что всё в её доме исправно работает!». Достала полотенце. Опять же, чтобы всё нужное было под рукой, пришлось поспорить с Иваном. Тогда, в последний приезд. Не успела поднести руку к крану с водой, услышала глухой вскрик. Бросилась в гостиную.

Матрёна Яковлевна, держась за сердце, дрожа всем телом, произнесла:

– Началось!

– Что началось? – Филумена непонимающе, с недоверием смотрела на гостью. Затем, не на шутку рассердилась, прикрикнула: – Да успокойтесь вы, наконец! Объясните толком!

– Не видишь?! – в ответ кивнула куда-то в угол.

Филумена увидела на полу развёрнутые матрацы, на которых во время работы в доме, спали рабочие. Вчера поздно вечером матрацы лежали, завёрнутые в рулон у дальней стены подвала. А теперь. Матрацы были застелены грязными простынями, на которых местами проступали засохшие, бурые пятна. Кровь.

– Что… это? – Филумена непроизвольно схватилась рукой за шею. – Кто?… Принёс? Как они сюда… попали?

– Говорю! Началось! – словно в забытьи, не глядя на неё, обращаясь к кому-то, повторила женщина. Матрёна ещё несколько секунд постояла. Филумене показалось: женщина погрузилась в какие-то свои, только ей ведомые, то ли мысли, то ли ощущения. Затем, словно очнувшись от транса, совсем неожиданно, деловым тоном предложила:

– Идём – ка, Фимочка, завтракать! Поахали и будет! – Заглянув вопросительно хозяйке дома в глаза, спросила: – Испугалась?

– Да уж! – Филумена кивнула. – Слабонервной себя никогда не считала. Но, мягко скажем, как – то неожиданно!

– Да, ну и бог с ним, с этим, – кивнула на матрацы, – этим «чудом»! Переживём и это! Идём! – Позвала на кухню. – Барахло это после приберу! А лучше во дворе сожгу!

Филумена пожала плечами. Слегка, конечно, совсем немного, удивилась столь резкой перемене в своей новой знакомой.

– Всю жизнь трясусь! – заявила Матрёна, вскидывая голову и крепче подвязав платок. – Хватит! Помирать уж скоро! Яичницу на сале, будешь? – Не дожидаясь ответа, решительно вышла из гостиной.