Безусловно, внимательный взгляд писателя-математика показал те черты характера будущего императора, которые рельефно проявились в дальнейшем. И потом, если верить психологам, характер человека, его натура формируются примерно к 5–7 годам, дальше уже идет шлифовка отдельных черт характера. Порошин замечает, что великий князь «вдруг влюбляется почти в человека», но так же быстро остывает. Его расположение легко заслужить, но так же легко потерять. Эта черта характера в дальнейшем сильно повредит уже императору Павлу: никто не будет уверен в его благорасположении. В молодости эту черту характера явно никто не стремился корректировать. Великий князь Павел прекрасно осознавал свое будущее предназначение и хотел, чтобы и окружающие это признавали, причем публично. Известна история посещения театра цесаревичем, когда он был недоволен, что зрители партера хлопали тогда, когда он не изволил. Павел Петрович размышлял, что хорошо бы «их выслать вон». И конечно, никто ему и здесь не объяснил, что подобная мелочная регламентация неприемлема в такой ситуации.

Порошин и другие современники замечали нетерпеливость великого князя Павла – явно сказывался холерический темперамент. В записи от 20 декабря 1764 г. Порошин описывает присутствие цесаревича на вечере у Екатерины II: «Сперва весел был… наконец, скучилось ему. Зачал подзывать Никиту Ивановича домой… Зачал великий князь с ножки на ножку переступать, подмигивать и смотреть на плафон, чтобы скрыть нетерпение». Конечно, Павел был еще юн, но он слишком явно выказывал свое нетерпение, не давая себе труда скрыть эмоции. Его наставники хоть и журили его за такое поведение, но он же был наследник престола и поэтому мог себе такое позволить.

Терпению и умению контролировать свои эмоции Павел I так и не научился. Очевидно, что умение не просто контролировать свои истинные эмоции, но демонстрировать «необходимое» настроение является одним из неотъемлемых качеств политика. Увы, Павел был его начисто лишен. Н.К. Шильдер считал, что это ему стоило жизни. Так, в последний день жизни императора руководитель заговора П.А. Пален не желал допустить до него известного иезуита Габриеля Грубера. Зная нетерпеливый характер Павла, перед самым разводом войск, пропустить или опоздать на который Павел не мог, Пален буквально завалил монарха докладами. Поэтому император, будучи уже в состоянии раздражения, категорически отказался принимать Грубера. Е. Грубер был родом из Вены, получил прекрасное образование и уже в 15 лет вступил в орден иезуитов. После его роспуска в 1773 г. работал инженером при дворе австрийского императора Иосифа II, автор ряда архитектурных сооружений. С 1784 г. он перебрался в Российскую империю и преподавал в Полоцкой иезуитской коллегии. О его деятельности знала Екатерина II, Павел также отнесся к нему благосклонно, тем более что Грубер смог избавить жену Павла Марию Федоровну от зубных болей. В июне 1799 г. Грубер обратился к императору Павлу с просьбой просить папу римского о призвании ордена иезуитов в Российской империи (чем они хуже ордена святого Иоанна Иерусалимского, которому так покровительствовал Павел I). В августе 1800 г. Павел I исполнил просьбу Грубера и направил письмо папе римскому, получил положительный ответ как раз в марте 1801 г. Кто знает, как мог отблагодарить императора иезуит Грубер!

Очень рано в великом князе проявилась такая черта, как упрямство. Порошин описывает эпизод, как Павел страшно разозлился, когда его камердинер не принес ему старый зеленый бархатный кафтан, сославшись на то, что он уже потерял вид. Мальчик просто впал в неистовство, что его приказание не было выполнено сразу, и не принимал никакие разумные аргументы. Подобные эпизоды встречались на протяжении всей его жизни.

Вспыльчивость великого князя и его нетерпимость к малейшим проявлениям невнимания к его персоне замечали современники. Федор Ростопчин в переписке с Семеном Воронцовым так оценивал цесаревича в 1793 г.: «Малейшее опоздание, малейшее противоречие выводит его из себя, и он воспаляется гневом. Замечательно, что он никогда не осознает своих ошибок и продолжает сердиться на тех, кого обидел»^[25]. Через два года, после длительного общения с Павлом Петровичем, Ростопчин делает вывод: «Зная лучше, чем кто-либо другой, сколь изменчив его нрав, я не очень доверял тем чувствам, которые он высказывал в данную минуту, и делал все возможное для того, чтобы он не слишком приблизил меня к своей особе»^[26].

Другой мемуарист, Шарль Массон, так описывает нетерпение уже императора Павла I: «Случилось ему ехать из Царского Села в Гатчину… Вдруг, вспомнив что-то, Павел сказал кучеру сию секунду возвращаться. Кучер: «Минутой позже, государь! Дорога здесь слишком узкая». Павел: «Как, негодяй! Ты не хочешь повернуть тотчас же?» Кучер вместо ответа поспешил доехать до места, где можно было повернуть. Между тем Павел кинулся к дверцам кареты, подозвал берейтора, приказал ему наказать и арестовать мятежного кучера»^[27]. При всем этом ни великого князя, ни в последующим императора Павла I никто не называл злым, но указания на его взбалмошность и даже сумасшествие и тому подобное можно встретить во многих воспоминаниях того времени. Сюда стоит добавить еще и указание на мнительность Павла Петровича, веру в приметы.

Известно, что цесаревич Павел очень любил собак. Один раз его любимую собаку побил один из гвардейских офицеров за то, что она хотела стащить у него кусок мяса. Павел Петрович, узнав об этом, рассвирепел и требовал наказания офицера, так как считал, что тот побил собаку исключительно из ненависти к нему. Когда же ему сказали, что офицер это сделал не зная, чья это собака, цесаревич впал еще в большую ярость, сочтя это более тяжким оскорблением^[28]. Любовь к собакам Павла Петровича отмечали мемуаристы и в бытность уже его императором. Так, адмирал А.С. Шишков, более известный своими литературными, нежели военными достижениями, в своих воспоминаниях привел любопытную историю. Как-то к государю Павлу I на прогулке привязалась паршивая, то есть беспородная, собачка. Павел приласкал ее, и с тех пор она стала неотступно за ним следовать. Как-то во время вахт-парада она залаяла, чем разгневала императора. Он, разозлившись, велел отослать ее, но собачка повалилась на спину, забрала лапки, как бы моля о пощаде. На том гнев императора закончился^[29]. Все эти примеры показывают, что великий князь Павел Петрович от природы не был злым и жестоким человеком, а уж тем более сумасшедшим. Однако именно в детстве у него сформировались те черты характера, которые не способствовали его успешному правлению.

Мемуаристы с наслаждением перечисляют факты и истории вспыльчивости и взбалмошности великого князя Павла. А если покопаться в юности Петра I, в особенностях правления Анны Иоанновны? Мы еще и не такое отыщем.

Более того, даже недоброжелатели Павла Петровича отмечали его высокую образованность, эрудицию и увлеченность наукой. Как заметила автор одной из недавно вышедших книг о цесаревиче Павле, точнее о его заграничном путешествии, Н.Н. Зазулина, Павел Петрович был истинным сыном эпохи Просвещения!^[30] Наследник престола увлекался астрономий, театром, архитектурой, а не охотой, например, как это было принято в монарших семьях. Павел вообще любил животных. Историк на основе записок английского дипломата Дж. Харриса указала, что цесаревич Павел «совершенно серьезно спрашивал, знает ли дипломат, насколько мощная обсерватория, в которой работал Джон Гайдак»^[31]. Цесаревич Павел наряду с астрономией увлекался еще и физикой с математикой, о чем писал его учитель математики и биограф С.А. Порошин. Павел Петрович любил и понимал музыку (в отличие от Екатерины II), ценил театр. Конечно, наследник интересовался и военным делом, и в этом не было ничего особенного или предосудительного для будущего монарха. Почти все европейские принцы носили военную форму, цесаревич Павел был, среди прочего, полковником кирасирского полка. Порошин описывает, какое воодушевление у еще совсем юного Павла вызвали учения 1765 г. в Красном Селе, в которых он принимал участие. Н.К. Шильдер, да и другие биографы Павла I считают, что именно подобные мероприятия и оказали неизгладимое впечатление на цесаревича, который отказывался учиться, дабы посвятить себя военным «мелкостям». Но разве дети не любит играть и сейчас? Итак, воспитание и развитие юного наследника было вполне обычным и закономерным. Казалось, ничто не предвещало трагических последствий его последующего правления… Как же, когда произошел надлом?

На наш взгляд, большую роль в формировании личности великого князя Павла Петровича, в том числе появлении тех черт, которые в дальнейшем оказались для императора Павла губительны, сыграли ряд взаимосвязанных факторов и событий. Безусловно, каждая в отдельности черта характера наследника не играла критической роли, но, взятые все вместе и помноженные на ряд неблагоприятных событий, сыграли с ним злую шутку. К таким негативным фактам следует отнести неудачный первый брак, последующую смерть жены, известие о ее неверности с лучшим другом; длительное заграничное путешествие уже со второй супругой, похожее на ссылку и, самое главное, томительное ожидание трона.

20 сентября 1772 г. Павлу Петровичу исполнилось 18 лет. Отметили это тихо, без особых торжеств и награждений – тогда не было точного возраста «совершеннолетия». Однако очевидный факт, что цесаревич стал уже взрослым, достиг детородного возраста, не замечать уже не получалось.

Великому князю необходимо было выбрать жену для продолжения династии, что было делом особой государственной важности. Выбор пал на семейство ландграфа Гессен-Дармштадского. 6 июня 1773 г. ландграфиня Гессен-Дармштадская прибыла в Ревель в сопровождении трех дочерей: Амалии, Вильгельмины и Луизы. Как известно, цесаревичу приглянулась принцесса Вильгельмина, которую уже 15 августа 1773 г. крестили под именем Натальи Алексеевны.

Если верить Н.К. Шильдеру, то за этим выбором стояли прусский король Фридрих Великий и Н.И. Панин. Датский посланник в Петербурге, барон А.Ф. фон Ассебург, в письме к Панину, с которым они состояли в дружеских отношениях, крайне негативно отозвался о выборе цесаревича. В частности, он писал, что «сердце у нее гордое, нервное, холодное, может быть, несколько легкомысленное…»^[32]. Однако кто будет слушать датского посланника!

29 сентября 1773 г. состоялось бракосочетание цесаревич Павла Петровича и великой княгини Натальи Алексеевны. Павел Петрович был счастлив и влюблен в свою супругу. Поначалу она понравилась и императрице. Цесаревич влюблен, значит, можно ждать скорого продолжения рода. Екатерина II прекрасно понимала, что это крайне важно как для страны в целом, так и для ее собственной власти в частности. Известно, что, когда летом 1771 г. цесаревич сильно заболел горячкой (разновидность лихорадки, которая сегодня не встречается), что был на грани жизни и смерти, это рассматривалось как государственное бедствие. Наследник был очень нужен престолу.

Очень быстро великая княгиня стала разочаровывать императрицу. Она не желала учить русский язык, часто болела и даже была замечена в интригах. При этом она полностью подчинила своему влиянию мужа, Павла Петровича. Казалось, начавшееся сближение Екатерины II и ее сына Павла снова под угрозой.

История донесла до нас такую «интрижку». В мемуарах декабриста М.А. Фонвизина, повествующего о так называемом «конституционном проекте Н.И. Панина – Д.И. Фонвизина», в числе прочего указывается, что Панин допускал вероятность передачи (или захвата) власти от Екатерины II цесаревичу Павлу Петровичу. Посвящены в обсуждение (или состояли в заговоре), кроме самого Панина и великого князя Павла, секретари Никиты Ивановича: собственно Д.И. Фонвизин, Я.Я. Убри, В.П. Бакунин. О заговоре знала и участвовала в нем великая княгиня Наталья Алексеевна. Главой же Фонвизин называет голштинского дипломата К. Сальдерна, который, будучи доверенным лицом великого князя, склонял его к тому, чтобы он потребовал от императрицы Екатерины II или уступить ему власть, или стать соправителем. Эти идеи активно поддерживала и молодая великая княгиня. Именно поэтому Павел вначале вроде бы поддался на уговоры, но позже признался Екатерине II, которая уже все знала об этой «интрижке» от В.П. Бакунина. Она пожурила цесаревича и, не глядя, бросила в камин список участников заговора.