2

Когда утреннее солнце разбудило меня, часовая стрелка на циферблате только что прошла отметку одиннадцати часов. Все мои ощущения были притуплены, словно голова моя была заполнена свинцом.

Впрочем, они не притупились настолько, чтобы сделать меня нечувствительным к невыносимым жаре и влажности, царившим в спальне. Казалось, я находился в бане. Свет, лившийся в окна, был таким ярким, что слепил глаза.

Теперь, спустя ночь, все произошедшее вчера в книжном магазине «Кёгокудо», казалось далеким и нереальным, как сон.

Я медленно оделся и вышел из комнаты. Моя жена Юкиэ была на кухне: подвязав рукава кимоно, она делала рисовые клецки сиратама.

Когда я вошел, Юкиэ пожаловалась, что прошедшая ночь была по-настоящему тропической и я так стонал и ворочался во сне, что она совсем не выспалась. Жена действительно выглядела очень усталой и осунувшейся.

– Как там Тидзуко-сан? – поинтересовалась она, не поворачиваясь ко мне.

Тидзуко – это имя жены Кёгокудо. Наши жены удивительно хорошо ладили и, возможно, стали бы близкими друзьями, даже если б им не пришлось общаться из-за мужей. Я сказал ей, что его жены не было дома, и она, кивнув, предположила, что Тидзуко, по всей видимости, отправилась на фестиваль. Я не понял, что она имела в виду.

Я съел свой завтрак и подождал, когда полуденное солнце начнет свой путь к закату, прежде чем выйти из дома.

До ближайшей станции – Накано железнодорожной линии Кобу, которая теперь называется линией Тюо Национальной железной дороги, – идти было двадцать минут. С прошлого года вокруг станции развернулось бурное строительство, по большей части из-за близости к крупной узловой станции Синдзюку. Разведывательное управление при военной школе Императорской японской армии и многочисленные принадлежащие к нему строения, находившиеся здесь до войны, выглядели скромными и неброскими, но теперь здесь одна за другой появлялись торговые улочки, создавая ощущение, что квартал переживает настоящее возрождение.

К тому моменту, как пришел на станцию, я был уже весь в поту. Я обычно много потею, и в тот день поездка на поезде не принесла мне ничего, кроме страданий.

Я вышел в Канда и сначала отправился в издательство «Китанся», чтобы зайти к сестре Кёгокудо. Уцелевший после пожара реконструированный деловой центр, в котором располагался офис издательства, едва ли можно было похвалить за привлекательный внешний вид, но поскольку он целиком принадлежал издательской компании, то мог считаться роскошным.

Спустя семь лет после окончания войны издательская индустрия переживала бурное развитие. Экономия бумаги и цензура в период оккупации на некоторое время поставили бизнес в затруднительное положение, однако с завершением оккупации высоких продаж книг и журналов с лихвой хватило для компенсации потерь. Восстановление началось с репринтов книг, опубликованных до войны, и вскоре из типографий начали выходить одно за другим собрания сочинений и разнообразные словари, а в последние годы к ним добавились переводы зарубежных романов. Теперь в витринах магазинов гордо красовались даже произведения, описывающие разрушительные последствия войн, – до войны о подобном было невозможно даже помыслить.

Низкопробные развлекательные журналы касутори, названные так в честь низкокачественного спиртного напитка, популярного среди маргиналов того времени, начали появляться один за другим тотчас после того, как перестали рваться бомбы. После какого-нибудь очередного выпуска следовал неизбежный запрет на публикацию того или иного издания, после чего наступал недолгий период затишья, и журнал вновь начинал выходить – так они и выживали, раз за разом проходя один и тот же повторяющийся цикл. Многие из них сохранились до сегодняшнего времени, хотя их названия и дизайн разительно поменялись.

Издательство «Китанся», однако, работало еще задолго до войны, благодаря чему стояло особняком среди множества появившихся в послевоенное время компаний, оседлавших новую волну свободы, подарившую журналам касутори их звездный час. Хотя «Китанся» и не было издательством первого ряда, это была стабильная средних размеров компания, и тогда выпускавшая три ежемесячных журнала.

Сестра Кёгокудо работала в редакции «Ежемесячника Китан» на третьем этаже. Как и следовало из его названия, это был журнал, с которого началась история издательства «Китанся», и он по сию пору оставался их главным изданием. Хотя продажи были довольно умеренными, тираж журнала в последние годы стабильно рос.

Основной миссией «Ежемесячника Китан» было освещение лучами разума и здравого смысла всех необыкновенных историй, удивительных рассказов и загадочных случаев, когда-либо происходивших в прошлом или имевших место в настоящем. И хотя название журнала^[54] едва ли выделяло его среди множества наводнивших рынок изданий, гнавшихся за всем необычным и полных самых причудливых и странных сплетен, эротики и вульгарного гротеска, содержание его было весьма сдержанным. Редакторы тщательно избегали публикации дешевых сенсаций, которыми пестрили страницы журналов касутори. Главным образом «Ежемесячник Китан» содержал материалы на такие надежные и здравые темы, как история, общество и наука. Изредка в нем можно было прочитать статью о столь глубоко ненавидимой Кёгокудо парапсихологии, и время от времени редакторы могли рискнуть упомянуть об одном-двух случаях одержимости, но они были достаточно благоразумны, чтобы публиковать подобные материалы крайне осмотрительно и с большими перерывами. Это означало, что, хотя редкие статьи на эти темы и мало чем отличались от тех, что регулярно публиковались в касутори, основная редакционная линия журнала, сохранившаяся по сей день, четко отделяла «Ежемесячник» от подобных журналов, защищая его от цензуры и проблем с законом, от которых постоянно страдали его низкопробные собратья.

Двумя годами ранее, воспользовавшись весьма сомнительным предлогом дружбы с братом редактора «Ежемесячника», я добился того, чтобы быть представленным редакторам литературного журнала «Современная художественная литература», чья редакция находилась на втором этаже «Китанси», и с тех пор часто писал для него на заказ.

Посещение этой редакции, однако, было не единственной причиной, по которой я приходил в издательство. Несмотря на то что я предпочел бы не делать ничего другого, кроме как читать и писать про литературу, когда с деньгами бывало туго, мне приходилось выполнять совсем другую работу, которой я занимался с большой неохотой. Иными словами, я под разными псевдонимами писал крайне сомнительные статьи для журналов касутори. Поскольку количество этих третьесортных изданий было сравнимо с количеством молодых побегов бамбука после проливного дождя, они страдали от хронической нехватки писателей, так что, не проявляя особой разборчивости, всегда можно было найти себе массу работы.

Впрочем, хоть для меня и не составляло особенного труда так сильно смирять свою гордость, статьи на популярные в те времена темы – «разоблачение тайн» и «непристойные признания» – давались мне с большим трудом. Из-за этого мне в основном приходилось довольствоваться написанием статей о загадочных и необыкновенных происшествиях – той разновидностью историй, которая еще совсем недавно была популярна, но теперь находилась на грани выхода из моды. Самым сложным было то, что бо́льшая часть хороших историй в этом жанре была уже донельзя затаскана, и становилось настоящей проблемой найти свежий материал, достойный того, чтобы о нем написать. По этой причине я часто поднимался в редакцию на третьем этаже, чтобы с благодарностью принять ненужные им материалы. Когда мне везло и у меня получалось отыскать таким путем зерна истории, то, добавив в нее умеренную порцию драматизма, я мог сочинить достаточно зловещую статью. Поскольку мне все время приходилось преодолевать нехватку средств к существованию, я брал буквально все, что не хотел брать «Ежемесячник Китан», – это означало, что мне действительно было нечего сказать в свою защиту, когда Кёгокудо ставил под сомнение мою работу и называл меня литературным поденщиком.

Когда я в тот день зашел в редакцию, главный редактор и основной автор журнала, мужчина по имени Макото Накамура, как раз был там и работал над рукописью.

– Тюдзэндзи-кун на месте? – спросил я после обычного вежливого приветствия.

Тюдзэндзи – это фамилия сестры Кёгокудо.

Настоящее имя Кёгокудо – оно у него, конечно же, имелось – было Акихико Тюдзэндзи, хотя мало кто называл его так, предпочитая, как я, использовать название его магазина. Не то чтобы это имело какой-нибудь особенный смысл. Изначально «Кёгокудо» назывался магазин сладостей в Киото, которым владела семья жены моего друга. Когда он открыл свой букинистический магазин, то просто взял это же название, и, если так посмотреть, оно и вправду идеально подошло.

– О, неужели это Сэкигути-сэнсэй? – главный редактор Накамура с улыбкой поднял на меня глаза. Он всегда был невероятно приветлив. – У вас к ней какое-то дело? Пожалуйста, скорее заходите. Там снаружи чересчур жарко. – Его глубокий низкий голос эхом разносился по коридору, приглашая меня зайти.

Я шагнул внутрь и сел в кресло для посетителей. Подошел Накамура, обмахиваясь свернутой в рулон рукописью, и сел в кресло напротив меня.

– Вы сейчас не очень заняты, редактор Накамура? Если я мешаю вашей работе, мне будет не трудно зайти в любое другое время.

– Нет, по правде, я сейчас не особенно занят. Я составляю план следующего номера, но он не слишком хорошо продвигается, так что я как раз думал для разнообразия пройтись по букинистическим магазинам. – Судя по всему, он происходил из региона Кансай^[55], поскольку в его речи слышался легкий кансайский акцент. – Сэнсэй, насколько я помню, вы занимались исследованиями слизевиков. В таком случае вы должны быть знакомы с работами профессора Кумагусу Минакаты^[56]. На самом деле я как раз планировал сделать специальный выпуск к тринадцатой годовщине его смерти^[57] – возможно, вы бы хотели по такому случаю написать для журнала что-нибудь о слизевиках? Это ведь те самые занятные существа – наполовину животные, наполовину растения? Может быть, вам захочется рассказать об их уникальном положении в природе: «Таинственная связь между царством животных и царством растений», а?

– Ну конечно, – сказал я, застигнутый врасплох неожиданным предложением, – я буду рад написать что-нибудь… Но разве доктор Кумагусу умер не в сорок первом году? Кажется, сейчас еще немного рановато для тринадцатой годовщины.

Честно говоря, в те дни я уже не особенно интересовался слизевиками. На самом деле я и занялся-то этой темой в свое время лишь по просьбе своего научного руководителя, а не из большой любви к этим созданиям.

Главный редактор кивнул и тихо пробормотал, что он ошибся с подсчетами и это, должно быть, будет через год.

– Кстати, – спросил я, в свою очередь, – что-нибудь вышло из этого случая об исчезнувшем человеке, которым занималась Тюдзэндзи-кун?

– Ах, вот как… – Накамура приподнял бровь. – Сэнсэй, вы тоже этим заинтересовались? Я сам возлагал надежды на эту историю, но в итоге они не оправдались.

Я постарался спросить его как можно более небрежно, но, кажется, Накамура что-то заподозрил, потому что мгновение назад он казался удрученным и говорил вяло и нехотя, а теперь внезапно оживился, и его голос зазвучал бодро. Из-за этого я немного смутился.

– Не оправдались? Так это была просто сплетня?

– Нет, это было правдой. Судя по всему, молодой врач действительно бесследно исчез из запертой комнаты. Проблема в другом: Тюдзэндзи-кун сказала мне, что вокруг этой истории возникло множество отвратительных и зловещих слухов, и если мы напечатаем ее в нашем журнале, то, что бы мы ни написали, получится клевета. Уверен, что вы поймете нашу позицию.

– Так Тюдзэндзи-кун перестала собирать об этом материал?

Это было довольно неожиданно.

Накамура со смущенным видом почесал голову.

– Да. Должен сказать, что эта девочка обладает весьма упрямым характером. Действительно, жена этого человека, которую он оставил, остается беременной уже целых полтора года. Именно об этом распространяются слухи, и притом весьма скверные. Как бы ни пыталась Тюдзэндзи-кун разобраться с историей мужа, все так или иначе возвращается к жене, делая ее объектом нападок. Так что Тюдзэндзи-кун может написать настолько объективную статью, насколько это возможно, но это все равно закончится раздуванием пламени сомнительных сплетен. Мы ведь не какой-нибудь касутори-журнал, который живет по принципу «продай и беги», – добавил он с немного испуганной гримасой. – Мы не можем позволить себе поступать столь безответственно.

– Так получается, что история об исчезнувшем мужчине имела довольно неблаговидное дополнение, – ответил я, делая вид, что совершенно не в курсе ситуации. Неужели девушка двадцати лет могла обладать подобным благоразумием, в то время как я, не будь увещеваний Кёгокудо, вне всяких сомнений, принялся бы сочинять историю, пребывая в блаженном неведении относительно возможных последствий.

– Ох, я тоже сначала пытался с ней поспорить, – добавил Накамура со вздохом. – Я сказал ей, что этот неожиданный поворот делает все только интереснее. Я никогда в жизни не слышал о беременной женщине в подобном состоянии. Так почему бы не провести научное освидетельствование, а затем не увязать оба случая в единую историю? Бедная женщина, по всей видимости, пострадала от некоей психической травмы, когда ее муж исчез, и это привело к задержке беременности. Почему бы не написать об этом с правильной точки зрения? Если б она так поступила, это положило бы конец странным слухам… Ну, по крайней мере, я так думал.

– На мой взгляд, в этом есть некоторая доля истины. И что она на это сказала?

– Она сказала, что мы должны подумать о еще не рожденном ребенке.

«Каков брат, такова и сестра. Даже говорят одинаковыми фразами».

– Полагаю, она подумала, что, если отец ребенка действительно исчез, тому есть некая причина – точно так же, как есть некая причина появления этих слухов. Пусть даже ее история будет сфокусирована на исчезновении мужчины из запертой комнаты и в качестве дополнительного примечания в ней будут упомянуты «психологические эффекты подобного исчезновения на его жену», она не сможет написать всего этого, не касаясь скрытых глубинных причин, и вся эта история про необычную беременность неизбежно окажется в центре внимания. А как только статья написана, это уже навсегда, и невинному ребенку придется жить с этим всю оставшуюся его или ее жизнь… – Накамура покачал головой. – Я уже очень долго в этом бизнесе, и мой образ мыслей, возможно, стал немного меркантильным. Но я понял, что она права. Недостаточно того, чтобы журналы просто хорошо продавались. И лишь то, что ты собираешься подойти к этому серьезно, не означает, что ты можешь писать обо всем, о чем тебе заблагорассудится. Самая пустячная и незначительная статья может повлиять на жизнь человека – и даже всего общества. У меня такое ощущение, будто она соскоблила чешую, которой заросли мои глаза. Я должен признаться, что получил урок от ребенка.

Главный редактор Накамура, очевидно, чувствовал сильную потребность в том, чтобы кому-нибудь выговориться, потому что я никогда не слышал от него столь жаркого красноречия. Поскольку я совсем недавно пережил похожее душевное состояние, у меня было ощущение, что меня вновь отчитывают – опосредованно, но нисколько не мягче, – и на этот раз это делает младшая сестра Кёгокудо. Тем не менее я не мог не быть благодарным ей за то, что она решила отказаться от этой истории про исчезнувшего мужа, бросив свое расследование на середине, – в конце концов, под угрозой было будущее ребенка моего старого друга.

«Никогда бы не подумал, что в ней это есть: настолько упорно противостоять другому редактору – и своему прямому начальнику… Интересно, что подумал бы об этом ее дорогой братец?»

Мне действительно очень хотелось услышать, как бы он это прокомментировал.

– Одно я могу сказать с уверенностью, – продолжал главный редактор. – У Тюдзэндзи-кун есть целеустремленность, которую редко встретишь в девушке. В сравнении с ней сегодняшние молодые мужчины недопустимо слабы. Если честно, то, когда я впервые увидел ее милое лицо девочки, только что окончившей школу, я подумал: «Да справится ли она вообще с этой работой?» Но как же я ошибался! Она может работать, и притом отлично. Наших молодых сотрудников приходится всему учить, но многие из них ни на что не способны, даже когда им все подробно объяснили. Однако ей достаточно сказать одно слово – остальные десять, которые вы еще даже не собрались произнести, она поймет сама. Она совершенно самостоятельна. Да, невероятно талантливая девушка. Если вам не трудно, передайте это, пожалуйста, ее старшему брату от моего имени.

– Вы ее очень цените, – заметил я. – Но, как я понимаю, от нее самой вы это скрываете?

– Да, естественно. Я ведь должен сохранять достоинство, как главный редактор и ее начальник! – ответил он с добродушным смехом.

Рассудив про себя, что здесь я не узнаю больше ничего нового о клинике Куондзи, я решил уходить. Однако, едва начал подниматься со своего кресла с намерением попрощаться, главный редактор вдруг заговорил приглушенным шепотом:

– Понимаете ли, Сэкигути-сэнсэй, – он поманил меня рукой, – обстоятельства таковы, что нам пришлось отказаться от этой истории, однако из другого источника я слышал еще одну очень странную вещь…

Это была его обычная манера рассказывать мне об удивительных и таинственных случаях, которые не подходили его собственному журналу. Официально Накамура делал вид, будто ничего не знает о моей сторонней работе, но, конечно же, он был о ней прекрасно осведомлен.