Количественные ограничения

Для возбуждения аппетита употребляют отнюдь не грамоту, а рюмку водки. Кабак везде есть, а школа далеко не везде. Всего сего достаточно, чтобы сделать вывод: кабаков не упразднять, а относительно школ подумать. Всей грамоты отрицать нельзя. Отрицание это было бы безумством. Ибо полезно, если человек умеет прочитать: «Питейный дом»^[893].

А. П. Чехов, «Что лучше? (Праздные рассуждения штык-юнкера Крокодилова)»

Первые количественные ограничения были введены в 1651 году, законом предписывалось, что в городах и государевых больших селах должно быть по одному кружечному двору^[894]. В зависимости от необходимости снизить или увеличить объемы потребляемого в стране пития власти XVII–XVIII столетий то вводили четкую регламентацию количества мест торговли алкоголем, то позволяли винным продавцам открывать кружечные дворы без ограничений. Так, например, в соответствии с Указом 1728 года в Москве должно было работать только 300 питейных домов, «дабы излишних сверх довольства не было»^[895].

Право на содержание определенного количества питейных заведений, а также правила учреждения новых мест розничной торговли алкоголем определялись откупными условиями и договорами^[896]. Нередко в соответствии с заключенным с казной контрактом на откупщика возлагалась обязанность по возведению новых кабаков либо за свой, либо за казенный счет. В частности, за период 1775–1778 гг. виноторговцы должны были организовать в С.-Петербурге за свой счет 20 дополнительных питейных домов. Уже в конце столетия на открытие нового питейного заведения государство выделяло по 700 рублей на каждый дом в столице^[897] и по 200 рублей в уезде^[898].

В начале XIX века, дабы не допускать притеснений и расстройства благосостояния казенных крестьян, власти постановили «новые питейные дома иметь в тех только селениях, в коих сами крестьяне будут на то согласны»^[899].

К нормативному закреплению количества питейных заведений вернулись в 1807 году, разрешив винную торговлю только в местах, определенных государственным реестром. Так, в соответствии с реестром 1818 года в Московской губернии количество питейных домов не могло превышать 478, выставок – 366; в Нижегородской губернии должно было функционировать не более 230 питейных домов, выставок – 239^[900].

Особые правила, введенные в XVIII веке, существовали для лавочек, погребов и трактиров^[901].

Сенатским указом 1736 года было установлено, что «вольных домов» – трактиров в С.-Петербурге не должно быть более 120^[902]. В конце XVIII века в городах определение количества трактиров было передано в ведение Городской Думы и губернского начальства^[903]. Законодателем было только рекомендовано, что при определении количества заведений местным властям следует руководствоваться «соображением многолюдства и надобности»^[904]. В уездных и губернских городах количество лавочек исчислялось исходя из «обширности» и числа жителей начальником губернии совместно с Казенной Палатой с последующим утверждением Сенатом и Министерством финансов^[905]. Эти правила действовали в основном для провинциальных территорий, тогда как для обеих столиц число питейных заведений в основном определялось правительством. В соответствии с одним из нормативных актов начала XIX века в Москве должно было работать не более 40, а в С.-Петербурге – не более 50^[906] трактиров, при этом количество лавочек в С.-Петербурге не могло быть более 30, а в Москве не более 40^[907]. На каждой станции почтовых дворов могла быть открыта одна гостиница, где продавать алкогольные напитки можно было только путешествующим, а не местных жителям^[908].

Для увеличения объемов реализации пивных напитков в 1820 году было разрешено открывать пивные и портерные лавочки в селениях без ограничения их количества^[909]. Но из-за того, что правила работы заведений нарушались, и алкогольные напитки продавались для потребления на месте, с 1825 года их открывать в селениях было запрещено^[910].

В соответствии с Положением о трактирах по уездам Великороссийских губерний, принятым в 1822 году, в селениях, посаде или заштатном городе не должно было быть более одного трактира^[911], при этом число гостиниц, рестораций, кофейных домов и харчевен законом не ограничивалось^[912], так же как и не определялось количество винных погребов^[913]. С 1826 года стандарты регулирования числа трактирных заведений в С.-Петербурге были изменены и соответственно установлено, что во всей столице полагается: рестораций 35, кофейных домов 46, трактиров 40, харчевен 50, погребов 250, лавок и магазинов с правом погребов не более 20^[914].

Требования к устройству заводов и питейных заведений

Забрел он недавно в трактир Авдеича на Бабьем базаре. Вошел во двор, утопая по щиколку в грязи, и со двора поднялся во второй этаж по такой вонючей, насквозь сгнившей деревянной лестнице, что даже его, человека, видавшего виды, затошнило; с трудом отворил тяжелую, сальную дверь в клоках войлока, в рваных ветошках вместо обивки, с блоком из веревки и кирпича, – и ослеп от табачного дыма, оглох от звона посуды на стойке, от топота бегущих во все стороны половых и гнусавого крика граммофона. Затем прошел в дальнюю комнату, где народу было меньше, сел за столик, спросил бутылку меду. Под ногами, на затоптанном и заплеванном полу – ломтики высосанного лимона, яичная скорлупа, окурки…^[915]

И. А. Бунин, «Деревня»

Кабаки, возводимые для торговли питием в XVII веке, были не одинаковы по своему устройству. В одних имелись только избы с погребом, а в других еще и строения, где производили питие.

Нижегородский исследователь М. И. Смирнов в своей книге «Нижегородские казенные кабаки и кружечные дворы XVII столетия» так описывал устройство кабака того времени: «Двор государев кабацкой, а в нем хором: горница на подклете, погреб с напогребицею, изба пятерочная, поварня рубленая, изба каменная, где ставят питие»^[916]; на кабацкой территории были необходимые здания для проживания «казенных сторожей и ярыжных казаков»^[917].

Русский историк Н. И. Костомаров, исследуя быт русского народа, отмечал следующее: «Кабаки строились обыкновенно так: во дворе возвышался деревянный дом, под которым был подвал для хранения питья, а обок его омшанник с печью, где ставили питье; вероятно, печь была для того, чтоб иметь горячую воду для разведения водки. Другие здания на дворе были: ледник, над которым надстроено сушило, поварня, где производились работы и стояли инструменты, и стольная изба, где находилась стойка, за которою сидели целовальники и продавали вино, а собираемые ими деньги были относимы и хранимы в горнице, стоявшей, как выше сказано, над погребом»^[918].

Из этого следует, что кабак был не одиноким строением, а комплексом зданий, расположенных на единой территории, где производили, хранили и продавали алкогольные напитки. Не случайно в середине XVII века кабаки были переименованы в кружечные дворы. Постепенно кабак становится не местом производства, а в основном местом реализации алкоголя, а в нормативных актах разграничиваются требования к устройству винокуренных заводов и питейных заведений.

В конце XVII века были прописаны первые требования к устройству винокурни. Так, в Именном указе от 22 ноября 1698 года были определены следующие правила: «когда из Государева хлеба и хмелю учнеть сидеть, было на особом и высоком забором огороденном и простанном дворе, на котором бы погреба и житницы и посуда в поварни столпа в бережи»^[919]. При этом специальные стандарты принимались и для дополнительных строений при винокуренном заводе. Например, такими следовало строить винные погреба: «…добрые, крепкие с выходами добрыми и с творилами, а к ним затворы плотные, и ставить у творил бочки с песком сухим, чтоб тот час мочно в зимнее и в летнее время во время пожару засыпать и от гибели пожарной уберечь»^[920].

Заводчики обязаны были курить вино с использованием собственного винокуренного оборудования. Производитель не имел права передавать котлы и казаны третьим лицам.

Количество вина, производимого частными винокурами, зависело от условий государственного контракта на поставку вина или договора с откупщиками. Винокуры обязаны были выделывать только согласованное количество пития «с прибавкой на усушку и утечку… которое подряжено будет в Астрахани и в иные тому подобные порубежные города, и в тот подряд сверх порядного вина в прибавку на 1000 по 100 ведер, а к Москве и в иные города на 1000 по 60 ведер, чтоб тою прибавкою усушка и утечка у отдачи были исполнены, и доимки бы впредь не было…»^[921] В начале XIX века нормы дополнительных ведер пития, которые мог выкуривать производитель, «на местную усушку и утечку» были определены из расчета десять ведер на сто^[922]. В 1824 году это правило из-за значительных убытков винокуров было отменено, а количество поставляемого алкоголя должно было быть равным только количеству, указанному в контракте^[923].

В 1755 году были установлены требования, в соответствии с которыми для курения 1000 ведер можно было иметь от 2 до 4 казанов, считая в каждом по 12 ведер; на этом основании взимались и поведерные деньги^[924]. Еще одним важным законодательным нововведением этого периода стало установление строгих правил замера винокуренных кубов: «…и кубы и казаны мерить водою при Губернаторах и Воеводах, в городах перед Канцеляриями, а не на дворах и не винокуренных заводах, и наливать оные по самой загиб по края, где доска накладывается у казанов, а кубы по самое горло»^[925]. Замеры следовало проводить «осьмивершковым ведром», а затем на оборудовании проставлялись клеймы с указанием, «сколько в котором кубе и казане будет по мере ведер, таким числом клеймо положить, дабы после клейма не могли быть переделываны с прибавкою ведер»^[926]. За нарушение установленных требований с должностных лиц – с губернаторов, воевод и секретарей – надлежало взыскивать штраф «за каждое ведро 50 рублей, из которых доносителям отдавать половину»^[927].

В Уставе о винокурении 1765 года были сняты ограничения по количеству клейменных кубов и казанов, которые винокуры могли «иметь позволить, сколько и когда иметь потребно будет»^[928]. Из-за неурожая и подорожания хлеба в 1767 году подрядчики не явились на торги, в связи с чем властями были сняты ограничения по объемам производимого пития для слободских губерний, в которых винокурам было дано разрешение «для поставки в казну курить во столько казанов, во сколь кто пожелает»^[929]. Более того, чтобы не было простоя в винной торговле, власти даже обратились с просьбой к дворянству передать имеющееся у них произведенное для личного потребления питие «заимообразно» в казенные винные магазины-склады^[930].

В целях уменьшения затрачиваемого на винокурение сырья и дров, а также улучшения качества производимого вина, во второй половине XVIII века заводчикам предписывалось использовать в производстве только медные кубы и казаны^[931]. Покупка и установка медных английских кубов занимала немало времени и средств, что тормозило работу винокурен. Поэтому, как только в 1775 году в Сенат поступило предложение использовать изобретенные фабрикантом Макаровым деревянные кубы с медной печкой объемом 106 ведер, использование деревянных кубов для винокурения было снова разрешено^[932], а выделка вина с этого времени могла осуществляться и в деревянных, и в железных кубах^[933].

В соответствии со статьями Устава о питейном сборе 1817 года для винокуренных заводов были установлены обязательные объемы производства не менее 2000 ведер в год^[934]. Обязательные объемы производства водочных заводов, на которых производились хлебные водки, должны были составлять не менее 1000 ведер водки в год, а с 1835 года этот объем для столичных предприятий был увеличен до 5000 ведер^[935].

Немногочисленные требования к устройству водочных заводов были прописаны властями только в начале XIX века. В соответствии с ними на предприятии должны были быть только перегонные кубы, при этом держать заторные чаны и кубы, в которых вываривалась брага, не разрешалось^[936]. На заводах, где производились водки из российских виноградных вин и винограда, в губерниях Астраханской и Кавказской, должны были находиться только квасильные чаны и перегонные кубы, а сырьевые запасы могли состоять исключительно из российских виноградных вин и винограда^[937].

В целом до 1863 года устройство винокуренных и водочных заводов, а также пивоварен и медоварен оставалось на усмотрение владельца^[938].

Следует отметить, что власти всячески старалось поощрять тех, кто изобретал новые выгодные для казны способы винокурения или усовершенствовал винокуренное производство. Так, за изобретение нового способа «сидки вина» купцу Макарову был прощен «казенный долг 6508 руб. с копейками, который на нем последовал по несдержанию с казной стороны контракта»^[939]. В 1776 году, «а паче и для побуждения других к подобным изобретениям», было выдано из казны 1000 рублей подпоручику Ратецову за изобретение нового образца винокуренной печи и «делаемых к котлам медных труб»^[940]. Англичанину Стину с 1799 года было дано право в течение четырех лет внедрять на казенных винокуренных заводах изобретенный им новый способ винокурения^[941].

В 1811 году иностранцы Герень и Елглунд получили разрешение на использование разработанного ими метода винокурения, основанного на изобретениях Адама и Берара, сроком до 1 мая 1820 года^[942]. Позднее изобретение Адама и Берара было разрешено использовать и на других заводах^[943]. Уникальность этого изобретения, как отмечал русский правовед А. А. Пиленко, в сущности вызывала сомнение, а сами авторы описывали его так: