Всякая умственная работа, не основанная на источнике знания абсолютной истины и сравнения с этой абсолютной истиной результатов опытов наших обманчивых органов чувств, не есть полезный и разумный умственный труд, а просто бесцельная игра, научный спорт. Говоря по-христиански, разумный дух, который основывает свои познания на способности ощущать (опыт) и сознавать (обобщение), не принимая в расчет источник ощущения и сознания: любовь Бога Творца, в которой и заключается конечная причина и разумный смысл бытия мира, нарушает гармонию духа и делает грубую логическую ошибку, не принимая в расчет главный фактор познания и стройной гармонии мира.

Нет двух истин, религиозной и научной, как нет и трех отдельных миров: физического, умственного и нравственного, а есть только единая, абсолютная вечная истина правды Божией и единый дух, способный ощущать, сознавать и любить; есть и единая абсолютная гармония духа, когда, согласно вечной истине правды Божией, он имеет добрую волю подчинить ощущение сознанию под верховным главенством любви.

Когда в погоне за истиной разумный дух сделал сознание рабом ощущения и знать не хочет о любви, он извратил гармонию духа, потерял ключ к уразумению гармонии мира, и огрубелый дух его, не разумея любви Творца, не способен уразуметь ни гармонию общего плана мироздания, ни гармонию частей единого гармонического целого.

Если грешное человечество, без света веры, обречено на бесцельный умственный пасьянс даже и тогда, когда воображает, что разумно удовлетворяет свои умственные потребности, само собою понятно, до чего ребячески наивны его умственные утехи, игрушечного дела калейдоскопы, основанные на свойствах духа сознавать.

Любя жизнь по обычаю мира сего, грешное и грехолюбивое человечество не может, желая развлекаться, искренно желать утолить жажду сознания, познав абсолютную истину. Искреннее желание удовлетворить насущную потребность духа, сознать абсолютную истину, непременно приведет к разумению того, что вне Божественного Откровения нет и быть не может источника познания абсолютной истины, непременно приведет к непреодолимой жажде, заставит испить из единого источника воды живой и, испив из него, окончательно погрузиться во тьму отчаяния мрачного неверия или, познав свет веры, если ожесточение злого сердца тому не помешало, отказаться от наивной глупости жизни по обычаю мира сего, чтобы жить по вере согласно единой разумной вечной истине правды Божией.

В действительности, грешное человечество не только не стремится познать абсолютную истину, но, не принимая Божественное Откровение, не может даже разумно верить в возможность познать ее. Оно может только развлекаться пестротою умственных калейдоскопов, что оно и делает, называя потерю времени на этот умственный спорт – жизнью, достойною интеллигентного человека, а навык ловко владеть этою игрушкою – высокою степенью интеллигентности.

Этих умственных калейдоскопов очень много, к этим утехам, основанным на свойстве духа сознавать, относятся и так называемое легкое чтение, и литературные собрания, и театральные представления, и карточная игра.

О характере и влиянии легкого чтения мы говорить не будем. В главе о литературе мы уже познакомились с общим колоритом и самыми выдающимися признаками времени, определяющими господствующий характер романов и поэзии. Мы видели, как малополезно для читателей любоваться своими пороками и безобразием в этих обманчивых зеркальцах жизни, как наивно воображать, что можно с пользой для самосознания изучать законы жизни несуществующего общественного организма по лживым литературным документам и как мало способно самое талантливое изображение бесформенного хаоса жизни по обычаю мира сего водворить порядок в уме, свободном от понимания стройной вечной истины правды Божией и гармонию в сердце, свободном от любви к Богу и ближним.

Многие убеждены, забавляясь этими литературными калейдоскопами, что делают полезное дело и заслуживают за то всеобщее уважение и благодарность; в действительности единственный результат этой умственной игры тот, что в мозгу становится очень пестро и дух обманут этой суетливой работой мозга до потери сознания полной неудовлетворенности насущной потребности духа познать абсолютную истину.

Истинная потребность духа не удовлетворена, и вся эта игра сознания сводится на физическое развлечение бесцельною гимнастикою мозга. Если бы это была не пустая игрушка, мы бы не видели этого позорного разлада между литературными симпатиями и строем жизни; человек составил бы себе определенное понятие о жизни человечества и стал бы к ней в определенное отношение, он не мог бы, как это мы теперь видим постоянно, в определенные часы дня жить сознанием, а в остальное время, спрятав его куда-то, как ненужную вещь, убежденно отдаваться рутине жизни по обычаю мира сего.

Конечно, и это не общее правило, обязательное для всего человечества; таких общих законов, обязательных для всех воплощенных душ живых не существует, как нет и того сказочного общественного организма, который будто бы живет одною общею жизнью, подчиняясь деспотизму этих самозародившихся роковых законов, как тому горячо желает верить грешное человечество, чтобы взвалить всю ответственность с себя на этот фиктивный организм и его деспотические законы.

Человек, имеющий определенное мировоззрение и идеал, особенно же тот, кто разумно черпает воду живую для утоления жажды сознания в едином источнике познания абсолютной истины, может поиграть литературным калейдоскопом не только без вреда, но даже с пользою для себя. Пестрота впечатлений от этой игрушки совсем не такое роковое обстоятельство, под влиянием которого непременно водворится пестрота в сознании и человек погрузится в состояние невменяемости; напротив, имея определенные верования, человек не сотворит себе кумира из литературного калейдоскопа, не будет благоговейно изучать законы сочетания пестрых пятен в этой игрушке, а только удостоверится, что эта игрушка пестра, что от нее голова заболеть может и что никаких стройных законов в хаосе этой пестроты не только изучать нельзя, но даже искать наивно; удостоверится в том, что, если верно отражена жизнь в литературе, если действительно пестрый хаос калейдоскопа соответствует пестрому хаосу жизни, разумно жить среди этого хаоса невозможно и жизнь надо упорядочить.

Когда никакого определенного мировоззрения нет, не с чем сравнивать хаос и можно принять его, при большой дозе наивности, за общественный организм, а пустое развлечение умственным калейдоскопом за важное дело изучения роковых законов машинообразной жизни, этого пресловутого общественного организма.

В литературных собраниях имеют дело с чтением или декламацией небольших отрывков той же литературы; само собою, образчики хаоса не более поучительны, чем целое произведение, от которого они оторваны, и детская игра в этот литературный винегрет еще более бесцельна, чем опьянение ума литературою.

Конечно, и литературные чтения, и влияние этих чтений на публику так же разнообразны, как бесконечно разнообразны сложные оттенки настроений духа устроителей, чтецов и публики. Бывает, что устроители литературного собрания задаются целями более высокими, нежели пустое развлечение сознания; бывает, что талантливый чтец заставляет публику обратить внимание на светлую мысль, заставляет ее пережить высокое чувство; бывает и то, что публика выходит потрясенною и остается под обаянием усвоенной мысли, пережитого чувства несколько минут, пока хаос жизни не заглушит эти звуки души своим оглушающим шумом.

По большей части и устроители, и чтецы, и публика смотрят на литературные чтения исключительно как на интеллигентное развлечение умственным калейдоскопом, нимало не задаваясь целями пользы для сознания. Оно и быть не может иначе для людей, которые не только не имеют ни малейшего основания предполагать, что обладают познанием абсолютной истины, но даже не могут и разумно искать ее, отказываясь верить в единый источник познания ее – Божественное Откровение.

При таких обстоятельствах нет знаний, а есть только гипотезы, нет твердых убеждений, а есть только временные увлечения более или менее блестящими парадоксами, нельзя поучать, а можно только развлекать. Большинство находится именно в этом печальном положении. Отказываясь верить не только в Божественное Откровение, без которого нет возможности разумно искать познания абсолютной истины бытия и смысла земной жизни человека; отказываясь верить даже в самое существование Бога разумного, без которого невозможно признавать разумно не только разумную стройность мироздания, но и разумность человека, этого ничтожного атома мирового хаоса, большинство современного интеллигентного человечества обрекает себя мыслить одними гипотезами, говорить парадоксами и всю работу сознания низвести на уровень забавного спорта, бесцельного развлечения игрушечного дела умственным калейдоскопом.

Есть люди, которые сознают это, не обманывают себя и свои гипотезы называют гипотезами, парадоксы – парадоксами и не только не мечтают наивно научить человечество познанию абсолютной истины, но даже совершенно логично, не признавая источника познания абсолютной истины, не признают и для самих себя возможности познать ее. Большинство не доросло до этой степени самосознания и, отказываясь верить в Божественное Откровение, этот единственный источник на земле познания абсолютной истины бытия, наивно называют каждую последнюю гипотезу – великою научною истиной, свои парадоксы – неопровержимыми доказательствами и умственные развлечения – научными изысканиями.

Очень интересный пример в этом отношении представляет книга Макса Нордау «Парадоксы». Эта умная заблудшая овца, известная своею блестящею критикою жизни по обычаю мира сего, изложенной в очень замечательном произведении, озаглавленном «Условная ложь культурного человечества», вполне сознает, что, не веруя ни во что, кроме собственного разума, он не может познать абсолютную истину и разумно искать ее. На этом писателе особенно ясно видно, до какой степени самый блестящий ум и несомненная талантливость не способны, без света веры, упорядочить хаос мысли и чувства и тем более дать возможность создать сколько-нибудь разумную программу упорядочения хаоса жизни. У него хватило ума на отрицательное отношение к строю жизни, очевидно нелепому и лживому, но, когда он захотел поделиться с современниками собственными мыслями и чувствами, он создал только блестящий хаос блестящих парадоксов и очень умно поступил, назвав это сочинение «Парадоксами».

Не так посмотрел на дело наивный русский переводчик; сочинение, в котором прямо отрицается возможность познания истины и все человечество разделяется на пессимистов и оптимистов, способных только заблуждаться, окрашивая все лживым светом своего субъективного настроения, он с трогательною наивностью назвал «В погоне за истиной».

Людей, достигших степени самосознания М. Нордау, очень немного; подавляющее большинство равняется по наивности его переводчику, неизменно обзывая гипотезы – истинами, парадоксы – доказательствами и воображая, что могут поучать, когда в действительности могут только развлекать блестящими парадоксами. Эти наивные люди часто принимают самые бессмысленные литературные утехи за полезные занятия, воображая, что разумно удовлетворили свои умственные потребности, когда на самом деле развлекались пестрым литературным калейдоскопом, где было всего понемножку: и изящество формы, и блестящие парадоксы, и опоэтизированные пороки, и осмеянная добродетель, и польщенный шовинизм, и ехидный политический намек, только одного не было: попытки утолить жажду сознания хоть каплею воды живой из источника абсолютной истины. Они и это готовы обозвать погонею за истиной; согласиться с ними можно только понимая их в смысле охоты за истиной, причем очень часто удается убить сознание своего абсолютного невежества, забавляясь литературными утками в болоте жизни по обычаю мира сего.

И театральные представления, эти зрелища по преимуществу, имеют тоже очень большие притязания и очень мало действительно полезного значения для жизни и настроения духа человеческого. По большей части это пустые развлечения, при помощи которых грешное человечество убивает время и сознание томительной тоски бесцельного земного бытия.

Об опере и оперетке я уже говорил по поводу музыки в главе об искусстве. Мы видели, что современная опера гораздо чаще поэтизирует порок, чем относится сочувственно к добродетели, и сцена служит важною помехою, а не полезным пособием для того, чтобы дух на крыльях музыки мог вознестись в таинственную область высоких, светлых чувств; мы видели и то, что оперетка есть гнусное сочетание юмора и порнографии, положительно вредное для современных добродушных весельчаков, страдающих половою психопатией и без того очень склонных сочувствовать Хаму и признавать разврат за милую шалость. Добавлю только, что зловредность этой юмористической проститутки нимало не искупается ни идейностью содержания некоторых из опереток Оффенбаха, ни обворожительною прелестью мелодий. Напротив, и то и другое только увеличивает завлекательность искушения и дает повод защищать полезную роль сетей лукавого в общей гармонии культурной жизни по обычаю мира сего.

Другой род представлений, о которых тоже неуместно говорить в разряде умственных утех, – балеты и пантомимы; последнее время они снова начинают входить в моду; нечего доказывать, что это физические калейдоскопы, имеющие целью забавлять зрение, балеты с оттенком позорной порнографии, пантомимы с оттенком самого грубого и часто изысканно пошлого юмора, все это под обманчивою позолотою искусного исполнения и изящной обстановки.

Из двух представительниц драматического искусства трагедия получает все более и более реалистический характер, а комедия проявляет решительную наклонность обратиться в юмористическую идиллию. Первая, стремясь воспроизвести хаос жизни во всей наготе ее реального безобразия, отказывается служить человечеству, выставляя перед ним положительные типы, что она делала хотя и очень топорно в эпоху ходульных героев, очаровательных героинь и нравоучительных эпилогов. Теперь полезность трагедии ограничивается сосредоточиванием внимания на деталях пестрого хаоса жизни, выделяя в театральную рамку то, что, с точки зрения автора, заслуживает особого внимания. Точки зрения авторов очень разнообразны, сходясь только в одном – полной отрешенности от христианского миросозерцания. Конечно, и тут произведения новоявленных искателей Христа составляют отрадные исключения из общего правила, но до сих пор возбуждают более удивления, чем сочувствия.

Комедия давно отказалась от бичующего, грубого юмора, который, изображая смешные стороны характеров и жизни, нещадно бил, громко приговаривая, что так не должно быть. Для этого нужны твердые убеждения и совершенно определенные нравственные понятия. В наш век гипотез и беспринципности комедия обратилась в юмористическую идиллию, где есть над чем призадуматься, есть на чем и помириться, если долго задумываться не желаешь и в конце концов выносишь назидание, что, может быть, оно так и быть должно. Очень любимы публикою водевили и шутки, притом тем более любимы, чем более нелепо содержание и пошлы подробности; авторы давно подметили это и, как подобает трезвым практикам, хорошо знакомым с роковыми законами рынка, стараясь угодить и превзойти, дошли до полного воздержания от всякого смысла и такой фантастической пошлости, что настало время среди всевозможных выставок и конкурсов устроить конкурс пошлых нелепостей, который наверно нашел бы своих тонких ценителей среди современных культурных спортсменов.

Место, занимаемое курением среди физических утех, мы должны отвести по праву, говоря об умственных утехах, картам. Это тоже перл и одно из самых замечательных проявлений увеселительной психопатии.

По целым часам люди, которые не только себя считают, но и другими признаются здравомыслящими, убивают время следующим образом. Они сидят за зеленым столом с кусками картона в руках, каждый кусочек картона имеет условное значение, означенное с одной стороны, тогда как с другой стороны все эти кусочки картона обманчиво схожи. Правдивую сторону картона любовно оборачивают к себе, ревниво охраняя ее от взоров товарищей по игре, а обманчивую сторону обращают к другим. Весь интерес игры заключается в том, чтобы, забыв абсолютную бесполезность этого занятия, сосредоточить все свое внимание на том, как бы воспользоваться данною комбинациею карт в ущерб другим