Сон не приходил этой ночью. Маша с волнением ждала завтрашний день. Ей предстояло пойти в лицей. Любой подросток знает, что школа – это ад из сводов правил и ограничений, а демоны в нём одноклассники.

***

Первый день в престижном лицее запомнился плотным туманом, скрывавшим контуры города, и ароматом настоящей итальянской пиццы. Тётушка постаралась, сдобрив выпечку любимым сыром. Маша едва оторвалась от вкуснейшего лакомства.

– Я положу тебе с собой, – сказала тётя и, отрезав большой кусок «Маргариты», опустила его в пластиковую коробочку для обеда.

Венеция лениво пробуждалась. Задумчивый дворник в спецовке салатового цвета шумно тащил за собой контейнер с мусором. Голуби вспорхнули с балкона. Старуха с сигаретой в беззубом рту вытряхивала коврик прямо на головы прохожих. Недолгую дорогу до лицея Адриано и Маша проделали в напряжённом молчании.

– Ты сердишься, Мышаня? – отец внимательно посмотрел на дочь.

Маша ещё не могла точно сформулировать, что чувствует. Все ощущения сплелись в клубок нервов где-то в центре груди. Маша промолчала, запоминая маршрут. Вчера она чуть не заблудилась, перепутав очередной поворот.

– В этой школе обучалось всё семейство Спинелли. Возможно, ты познакомишься с учителями, которые помнят меня ребёнком. Была у нас преподавательница. Мы звали её Медузой Горгоной.

Маша улыбнулась, а затем помрачнела, вспомнив о российской школе, где осталась единственная лучшая подруга.

– Мы пришли! – объявил отец и остановился у входа во двор.

Девочка изумлённо оглядывалась. Здание, в котором расположился лицей, больше походило на роскошное палаццо венецианского дожа, чем на образовательное учреждение.

– Проводить тебя до аудитории? – спросил Адриано, заметив растерянный взгляд дочери.

Маша считала себя взрослой и самостоятельной, поэтому ни за что бы ни согласилась, чтобы её сопровождал отец.

– Нет, я сама, – твёрдо заявила она.

– Удачного дня, – пожелал Адриано и передал ей рюкзак.

Мимо них прошла весёлая стайка школьниц в форменной одежде. Мария тревожилась. Быть новичком тяжело. Отношения со сверстниками у неё не складывались. Она оставалась одинокой и непонятой. Чужой…

Интерьер поразил Машу столь же сильно, как и экстерьер. Мраморные полы начищены до блеска, стены украшали реплики картин знаменитых итальянских художников. В воздухе ещё витал запах средства для удаления плесени. В углу притаился покинутый всеми антикварный рояль. Подняв голову, Маша увидела, что потолок расписан фресками. Хрустальные грани люстры переливались радугой. Вокруг царила чистота. Даже стен ещё не касался фломастер.

Кабинеты были просторными и светлыми. Свет струился потоками из огромных окон. Учителями в основном были монахини. Обычно они не позволяли подопечным никаких вольностей.

Маша нашла уборную и долго стояла перед зеркалом, рассматривая собственное лицо. И осталась собой недовольна. Глаза показались слишком круглыми и невыразительными. Длинные серые волосы она заплетала в косу. Мешковатый свитер неприметного серо-голубого цвета скрывал женственные формы, которых она так стеснялась. Юбка средней длины открывала красивые икры.

– Ты справишься, – она попыталась приободрить себя, однако получилось плохо.

Колени дрожали, горло пересохло, и глаза слезились. Маша открыла кран, смочив ладони, приложила их к щекам. Несмотря на жар, прокатившийся по телу, она была бледна.

Прозвенел звонок и Маша, узнав, в какой аудитории проходит урок латинского языка, отправилась навстречу своей судьбе. Едва она вошла в кабинет, на неё с любопытством уставились десятки глаз. Учительница тепло улыбнулась ей, и жестом пригласила пройти вперёд.

– Ну же смелее, – поддержала Анжелика Скилиачи.

Маша встала рядом с доской. Девочка не любила быть в центре внимания и всячески избегала таких ситуаций. Безмолвие, что царило в кабинете, лишь усугубило её волнение. Маша замерла и не знала, что делать дальше.

– Представься, – подсказала учительница, заметив растерянность новой ученицы.

– Добрый день! – пробормотала Маша так тихо, что и сама ничего не услышала.

Ученики хором поприветствовали её. Некоторые не скрывали откровенного пренебрежения. Маша не могла ни секунды выдержать их интереса. Язык прилип к нёбу, окончательно пропал голос и сердцебиение усилилось.

– Как тебя зовут? – спросила Анжелика.

– Мария Спинелли, – голосом скрипучей двери произнесла она.

– Добро пожаловать! – сказало несколько одноклассников, остальные же хранили молчание.

– Ты погляди на эту серую мышь, – различила Маша громкий шёпот с задней парты.

– Русская, – бросил кто-то и раздался смех.

– Наполовину, – шепнул кто-то. – Говорят её мать русская, а отец – итальянец, родом из Венеции.

Раздалось неразборчивое перешёптывание и девичий смех.

– Опрятно познакомиться, – проговорила Маша, заикаясь и путая слова.

Её оглушил звонкий хохот одноклассников. Она покраснела от стыда. Провалиться бы сквозь землю в воды Адриатики. В мечтах Маша была бесстрашной и отчаянной, храбро сражалась со многими трудностями. Однако в жизни часто не давала отпора обидчику.

– Она новенькая, будьте с ней приветливы, – назидательным тоном велела учительница.

Под внимательными взорами сверстников Маша заняла свободную парту, разложила учебники, достала тетради и приготовилась слушать. Начался урок латинского языка. На стене висело распятие – символ католической веры, которую исповедуют в Италии. Маша редко задумывалась о Боге, а здесь постоянно встречалось напоминание о Создателе.

– Mollit viros otium⁹,– произнесла Анжелика Скилиачи.

Хрупкая молодая женщина, за плечами которой обучение в Ca' Foscari на факультете лингвистики. Школьники не воспринимали её всерьёз. Девчонки зло подтрунивали, а мальчики и вовсе отпускали скабрезные шуточки. Анжелика не отличалась яркой итальянской красотой, однако взгляды к ней притягивало неуловимое изящество, которое было в каждом её движении. Учительница взяла мел и написала на доске: «Non foliis, sed fructu arborem aestima».

– Кто переведёт фразу? – спросила она у класса.

Шептавшиеся между собой ученики затихли в ожидании того, что кто-нибудь ответит. В воздухе повисла звенящая тишина. Маша знала перевод этой фразы. Она несмело подняла руку. Анжелика мягко улыбнулась и кивнула ей.

– Оценивай дерево по плоду, а не по листьям, – едва слышно прозвучал её робкий голос.

– Мария, ты права, – похвалила Анжелика.

Маша покраснела от смущения и вдруг подумала, что не следует умничать в новом коллективе.

– У этой поговорки есть эквиваленты… – голос Анжелики потонул в шёпоте, к которому прислушивалась Маша.

– Всё ясно – зубрила… – вынес вердикт парень с соседней парты.

Голоса у мальчишек ломались, на коже проступали последствия пубертатного периода.

– Это же очевидно, – проговорила одноклассница.

Учительница рассказывала о двойном винительном падеже в латыни. Именно этот язык стоял у истоков Европы, у истоков цивилизации. Древние слова витали в кабинете. Маша записывала в тетрадь правила. Одноклассники с интересом разглядывали новенькую, которая сосредоточилась на учёбе.

Занятие длилось целую вечность. Иногда время становится резиновым пузырём, из которого не выбраться, как не старайся. Особенно тяжело это ощущать, когда за спиной раздаются смешки и шутки. Маша хотела исчезнуть, только бы не слышать, как сверстники обсуждают её. Она пыталась сконцентрироваться на предмете, однако острый слух улавливал сплетни.

Услышав трели звонка, Маша выдохнула. Урок позади. Она вновь ощутила себя первоклассницей, которой предстоит долгий путь к знаниям. Маша надеялась, что легко преодолеет эту дорогу.

– Привет, я – Кьяра Моретти, – представилась девочка, которая сидела за первой партой.

Миниатюрная брюнетка с идеальной точёной фигурой смотрела на Машу лукавыми зелёными глазами. Кьярино лицо не было эталоном классической красоты, но живая мимика и нежные черты приковывали взгляды не только мальчишек из школы, но и зрелых мужчин.

– Привет, – тихо ответила Маша.

Нужно сказать что-то оригинальное, но у Маши от волнения испарилась фантазия и чувство юмора. Она была замкнутым подростком, который компании друзей предпочитает увлекательную книгу.

– Не хочешь выйти подышать воздухом? – предложила Кьяра и в её глазах зажглись хитрые искорки.

Встав, Маша вдруг почувствовала себя неловкой слонихой по сравнению с изящной Кьярой Моретти. Есть такие хрупко-воздушные создания, рядом с которыми любая обычная девочка чувствует себя неуклюжей. Маша оказалась выше одноклассницы и шире в плечах.

– Ты из России? – поинтересовалась Кьяра, когда они вышли на маленькую лужайку, располагавшуюся рядом с лицеем.

Солнце, ещё не проснувшееся от зимней спячки, висело на небе светлой горошиной. По небосклону скользили редкие облака. Приятный день для прогулки.

– Да, мы жили в России и недавно переехали в Венецию.

Стесняясь смотреть прямо в глаза, Маша опустила голову. Чересчур пристальный взгляд Кьяры смущал девочку.

– Твоя мама – русская? – продолжила допрос Моретти.

Маша кивнула. Не привыкшая к подобному обращению, она представила себя букашкой под микроскопом. А Кьяра, следуя за любопытством, не знавшим приличий, ещё ближе подошла к новенькой. Ей хотелось в мельчайших деталях разглядеть Машу, чтобы потом посплетничать с подругами.

– Иногда я думаю, каково это – быть полукровкой? – вдруг спросила Кьяра.

– Я и сама об этом размышляю. Говорят, что русскому хорошо, то итальянцу смерть. Как быть, если в тебе уживаются двое этих ребят?

Серебристый смех Кьяры привлёк к ним взгляды одноклассников.

– А если серьёзно, то ты будто посередине двух миров. Не свой там и чужой здесь.

– Детка, да ты просто описала эмоции любого подростка, – хмыкнула Кьяра.

Маша усмехнулась. Да, её слова попали в самую точку. Подростки тоже посередине между солнечным миром детства и жёстким миром взрослых.

– В смешении кровей есть и преимущество – получается интересный генетический набор.

– Слишком уж ты умная, – фыркнула Кьяра. – Правда, что русские женщины красивы?

Маша пожала плечами:

– Я не ценительница женской красоты.

– В тебе её немного! – Кьяра окинула Машу презрительным взглядом.

Прозвенел звонок. Кьяра не торопилась на занятия, она пошла к старшеклассникам, с которыми тесно общалась за стенами лицея. Маша поспешила на урок, она не любила опаздывать, считала это проявлением неуважения. Однако другие подростки, бунтовавшие против взрослых, часто пренебрегали приличиями. Из-за опоздавших урок истории начался позднее.

***

Люди тянутся ко всему неизведанному. Так и Кьяра ни на секунду не отходила от новой ученицы. Маша радовалась, что так быстро обзавелась подругой. Кьяра повсюду следовала за Машей или приглашала с собой. Моретти расспрашивала обо всём, что занимало её воображение. Они беседовали о медведях, морозах, русской культуре и, конечно, мальчишках. Маше нравилось изящество и очарование Кьяры.

Девочки в престижном лицее выглядели, как настоящие манекенщицы, только сошедшие с подиума. Каждая из них хотела казаться взрослой и независимой. Они пытались подражать кому-то другому, желательно популярному. Девушки не принимали свою сущность, стеснялись подростковой угловатости и милой прелести, свойственной юности, иногда отрицали собственную индивидуальность.

– Классные серьги, – восхитилась Маша, когда Кьяра вошла в уборную.

– Дорогие!

– Родители подарили? От моих не дождёшься, – вздохнув, призналась Маша. – Они не хотят разбаловать меня.

– От моих тоже. Я сама зарабатываю, – прошептала Кьяра и оглянулась, словно боялась, что беседу подслушивали.

– Подрабатываешь? – удивилась Маша, и в её глазах вспыхнул огонёк любопытства.

– Я покажу тебе. Пойдёшь на вечеринку?

– Даже не знаю. Нужно отпроситься, – проговорила Маша, и взяла смартфон.

Кьяра Моретти удивлённо вскинула брови. Ещё чего! У матери она никогда не отпрашивалась. Взрослые женщины так не делают. Они живут так, как им хочется.

– Я не могу сказать папе, что иду на вечеринку, – застенчиво пробормотала Маша. – Мне кажется, это нехорошо.

– Так солги, – предложила Кьяра.

Пока Маша разговаривала по телефону, одноклассница достала из сумочки помаду, которую украла у матери из косметички. Ярко-алые губы вызывающе смотрелись на Кьярином юном лице. Выключив телефон, Маша с грустью взглянула в зеркало на свои губы ещё ни разу не тронутые помадой.

– Мужчины судят о женщинах, как о книгах – по обложке. Если обложка не привлекает, они не станут читать. Их завораживает блестящий фантик, – Кьяра повторяла чужие слова. – Ну что, уговорила папочку?

– Пришлось соврать, – призналась Маша, густо покраснев.

– Так ты придёшь?

– Да, но ненадолго.

Закатив глаза, Кьяра пожала плечами. Она жаждала поскорее очутиться в сумрачной гостиной загадочного особняка, укромно расположившегося в самом конце Гранд Канала. Вдохнуть запах дорогого мужского парфюма, смешанного с ароматом игристого итальянского вина. Ощутить алчные взгляды зрелых уверенных в себе мужчин. Это не сопливые юнцы, которые не знают толком, как подступиться к девушке, не могут осчастливить её богатыми подарками и доставить удовольствие.

– Как хочешь. Встретимся в восемь, – она положила косметику в сумку и нетерпеливо вздохнула. – Синьора Мальдини будет рада тебе.

***

Маша осталась в школьной библиотеке. Толстый том по истории эпохи Возрождения занял её на четыре часа. Ей нравилось созерцать иллюстрации произведений искусства времён дученто. Так в Италии принято называть тринадцатый век, последний этап перед началом Проторенессанса. Сменялись десятилетия и мировоззрение людей, что отражалось в архитектуре и живописи. Искусство Средневековья уступало место треченто, эпохе Проторенессанса, когда расцвёл талант Джотто ди Бондоне. То были времена Данте Алигьери, Джованни Бокаччо и Петрарки. Основной чертой следующего этапа – кватроченто было влияние античной культуры. Художники Раннего Возрождения придерживались канонов Древней Греции. Чинквеченто – период, когда было достигнуто истинное совершенство. В эту эпоху созидали гении: Рафаэль, Леонардо да Винчи, Микеланджело.

Из-за шелеста старых страниц Маша не различила тихой поступи звёздного вечера. Ей не хотелось отрываться от книги, но она обещала однокласснице, что придёт. Схватив рюкзак, девочка помчалась к месту назначения.

Как и условились, они увиделись в восемь у остановки. Кьяра вышла из вапоретто. Она одета в маленькое чёрное платье, лицо спрятала под маской Dama di Venezia. Маша почувствовала себя нескладной рядом с грациозной одноклассницей, которая выглядела настоящей светской львицей.

– Почему ты не переоделась? – Кьяра окинула Машу хмурым взглядом.

По её мнению, Маша походила на серую мышь. Хотя это было Моретти на руку. На фоне невзрачной подруги она будет выгодно отличаться.

Улочки-лабиринты уже окутал плотный сумрак. Школьницы торопливо пересекли мостовую, свернули за угол и остановились перед старинным особняком, затаившимся в одном из тупиков романтичного города. Дубовая дверь окружена квадратными окнами с ажурной резьбой. Привычной кнопки не было, однако на двери прикреплена львиная голова, которая держала в пасти массивное латунное кольцо, являвшееся звонком. Кьяра ударила три раза. Тайный код. Они замерли в ожидании. Наконец, дверь распахнулась, и Мария увидела хозяйку. Синьора Мальдини оказалась статной итальянкой, которая тщательно маскировала свои лета под слоем пудры. Искусно нарисованные стрелки на веках и алая помада не отвлекали от морщин, а лишь акцентировали внимание на возрасте дамы. Облачена почтенная синьора в элегантное вечернее платье, подчёркивавшее стройную фигуру, глубокое декольте открывало роскошную грудь. Маша вдруг вспомнила знаменитую актрису Монику Беллуччи. В юности жгучая кареглазая брюнетка Донателла Мальдини слыла красавицей, которой не способно противостоять ни одно мужское сердце.

– Il tempo è denaro¹⁰! – синьора недовольно всплеснула руками. – Проходите, мы уже заждались!

Когда гостьи вошли, Донателла что-то шепнула на ухо Кьяре. Та кивнула и рассмеялась. Они поднимались по спиральной лестнице. Маша представила, как по этим ступеням шагали знатные венецианские дамы и кавалеры. Повсюду чувствовался дух эпохи Возрождения или чинквеченто, как сегодня узнала Маша. Мраморное палаццо возведено в шестнадцатом веке, что ощущалось во всём облике здания. Зодчие задумали дворец трёхэтажным. Первый этаж – открытая лоджия с выходом на канал; верхние балконы украшали колонны. Строгий, лишённый ненужных деталей и даже величественный особняк видел расцвет Венецианской республики. Чуть позже фасад украсили мозаиками из муранского стекла.

Не зная, куда деться, Маша неуклюже переминалась на месте. Она разглядывала убранство комнаты. Бордовый цвет в отделке сочетался с бронзовым декором зеркал, которые занимали половину помещения. В углу прятался веронский каменный фонтан. Пол выложен терраццо из гранитной крошки и доломита. Окна величиной во всю высоту стен. Деревянный потолок парадной залы украшен фреской, восхищавшей эстетикой. Магией живописи художник рассказал очередной библейский мотив. Изобилие красок завораживало Машу, хотя со стороны казалось, что она считает ворон.

– Проходите, милая, – синьора Мальдини взяла Машу за руку и повела за собой.

Девочка различила приглушённые голоса, которые звучали подобно музыке. Зал наполнен людьми в ярких карнавальных костюмах разных периодов. Глаза радовались изысканности тканей и великолепию масок, скрывавших лица посетителей.

– Откуда вы меня знаете? – спросила Маша, и Донателла, фамильярно схватив её за локоть, увела прочь.

– Мне позвонила Кьяра и заочно представила тебя.

Маша оглянулась в поисках одноклассницы, но Кьяра исчезла. Они шли по длинному коридору, который освещали тусклые лампы. Красный свет плавно струился и размывал окружавшие вещи, делал их контуры мягкими. Когда Маша вошла в большую гостиную, озарённую мерцавшими свечами, то замерла в изумлении.

Мария появилась на вечеринке так, как была одета днём: школьная юбка, белая блузка и пиджак. Это странным образом выделяло её из толпы девушек в облегающих платьях. Девицы хотели выглядеть взрослее, чем были на самом деле. Преобладали оттенки чёрного, будто существовало негласное условие участия в празднике. Присутствовала и одноклассница девочек – Анна Томазини. Маше показалось необычным, что она не увидела ни одного юноши. Ей встречались только мужчины, облачённые в костюмы и маски, надёжно скрывавшие их личности и менявшие голоса. Маша ощутила себя незваной гостьей. Куда бы она ни пришла, всюду чувствовала себя чужой.

– Праздник в честь Марии Спиннели! – объявила хозяйка апартаментов и подняла фужер, наполненный алым вином.

Здесь подавали Amarone della Valpolicella, которое любил Эрнест Хемингуэй. Этот напиток производили из винограда, собранного в северной Вероне. Он ласкал горло и разливался внутри тёплой волной.

– Benvenuti! – хором приветствовали девушку гости.

Маше дали вина. Она ещё не пробовала спиртного и поэтому настороженно смотрела на свой бокал.

– Пейте вино, юная дева! – некто в маске «Коломбине» заставил пригубить бокал.

Маша сделала маленький глоток. Терпкий напиток непривычно обжог нёбо. Девочка закашлялась и робко улыбнулась. Окружающие были так приветливы и уделяли Маше столько внимания, что она была не в силах его выдержать.

Кьяра покраснела от стыда за одноклассницу. Как можно быть такой глупой? Она привела её в избранное общество, а Спинелли ведёт себя, как курица, которую только выпустили из курятника на свободу.

– Не будь дурой, выпей! – Кьяра ткнула Машу локтем в бок.

– Но я не хочу. Я никогда не пила, – сопротивлялась Спинелли.

– Ещё скажи, что ни разу не целовалась, – шепнула Кьяра.

– Целовалась, только очень давно, – зардевшись, ответила Маша.

Мария вспомнила свой первый поцелуй. Памятное событие случилось во втором классе российской школы. С Митей, так звали её незадачливого ухажёра, Маша познакомилась в секции бальных танцев. Родители пытались развить у Машеньки любовь к движению, грациозность и чувство ритма, но, очевидно, природа наделила девочку другими талантами. Митю назначили Машиным партнёром по вальсу. Он был серьёзным и ответственным мальчиком, провожал Машку-плюшку до дома, носил её рюкзак. И вот однажды, вместо обычного неловкого прощания Митька поцеловал девочку в губы. Не ожидавшая подвоха Маша очень удивилась. Так и застыла с вытянутыми губами и поднятыми к верху бровями.