И тут же скрылся в лесу вслед за своей семьёй.

***

Идя домой, Джакып всю дорогу бранил себя:

– Что это со мной творится? – ругал себя. – Не поднимается рука – и всё тут!

Какой же я тогда к чёрту охотник?

Он вспомнил доверчивые влажно-чёрные глаза вожака.

– Он не убежал, потому что узнал меня! – пояснил себе Джакып. – Да, наверное, потому…

Ему очень хотелось, чтобы это было именно так.

Джакып знал, что приручить косулю невозможно, что человеку никогда не покорить этих диких животных, дерзновенно хранящих свою вольность.

– Но как же первый человек, приручивший, того же буйвола, диких лошадей, сумел это сделать? – спрашивал он сам себя. – Наверное, не пугал их, не убивал, а приблизил к себе доверием.

Именно доверием, ведь все животные когда-то были дикими.

А теперь человек заботится о них, кормит, поит, выращивает потомство…

Но разве хоть у одного из домашних скотов есть такой гордая, величественная стать, приводящая сердце в трепет, как у этих косуль?..

Придя домой, охотник ласково потрепал по темени свою дворняжку, бросившуюся ему навстречу.

Но, обнюхав хозяина, собака с недовольным видом отошла от него: вернулся без добычи…

***

На рассвете Джакып услышал, как где-то недалеко отсюда тревожно кричит косулий козёл!

Охотник прислушался – уж не его ли знакомый вожак?

Но тут же отогнал эту мысль:

– Мало ли в лесу косуль бродит, – прошептал он по своей привычке размышлять в полголоса.

Однако больше заснуть не смог.

Ему всё мерещилось, что это знакомый козёл-вожак зовёт Джакыпа на помощь.

– Да что же это я, в ребёнка превращаюсь, ей богу, – укорял себя охотник. – Что это мне опять и опять лезет в голову всякая чушь?

Разве может привязаться зверь к человеку?

Разве станет просить помощи у него?

Джакып натянул одеяло на голову, крепко зажмурил глаза.

И тут же решительно вскочил на ноги:

– Да, это зов помощи! – бубнил он, повторяя свои мысли вслух. – Пойду к ним, может, волк гонится за ними, может ещё что-то.

Выйдя из дома, Джакып чуть не упал:

– Ай-ай! – воскликнул вдруг.

Дворняжка, как всегда, спала, свернувшись клубочком у порога.

Она подняла голову, взглянула с безразличием на хозяина и снова улеглась.

В лесу было ещё темно, Джакып сходу направился в ту сторону, откуда послышался крик вожака, в надежде найти следы косуль.

Только на рассвете обнаружил свежие следы.

Но следы били неуверенные, смазанные, хотя острия кончиков копыт и глубоко вонзались в землю, разбрасывая её в стороны.

Да, они убегают, от кого-то спасаются.

Но что это? За ними тянулись следы кирзовых сапог со стоптанными каблуками.

Джакып всё понял, с дрожащими руками он поправил за спиной ружьё, присел на корточки и стал пристально разглядывать следы.

Лес не пускал преследователя, где только мог, вставал на его пути густыми зарослями цепких кустарников, непроходимым валежником, но тот всё равно не прекращал погони.

Джакып побежал по следам.

Вдруг они круто разошлись в разные стороны.

Вожак повернул к реке, и за ним погнались кирзовые сапоги.

Цепочка следов самки и козлят потянулась вглубь леса.

– Уводит, какой молодец! – крикнул Джакып. – Отводит от семьи!

Следы вожака вырвались на открытую поляну.

– Что делает?! – продолжил с яростью в голосе Джакып. – Какой молодец, ради семьи…

Следы кирзовых сапог вышли на открытую местность!

– Да здесь же и малый ребёнок не промахнётся! – в отчаянии застонал Джакып. – Так пожертвовать собой, ради семьи – редко кто из людей способен на такой шаг!

Джакып уже знал, что увидит это: на заиндевевшей траве заалели капли крови, будто кто-то разбросал горстями спелую клюкву.

След задней ноги вожака стал сразу неровным.

Охотник понял, что рана козла не смертельная, но и не лёгкая – сколько страданий причинит она зверю!

– Чтоб у тебя рука отсохла, охотник! – выругался в сердцах Джакып. – Так промазать!

Кровавые следы тянулись к обрывистому берегу реки, словно козёл решил, раз уж так случилось, испустить свой последний вздох под открытым небом.

Выскочив на косогор над рекой, Джакып остановился, тяжело дыша.

Руки его беспомощно опустились.

И тут увидел всё то, что должно было случиться здесь.

Стая галдящих сорок копошилась на кровавом широком пятне.

Трава вокруг была примята, истоптана кирзовыми сапогами.

Испуганные неожиданным появлением человека, сороки разлетелись в разные стороны и расселись неподалёку на деревьях, наблюдая за пришельцем, помешавшим их пиршеству.

Джакып тупо смотрел и смотрел на багровое, медленно стынущее пятно крови.

Обычная охота тут представлялась ему хладнокровным убийством.

Сколько раз в азарте охоты он поступал точно так же и никогда не задумывался, как это жестоко и жутко.

Он спустился к реке, рывком расстегнул ворот куртки и, нагнувшись, раз-другой плеснул себе в разгорячённое лицо ледяную воду.

Оглядевшись, Джакып увидел следы неравной борьбы козла и человека.

Край берега был сильно разрушен: видимо, козёл нелегко отдавал свою жизнь.

Джакыпу представилось всё, что разыгралось здесь несколько часов назад.

Вожак с размаху кинулся в неглубокую реку, надеясь уйти от погони на другой берег, но поскользнулся на камне, и охотник в кирзовых сапогах настиг его.

Тогда вожак рванулся назад!

Волоча раненую ногу, он ринулся к обрыву!

Комья земли обваливались под ним.

Охотник в это время наносил удары прикладом. Должно быть, заело пустую гильзу в патроннике.

Козлу удалось всё же выскочить на берег.

Нет, он не сдавался без борьбы.

Очутившись на земле, козёл направил свои рога на врага.

Кровь хлестала из его раны, и с ней утекали последние силы вожака.

Охотник изловчился и повалил козла на землю, провёл по его горлу охотничьим ножом.

Вожак долго брыкался, разбрызгивая во все стороны кровь, а потом затих…

– Будь трижды проклята такая бессердечная охота! – воскликнул Джакып.

Он вдруг заметил следы его семьи – это косуля и два козлёнка пришли на место гибели вожака и скорбно кружились вокруг, не решаясь, куда им идти дальше.

Их следы всё же потянулись к реке, исчезли в воде, потом появились вновь уже на другом берегу.

– Что же делать? – спросил Джакып у реки. – Как помочь хотя бы тем двум малышам?

Он знал, что не получит ответа от реки.

Всё же перебрался на тот берег, куда скрылись малыши с матерью.

Оглянулся. На том берегу сороки опять слетелись на кровавое место.

– Ещё говорят, что сороки охранники диких животных, – сказал Джакып и сдёрнул с плеча двустволку. Не целясь, он тут же выстрелил!

Сороки трусливо разлетелись врассыпную.

И тут перед глазами охотника опять ясно и чётко предстал вожак.

Он лежал теперь там, где только что суетились сороки.

Огненно-рыжая шерсть его была облита кровью.

Над ним склонилась широкая сутулая спина в сером ватнике.

В руке человека сверкнуло лезвие охотничьего ножа.

Вдруг вожак поднял свою прекрасную рогатую голову, посмотрел долгим, печальным взглядом на Джакыпа и сказал языком охотника:

– Если бы не ты, я никогда бы не допустил человека с ружьём так близко к своей семье.

Это ты приучил меня верить роду человека. Зачем это ты сделал?

Неужели ты хотел, чтобы нас убил другой?

Джакып покрутился на одном месте.

Цепочка следов осиротевших косуль тянулась вверх по косогору.

Впереди всех отпечатывались на заиндевевшей траве, следы не матери-косули, а маленького козлёнка – нового вожака.

НЕ БОЙСЯ, МЫ РЯДОМ

Азамат впервые приехал в город из аила, к своей бабушке БюБю. Он ведь теперь большой, и ему надо учиться в школе. Папа с мамой привезли его сюда пораньше – за три недели до первого сентября, чтобы он успел привыкнуть на новом месте.

Азамату очень нравится у бабушки. Прямо под окном ее дома – троллейбусная остановка. И там всегда толпятся люди. Азамат целый день может разглядывать их из окна. Такие все чудные! Совсем не похожи на аильчан, да и говорят не-понятному. Бабушка БюБю сказала, что в городе не здороваются на улице люди друг с другом, потому что здесь очень много народу и почти все незнакомы между собой.

– Эне, а может, я не буду учиться? – однажды спросил Азамат.

– Да что ты жеребенок мой! – тут же ответила бабушка. – Разве ты приехал сюда, чтобы хворост носить?

Мальчик представляет, как он с колючей вязанкой хвороста за спиной выбирался бы из троллейбуса, и весело смеется.

– Я буду заботиться о тебе, эне, помогать. Тебе ведь трудно все делать самой.

Бабаушка ласково треплет его густые черные волосы.

– Конечно, жеребеночек мой. Кому и заботиться обо мне, корме тебя? Совсем я сгорбилась, состарилась.

Бюбю благодарно смотрит на внука. Вспоминает, что эти же слова говорил сын, отец Азамата. И она тогда всем сердцем радовалась, что не будет одинокой на старости лет.

Позже колхоз выделил ей пенсию, а младший сын, переезжая в другой город, оставил Бюбю свой дом: “Внуки ваши будут приезжать сюда учиться, да и будет поспокойнее в городе.” Поначалу Бюбю было трудно, но постепенно она ко всему привыкла.

– А в школу-то не идти никак нельзя, – продолжает бабушка Бюбю из кухни, моя под краном бидончик для молока. – Ты же сам вчера обещал Татьяне Сергеевне учиться. А теперь раздумал? Пообещал – будь добр, сдержи свое слово.

Азамат долго смотрит в окно. Из-за поворота медленно и неуклюже выплывает большой краснобокий троллейбус.

– Эне! – вдруг воскликнул Азамат. – Можно, я съезжу за молоком?

– Один? – спросила бабаушка. – Да ты хоть вспомнил, сколько остановок ехать?

Вместо ответа Азамат хватает со стола бидончик и, громыхая крышкой, привязанной нитками к ручке, выбегает из комнаты.

– Стой, стой! А деньги-то возьми! Заполошный! Осторожно! – смеясь, кричит бабушка Бюбю.

Краснобокий троллейбус словоно поджидает Азамата. Как только мальчик вскакивает в него, двери с шумом закрываются и троллейбус трогается с места.

Больше всего Азамату понравился здесь этот краснобокий троллейбус. Ему все время хочется на нем покататься. Он радовался – нарадоваться не мог, что дом бабушки находится рядом с троллейбусной остановкой. Они с бабушкой Бюбю ездили на нем за молоком. Все попутчики в троллейбусе были незнакомы. Азамат крепко держался за руку бабушки и, прижавшись лицом к стеклу, смотрел на улицу, вдоль которой стояли большие дома с разноцветными балкончиками.

И сейчас, торопливо вбежав в машину, он почувствовал себя неуютно. Вокруг не было ни одного знакомого лица. Он торопливо пробрался к окну, взялся за поручень и стал смотреть на улицу.