Энтузиазм и принципы

Когда я думаю о Но Мухёне тех дней, мне приходит мысль, что он был безудержным человеком. Он был похож на человека, недавно обретшего веру, который относится к религиозной жизни с гораздо большим рвением, чем уверовавшие давно. Я для себя установил рамки в поведении, говоря себе: «Так как я адвокат, то здесь предел того, что я могу делать». И такими были все, не только я. В обществе адвокатов был негласно принят кодекс чести. Однако адвокат Но Мухён был совсем другим. У него не было рамок. Он действовал в соответствии с тем, что сам считал правильным, и претворял в жизнь свои идеи. В будущем Но Мухён, который станет политиком, будет поступать так же.

Как только был открыт пусанский филиал института по вопросам изучения проблем загрязнения окружающей среды, все, кто там работал, стали объектами слежки спецслужб. Всем было известно, что сыщики из органов разведки разбили лагерь перед офисом и следили за действиями сотрудников и за тем, кто входил в здание и выходил из него. Они также довольно часто и без предупреждения заходили внутрь. Когда все это началось, адвокат Но Мухён решил отдать одну комнату в нашей адвокатской конторе под нужды института. Это было сделано для того, чтобы благодаря передаче офиса можно было помогать институту финансово, а также при необходимости предотвратить вторжение сотрудников спецслужб. И теперь, хотя люди все равно постоянно находились перед окнами конторы, они не могли смело зайти внутрь.

Следующим шагом было учреждение при адвокатской конторе юридического центра по трудовым вопросам. До этого в случае возникновения трудового спора мы занимались только оказанием помощи в судебном разбирательстве и защитой в суде. Таков был кодекс адвокатов. Но адвокат Но Мухён не был этим вполне удовлетворен. И мы решили помогать профсоюзам рабочих в их повседневной деятельности, в том числе и в их учреждении.

Был день съезда по случаю создания Народного собрания граждан Пусана. В ходе мероприятия было запланировано два блока: первый – лекционный, второй – первое собрание по созданию Общества. В первом блоке лекцию должен был читать Чо Капче* – бывший журналист «Международной газеты», которого высоко ценили в регионе. Полиция окружила актовый зал места заседания и преградила вход внутрь с самого начала лекционного блока. Все, конечно, начали осуждать незаконную полицейскую блокаду. Однако, когда полицейские даже не пошевелились, адвокат Но улегся на проезжую часть, в одиночку призывая на помощь.

Из-за этого происшествия он сразу прослыл радикальным адвокатом. Были даже разговоры о том, не ставило ли такое поведение под вопрос его адвокатское достоинство. Однако он думал лишь о том, что только изображать благопристойный протест против незаконного окружения полицией будет недостаточно. В связи со случившимся мы предъявили иск о возбуждении дела по уголовному преступлению начальнику Главного полицейского управления Пусана (сейчас должность называется «начальник департамента полиции города Пусана»), в чью юрисдикцию входил этот полицейский участок и его начальник. Адвокат Но был указан главным истцом. Но так как расследование не проводилось должным образом, то многое осталось невыясненным.

Однажды нас арестовали обоих, хотя это и произошло гораздо позже – в 1987 году на собрании по поводу прощания с Пак Чон-чхолем*. Нас схватили и начали выяснять детали произошедшего. Согласившись на допрос, я отвечал, настаивая на правомерности наших действий. Как я узнал позднее, адвокат Но отказался давать показания, а также что-либо подписывать (и ставить именную печать). Сами по себе наши арест и допрос были незаконными и неправомерными, именно поэтому, наверное, он упорствовал в своем несогласии. А ведь это, скорее всего, было очень непросто, потому что такое произошло с нами впервые, к тому же очень сложно отказываться от допроса будучи адвокатом. Но, несмотря на это, он полагал, что был прав, и отстаивал свое мнение.

Я считал это принципиальностью Но Мухёна, который позже станет заниматься политикой. Сейчас уже многие знают о том, что я называю принципиальностью – его готовность пойти по невыгодному для себя пути ради великих принципов и морального долга. И не только об этом, но и о его радикальности, и о том, что он не ставил границ на практике ради осуществления этих принципов. Это была его особенная принципиальность. Например, когда он работал в районе Чонно, будучи парламентарием, он, возможно, думал о том, что всегда сможет приложить усилия к тому, чтобы искоренять регионализм. Однако он не только заявлял об искоренении регионализма, он был тем человеком, который готов был отдать всего себя этой борьбе. И в этом отношении мне было далеко до него.

Постепенно сопротивление режиму Пятой республики ослабевало, массовые демонстрации утихали, и теперь в случае, если проходили важные демонстрации, полицейские приходили в офис и препятствовали нашему участию в них. Это был так называемый домашний арест в офисе. В ту эпоху можно было заниматься таким самоуправством даже в отношении адвокатов. Если проводилась демонстрация, то мы всегда должны были обдумывать, как бы пойти на нее, чтобы избежать встречи с полицией. Мы либо вообще не приходили в офис, либо все-таки нам удавалось избежать полицейских, если все-таки было необходимо заглянуть в контору. Люди из спецслужб ходили за нами по пятам и, бывало, даже сопровождали до самого места проведения демонстрации.

Однажды в моей квартире был произведен обыск с изъятием. Я в это время жил в многоквартирном доме, а сыщики просидели два или три дня безвылазно в будке вахтера, и в один прекрасный день пришли с официальным ордером на обыск с изъятием. По их словам, основанием для проведения обыска было подозрение, что некий человек, который был связан с Инчхонской демонстрацией*, укрывался в нашем доме. Когда я стал проверять документы, подпись стояла только под сообщением полицейского об «анонимном сообщении по телефону». Это было уму непостижимо. С точки зрения теперешних адвокатов, это были темные времена, когда выдавались подобные ордера, когда судьи могли выдать ордер даже по заявлению на проверку общественной безопасности.

Просыпалось самосознание рабочих, и дела, связанные с трудовыми спорами, начали сыпаться на нас одно за другим. И мне, и адвокату Но гораздо больше студенческих дел нравились трудовые споры, так как, в отличие от студенческих дел, в которых идея и логика всегда были одинаковыми, трудовые споры были полны жизненной боли рабочих.

Приблизительно в это время отношение к работницам обувной фабрики, одного из главных промышленных производств Пусана, было просто ужасным. Со всеми переработками и сверхурочными их зарплата составляла всего 60–70 тысяч вон, и ту обычно задерживали. Повседневным делом были унижения и сексуальные домогательства на рабочем месте. Многие работницы, в соответствии с правом на существование^[11], требовали соблюдения трудового законодательства, а чуть позже, когда они стали участвовать в рабочих союзах, их массово увольняли. Было также много рабочих, которые участвовали в профсоюзах ради самосохранения и были арестованы за помеху трудовому процессу. Каждый раз, когда мы встречали таких людей, у нас болела за них душа. И хотя мы вдвоем защищали их изо всех своих сил и бесплатно, многим мы так и не смогли помочь.

Когда адвокат Но начал сталкиваться с такими делами, он с самого начала твердо решил, что станет адвокатом в области трудового права. Именно исходя из этого он организовал в адвокатской конторе Пусанский консультационный центр по вопросам трудового законодательства. Целью также было и приобретение профессиональных навыков в этой сфере.

В то время книги по трудовому законодательству все рассматривали очень консервативно. Тогда мы вели трудовые споры, которые появлялись в неимоверном количестве, но в действительности мы мало кому могли помочь. Большим подспорьем для нас стал сборник трудов профессора Син Иллёна, в котором была представлена наиболее прогрессивная и соответствующая рабочей действительности теория. Однако в этом сборнике не были охвачены многие проблемы, с которыми мы сталкивались в реальности, поэтому нам не оставалось ничего другого, кроме как учиться самостоятельно. Это было время, когда судьи и прокуроры вели дела по логике гражданского права, не зная трудового законодательства.

С одной стороны, наличие границ, согласно которым мы помогали только с защитой в суде по уже возникшим делам, было проявлением бдительности. С другой стороны, мы полагали, что должны оказывать помощь в создании и повседневной деятельности профсоюзов. И стимулом к выполнению этой роли было учреждение консультационного центра по вопросам трудового законодательства.

В случае адвоката Но слишком усердная работа могла в будущем стать бременем для наших младших товарищей-адвокатов. Некоторое время спустя в Чханвоне тоже появились молодые адвокаты, и среди них были даже те, кто уезжал из региона, не выдержав конкуренции. Рабочие постоянно сравнивали их с адвокатом Но, и это, скорее всего, было тяжелым бременем. «Адвокат Но бесплатно проводил защиту и вместе с нами боролся в суде, а почему вы так не можете?» – наверное, иногда они задавали такие вопросы. И мне приходила в голову мысль, что слишком большая жертвенность – это не всегда хорошо.

Наша работа и то, что мы были вместе со всеми в этот исторический момент, когда с жаром вспыхнуло корейское рабочее движение, впоследствии не могло не принести большой отдачи.

Со второй половины 1986 года Но Мухён сосредоточился только на работе адвокатом в области защиты прав человека. Обычные дела он теперь не вел. Он считал, что теперь будет вести только политические дела, но в основном занимался трудовыми спорами. Он не только вел защиту в суде по делу, но и часто выступал с лекциями в профсоюзах или перед рабочими. Он даже получал приглашения и ходил на мероприятия, организованные рабочими. При этом в офисе он получал зарплату всего в два миллиона вон.

Впоследствии, после Июньского противостояния 1987 года, во время Великой борьбы рабочих* окружающие Пусан города, такие как Ульсан, Чханвон, Кочже, стали центром корейского рабочего движения. Было много крупных и довольно жестоких забастовок, которые согласно действующему законодательству были полностью незаконными. По большинству, а может, даже и по всем этим делам защиту вели мы. Наша работа и то, что мы были вместе со всеми в этот исторический момент, когда с жаром вспыхнуло корейское рабочее движение, впоследствии не могло не принести большой отдачи.

Комментарии

* Чо Капче. 조갑제. Главный редактор и президент журнала «Ежемесячный Чосон» （Monthly Chosun）, полемист крайне правой консервативной направленности.

* Покойный Пак Чончхоль. 고 （故） 박종철 （朴鍾哲） 군. Студент Сеульского национального университета, который погиб в январе 1987 года из-за пыток и насильственных действий, совершенных над нам во время проведения расследования в Главном полицейском управлении Штаба общественной безопасности в районе Намён-дон. Поначалу полиция скрывала факт смерти от пыток, называя в качестве причины простой шок. 19 января, всего через пять дней после инцидента, когда было представлено заключение патологоанатома, который с уверенностью утверждал о пытках водой и электрическими разрядами, полицией был признан факт смерти от пыток. Полицейские, проводившие пытки, были арестованы. Этот инцидент стал поводом для начала Июньского противостояния 1987 года.

* Инчхонская демонстрация [3 мая]. 53 인천시'태. Массовая демонстрация 3 мая 1986 года, участие в которой приняло более 10 тысяч человек, являвшихся представителями студенческого движения и оппозиции, с требованием утверждения Гражданской конституции. 319 человек были задержаны и доставлены в полицейское отделение, 129 – арестованы и заключены в тюрьму. Инцидент стал поводом для начала полномасштабных репрессий участников движения со стороны диктаторского режима Чон Духвана.

* Великая борьба рабочих [1987 года]. 87 년노동자대투쟁. По мере того как энтузиазм относительно демократизации, начавшийся с Июньского противостояния 1987 года, распространился на круги рабочих, он вызвал массовую борьбу, в которой свои силы объединили примерно 8990 профсоюзов и более 200 тысяч человек. По всей стране участие в движении приняли рабочие, которые страдали от низкой заработной платы, длительных часов работы и плохих условий труда. Великая борьба рабочих является важным событием, которое ознаменовало корейское рабочее движение.