10. Elvira T: «Всё решено»

Хрупкий снова нашел работу, но решил остаться жить в гостишке. Зид и Татарка рады были компании: есть с кем побухать, поболтать, и вообще, лишние руки – это хорошо. Отрядный комплект из 20 раций, горы фонарей и прочего нуждался в постоянном присмотре. Казалось бы, присмотр – не лучшее занятие для Хрупкого. Но он так скучал по заднице своей ненаглядной Милы и только по утрам был занят работой, что ему все равно ничего другого не оставалось.

Мы сидим и играем в настолку. Звонит Ляля: нужна помощь на «трех вокзалах». Провести ночь, шарахаясь среди неприкаянных пассажиров плацкартов в залах ожидания и ханыг на улицах – вполне обычное занятие для волонтера.

Мы с Хрупким отправляемся на Казанский. Какой-то работяга застрял там без билета, у него украли документы и деньги, пару дней назад звонил домой, потом связь прекратилась. Конечно, мы пробубнили Ляле про «бесполезно, это кирпичный заводик в Дагестане», т. е. пропавшего похитили в рабство, но Ляля просит проверить: вдруг он все еще околачивается на вокзале.

Мы бродим по Казанскому пару часов, раздавая ментам ориентировки и развешивая их на своих, фирменных отрядных щитах, установленных на вокзале; беседуем с бомжами, попавшимися на глаза, и со всеми продавцами открытых лавочек.

Один из бедолаг, уже полубомж, рассказывает свою историю: точь-в-точь как у нашего пропавшего. Хрупкий реагирует неожиданно: «Тебе куда, в Оренбург? Штапич, давай ему билет возьмем в пополаме?» Этот пополам стал для меня ровно половиной того, на что жить надо было еще дней 5, до аванса. Но, сука, Хрупкий – самый бестактный человек даже на вокзале, даже на Казанском вокзале, поставил меня в безвыходное положение. Мы сажаем чувака на автобус (там не нужен паспорт, в отличие от поезда). Чувак пообещал позвонить, как доберется.

От бомжей мы узнаём, что на Казанской ветке появилась ночлежка по типу той, которая обычно стояла на Октябрьской ж/д, то есть прямо за Ленинградским вокзалом. Бизнес простой: в отстойнике всегда стоит вагон-другой-третий, а то и целый состав, в котором проводники дают переночевать бомжам за 50 рублей койка. Запах там впечатляющий, а туалеты лучше и не пытаться себе представить. Мы идем искать эту новую ночлежку, где мог бы быть наш потеряшка. Ночлежка, на удивление, оказалась пристойной, и спали там в основном гастеры. Нашего не видели.

Задача закрыта, и мы отправляемся в гостишку вдвоем. Но тут же падает поиск, на который нельзя не откликнуться. Мальчик, 3 года, лес, Смоленская область.

Хрупкому утром надо на работу, а я сажусь в тачку к чуваку с изящной кликухой Рептилия, и мы мчимся за 200 км.

Мы будем первым экипажем на месте, поэтому мне звонит Жора, который координирует поиск. «Первым делом отрежь воду. Сказали, что утром будут егеря, попроси их отрезать воду. Если он еще не там».

Отрезать воду – значит сделать так, чтобы ребенок не мог к ней выйти незамеченным. Утопление – главная причина смерти детей до 8 лет в природной среде.

Я со скепсисом изучаю карту: пруд в центре поселка, река вдоль поселка, водохранилище за дамбой чуть дальше. Тем не менее 5 егерей хватает, чтобы отсечь внешние водоемы.

Мы как раз расставили мужиков по точкам, когда прибыл Жора. Сразу за ним – экипажи волонтеров – штук 10 кряду, а потом еще и еще. Ляля, которая не спала и коордила поиск на «трех вокзалах», тоже примчалась на поиски ребенка. Платоныч, тот самый оператор с «Russia Today», другие знакомые лица – много, очень много опытных волонтеров.

Начинаем оборудовать вертолетную площадку прямо в центре деревни, первые группы едут с ориентировками по соседним деревням.

Ищу партнера для оценки местности, в марш-бросок за реку (если вдруг малыш ушел по дамбе в лес), и вижу Кису, выползающую из джипа.

– Пойдем, задача есть.

– Пойдем.

Быстро пробежавшись в лес, увидев кабана и оценив растительность, возвращаемся в штаб. «Кэп, все просто, ходибельно», – отчет Жоре. Он переключается на лес, а нам с Лялей велит заняться опросом детей, которые были последними, кто видел мальчика.

Выясняется такая картина: дети гуляли у пруда, причем самый младший, пропавший, был с двоюродным братом, который должен был за ним присматривать. Брат вел себя агрессивно и пообещал утопить мальца, если тот не перестанет верещать и мешать играть. Другим детям брат – всего 8 лет, кстати, – был известен как чудовище, изредка навещавшее бабку в деревне. Это чудовище в свои годы могло убить котенка толстым куском провода, надувало через попу лягушек и без устали колотило других детей. Мелкий, впервые приехавший к бабке в деревню, всех этих нюансов не сек, поэтому поначалу не обратил внимания на обещание утопить его в пруду. А чуть погодя – он пропал. Дети как один уверены, что старший утопил мелкого. Сам старший отпирается и божится в своей невиновности.

И у Ляли, и у меня, и у Кисы глаза лезут на лоб: такой достоверной кажется версия детей. Причем мы опрашиваем их отдельно, и они на разные лады говорят одно и то же.

«Жор, надо в пруду искать…» Жора вызывает Сурена, нашего дайвера; тот обещает часа через 4 быть на месте.

Мы почти не сомневаемся, что мальчика утопил старший брат, и это здорово напрягает всех. Но люди идут на задачи, и мы с Кисой тоже решаем еще раз зайти в лес.

– Есть шанс, что он не утонул? – спрашивает Киса, как только мы отходим от штаба. Такие вопросы задают с одной целью – чтобы их автора разуверили.

– Ну, шансы всегда есть.

В этот момент оживает рация – и радостный голос Ляли трещит: «Всем лисам отбой, найден, жив!»

Местные несут малыша – заспанного, закусанного комарами, с сеном в волосах. Ляля рыдает, Киса тоже. Чтобы не заплакать, как девчонки, я широко открываю глаза, – но, когда меня обнимает Ляля, я утыкаюсь ей в плечо и мгновенно заливаю его.

На поляне садится вертолет. Жора опять как Будда – но Будда улыбающийся. Все обнимают всех, все рыдают со всеми – все, но не Жора. Жора стоит, как изваяние.

Малыша уносят домой. Позже выяснится, что он так испугался братца, что спрятался в сарае, который нашел неподалеку. Потом стемнело, и выходить стало еще страшнее. Его жрали комары, он подмерзал, крепко уснул только под утро.

Мы разъезжаемся в состоянии эйфории – но на подъезде к Москве звонит Ляля: «У нас еще один ребенок, 5 лет, Домодедовский район». Третий поиск подряд, в моей жизни такое впервые. Потом окажется, что в сезон это нечто вроде нормы, такое переживает каждый.

Лес, поселок, река. У реки – согбенная фигура прабабки пропавшего мальчика, которая гуляла с ним именно здесь. Опять вода, опять все предельно ясно, и опять – дурацкая, невероятная, еле тлеющая надежда на чудо, похожее на смоленский сарай. Утром, черт подери, мы это видели! Такое бывает!

Главная задача – у Сурена, который приехал на этот поиск уже с бригадой дайверов. Мы как-то скупо здороваемся, потому что надеемся, что Сурен и его ребята не станут теми, кто найдет.

Жора отправляет нас осмотреть лесопарк и берег реки. В общем, задача непыльная, только ивняк вдоль воды мешает. К иве, крайним к реке, иду я. Течение достаточно сильное для Подмосковья, река полноводная, настоящая, пока не изуродованная дамбами или бетоном набережной. Поиск похож на прогулку – тихую, среднего темпа прогулку, участники которой договорились пофилософствовать наедине с самими собою, не сильно отвлекая друг друга. Нас человек 6, и выйти мы должны далеко – километрах в трех от точки входа, а от штаба – и вовсе в четырех километрах. Поэтому мы договариваемся, что нас заберет пикап, в который мы дружно впрыгнем.

«Как я заебалась с этими поисками вашими», – тихо и грустно произносит Киса. Ухмыляется вся банда. Вползаем в кузов. За рулем – Рептилия, ему кто-то в штабе выдал джип. Из кабины разносится песня «Все решено». Кто-то говорит. «Кис, это про тебя… ядовитая… разбитая…» Хохот. Киса пританцовывает, не отрывая задницы от багажника.

Выезжаем из-за поворота – и видим, как Сурен выходит из воды. С телом на руках. Тишина.

Когда Сурен переоделся и пришел в штаб, я задал ему давно мучивший меня вопрос:

– Слушай, Сурен, а не страшно искать под водой? Там же по-любому труп?

– Не страшно, ты знаешь. Стремно, когда он всплывает перед маской, – там в воде же всё увеличенное. Особенно если он уже поплавал, размок… Зрелище жуткое. А тут… Ребенка жалко, но я привычен. Его я нащупал и вытащил не глядя.

Вечером я сидел и ныл в моем книжном баре. Маша, продавщица-филологиня, которой я ныл, надеясь на секс, так устала слушать про мои злоключения в личной жизни, что сказала: «У меня есть подруга, она флорист. Лена. Давай к ней поедем, у нее сегодня тусовка».

Тусовка разошлась часам к двум ночи, а я неловко и устало потрахал Лену и, даже не кончив, думал отвалиться поспать. Закурил и задумался о последних 36 часах. «О чем думаешь?» – тут же спросила Лена, которая наверняка переживала из-за чего-нибудь женского: неровной выбритости, или небольшой груди, или чего-нибудь там непропорционального. Она же чувствовала, что я трахался на отъебись, и это могло ее задеть. В ответ я неожиданно для самого себя рассказал, что происходило со мной в эти полтора дня. То ли в награду за то, что я не заметил никаких недостатков, то ли в качестве поощрения за бестолково, бесполезно для дела проведенное время я получил один из лучших минетов, какие можно представить.

11. «АукцЫон»: «Хомба»

Хрупкий решил разыграть какой-то странный и дикий спектакль. Он позвал меня на тусовочку со своей Милой в кафе. Поскольку мне было паршиво идти одному, я позвал Лену. Лена ответила, что подумает. Я очень нетерпелив, поэтому я тут же позвал и ее подругу Веру. Вера тоже ответила, что определится позже.

Вера была продавщицей, как и Маша, сбагрившая меня от себя к Лене. После ебли с Леной Вера сама начала мне писать (как выяснилось позже, Лена ей просто что-то рассказала, причем сильно приврала, видимо, стремясь не так одиноко и упадочно выглядеть среди подружек), потому я счел уместным ее позвать.

В общем, случилось так, что я пришел на встречу сразу с двумя девушками, чего мой кошелек мне простить не мог. Потому мы с Хрупким договорились, что платит он, якобы по своей воле, исключительно из щедрости.

Мы играли в Элиас, или в Активити, в какую-то такую херню, в которую обычно играют люди, объединенные безысходностью времени и места действия. Все делали вид, что им весело. Мила смеялась над моими шутками. Хрупкий подыгрывал, но ревновал. Вера и Лена ждали разрешения странной ситуации, в которую сами себя поставили (друг от друга они заранее знали, что я позвал обеих). В общем, пиздодеятельное и бессмысленное собрание, которое вскоре пришло к публичной ссоре Милы и Хрупкого. Нет, конечно, Хрупкий имел остатки достоинства и срался в сторонке, выйдя покурить. Правда, он не учел, что курят все.

Эта ссора пришлась мне некстати. Вера и Лена глядели друг на друга, потом на выясняющих отношения Хрупкого и Милу. Я приобнимал Лену, но, увидев взгляды черноглазой и маленькой Веры, перестал. Вера выигрывала у Лены по большинству статей. Я сдался и покинул перекур первым.

За мной отправилась Мила. Мы умывались в соседних умывальниках, пока я не понял, что Мила заглянула не в тот туалет. Когда я поднял влажное лицо и спросил, зачем тут, в женском туалете, писсуары, Мила захохотала – и в этот момент вошел Хрупкий. Его лицо стало каменным. Он просто хотел в сортир, а тут его баба угорает над шутками другого парня. Хрупкий совершил кувырок внутри себя, чтобы не ебнуть кому-то из нас. Горжусь им до сих пор – с его-то характером и справиться. Браво. Мила вышла, я молча отлил. Хрупкий заперся в кабинке. Скорее всего, его перекосило так, что только четыре стены могли вынести это зрелище.

Подходя к столику, я вспомнил, насколько неловко было с Верой и Леной. Лена наклонилась ко мне: «Мы хотим втроем». К члену прилило столько крови, что сознание начало покидать мою неподготовленную голову.

– Да-да, нет-нет? – пытала Лена.

– А что, если нет?

– Тогда ты домой один.

– Не оставили вариантов.

Их предложение меня удивило – если учитывать то, как я тогда выглядел. 175, очень худой, одет как попало, длинные, месяц нечесанные, сбившиеся клочьями волосы, желтые, ужасные зубы. Жених хоть куда, если «хоть куда» – это на женскую зону, к истосковавшимся по любви после 5 лет отсидки «девочкам» лет сорока. Ебался я тоже, прямо скажем, посредственно. Поэтому в голове у меня был один вопрос – насколько это розыгрыш и почему Лена, с которой у нас все было неплохо (я же позвонил, позвал!), решила меня так разыграть.

Ночь прошла спорно. Да что я вру – хуево она прошла. Секс с двумя девушками – это как погоня. Одна вторая одна вторая одна вторая. Ты уже не думаешь о фантазиях, как это должно быть, что там бывает в порно. Нееет. Тут тебя не будут ублажать, тут надо работать, чтобы не опозориться. Честно – я и с одной-то не очень всегда справляюсь, а тут две. Гиперответственность подавляла само желание, чудовищная гонка согнала семь потов, а уставший член разогрелся как тормозная колодка в машине дрифтера. Немного выправляли мои ужасные метания сами девочки, которые как раз договорились между собой получить удовольствие. Надеюсь, им это удалось, потому что я после ощущал только усталость, неловкость и опустошенность. Я курил, смотрел на церковь и думал, какой же это пиздец: так заебаться от жизни, что уже и секс втроем не приносит новых впечатлений и удовольствия. Девочки, видимо, поняли, что у меня случился травматичный опыт, и позвали меня на концерт «АукцЫона» через день. У них был лишний билет.

Днем мы с Хрупким едем в машине Абрамса на поиск. Хрупкий не настроен разговаривать, поэтому я болтаю с Абрамсом.

Нас ждет Смоленская область, но на сей раз – бабуля в лесу. Естественно, без мобильного телефона, а значит, и без связи. Бабка в лесу уже 3 дня: заявители не сразу о нас узнали. Это в порядке вещей для начального периода существования отряда.

Также в порядке вещей – для первого, горячего и насыщенного сезона – на поиске у нас новый координатор. Как на войне – с увеличением числа поисков отряду требовались новые командиры, которых ковали из всего, что на первый взгляд подавало надежду. Поскольку никаких проверок и обучений не было, порой координаторов ковали из настоящего дерьма, а дерьмо, как известно, не лучший материал для ковки. Таким дерьмом был и Куб.

Во-первых, он выскочка, такой же, как я, только постарше и нескромный. Во-вторых, он играл в Encounter, а я искренне презираю людей, которые занимаются бесцельными городскими квестами. Взрослые дяди и тети носятся по городу, разгадывают загадки для пятиклассников, рисуют крестики на стенках. Казаки-разбойники для городских ребят, которые не прожили смертельно опасного, то есть нормального детства с петардами, сплавами на самодельных плотах, песчаными пещерами, стройками и так далее. В-третьих, он обаятелен, а этого я терпеть не могу. Мои способности обаять кого-либо стали ясны уже в первом классе, когда учительница жаловалась матери, что я все время злобно смотрю на нее исподлобья.

Объективно же меня мог, наверное, раздражать его дилетантизм. С одной стороны, дилетантами были все, с другой – не все рвались в координаторы. Я не решался даже заикнуться об этом – а Куб, пришедший в отряд всего пару месяцев назад, брался за поиски, и при этом он распоряжался ресурсом бестолково. Глядя на его карту поисков, можно было подумать, что он рисует шашечную доску: он закрывал один квадрат «прочесом», другой пропускал, брал следующий, и всё это не обосновывалось никак.

Поэтому я прошу Куба дать мне задачу, которая кажется разумной мне самому. Набираю группу: Шура и две новенькие девушки, и мы идем прочесывать квадрат.

Лес – тяжелый, такой называют «мордохлестом». Почти весь квадрат – заросшее густым березняком поле, добираться до которого пришлось через наваленный в 4 уровня бурелом. Тому, кто не бывал в лесах такого «мусорного» типа, трудно представить себе, что 100 метров там можно идти полчаса, и это изматывает, как соревнования ниндзя по ящику.

Поскольку девочки невысокие, мы долго упражняемся в гребаной лесной гимнастике, прежде чем добраться до границы квадрата. Идти по густому подросту непросто, прочесывать – мучительно, и помогают только кабаньи тропы, которых там вдосталь.

В какой-то момент мы слышим тихое посапывание и похрюкивание. На островке за небольшим ручьем, под сосной, кабан «купается» в вырытой яме. Кабаны так и чистятся, и балдеют. Расслабленный секач причуял нас, вскочил и начал приглядываться своими слепыми глазками. Наша 4-я идет справа, там, где мелколесье максимально близко подходит к секачу. Только я подумал, что сейчас что-то произойдет, – как девочка вывалилась из кустов и закричала, указывая рукой направление: «Туда?» Кабан шарахнулся от нее, прямо на другую девочку. Та с криком ломанулась в чащу. Первая, повинуясь инстинкту, тоже бросилась обратно. «Стоп!» – ору я, но уже поздно. Тем временем кабан вынырнул из кустов и убежал в другую сторону. «Вернитесь!» – кричу им вдогонку. «Иди сюда! Сюда! Она тут…» – слышу в ответ.

Бабка лежит прямо между мелколесьем и буреломом. Сознания нет. Дыхание есть. Просыпаться упорно не хочет. Нужно докричаться в рацию до штаба, то есть Зари.

– Лиса-7 – Заре.

– Заря в канале.

– Найдена, жива, предполагаем кому. Нужна помощь в транспортировке. Примите координаты.

– Готовы.

По прямой до штаба – каких-то 500 метров. До дороги – и того меньше, метров 400. Подошедшая группа с мягкими носилками состоит из 3 мужиков и девушки. 8 человек на одну, не очень тяжелую бабулю, невесть каким образом прорвавшуюся через четырехэтажный бурелом. Первые 50 метров занимают полчаса. Выдохлись все.