Флаг Республики краснеет алой кровью, пролитой революционерами-предшественниками, соратниками, белеет чистейшей, как белый драгоценный камень, верностью нашей армии, нашего народа, поддерживающих партию, синеет нашими грандиозными, прекрасными мечтами и упованиями[14].
Ким Чен Ын
Основана Ким Ир Сеном 9 сентября, чучхе 37 (в 1948 году) как независимое социалистическое государство, охраняющее интересы корейской нации и предоставляющее всю полноту власти народным массам; в КНДР и все служит народным массам. Несмотря на постоянную занятость после освобождения страны, Ким Ир Сен уделил большое внимание тому, как будет называться новое государство. Высказывалось мнение, что выбранное название слишком длинное – намного длиннее, чем у других стран. На это президент ответил, что мы сами определяем название своей страны, как того требует народ – истинный правитель Северной Кореи[15],[16].
Но поскольку каждый раз писать название целиком немного утомительно, и в самой Северной Корее, и за ее пределами его часто сокращают до аббревиатуры КНДР или, в латинской раскладке клавиатуры, DPRK (от английского Democratic People’s Republic of Korea)[17].
Это формальное название зачастую используется и гидами, которые состоят на государственной службе и совмещают функции переводчиков, нянек и специалистов по решению любых проблем. Они регистрируют все передвижения, совершаемые вами, вашей туристической группой и ими самими за пределами гостиницы.
Впрочем, никто не умрет, если вы прибегнете к общепринятому – его гораздо легче запомнить – названию Северная Корея. Тем более за это не штрафуют и не наказывают. На самом деле местные и сами частенько пользуются словами «север» и «юг» для обозначения стран Корейского полуострова, но пишут их с маленьких букв: «северная Корея» и «южная Корея»[18]. А все потому, что, согласно официальной позиции властей, разделение полуострова на два государства – явление временное, а написание их названий с большой буквы подчеркнет этот противоестественный раскол внутри одного народа и одной страны.
Корейский полуостров лежит в том же часовом поясе, что и Япония, – UTC+9, или плюс шесть часов к московскому времени. Зато летоисчисление в Северной Корее собственное – чучхе, его назвали в честь государственной идеологии и официально ввели в 1997 году после трехлетнего траура по Ким Ир Сену. В календаре чучхе отсчет ведется от дня рождения Ким Ир Сена в 1912 году, причем нулевого года нет, поскольку принимать год рождения Великого вождя за ноль было бы не только непочтительно, но и рискованно. Таким образом, 1912 год по григорианскому календарю стал годом чучхе 1, а столетие со дня рождения Ким Ир Сена, которое отмечали в 2012 году, пришлось на чучхе 101. Впрочем, корейцы не пользуются обозначениями вроде до Р.К. (до Рождества Кимова) или от Р.К. (от Рождества Кимова), так что даже на родине этого летоисчисления его придерживаются не слишком ревностно.
Как в национальных СМИ, так и в публикациях на иностранных языках в скобках обычно приводится западное летоисчисление: чучхе 107 (2018).
Реки Амноккан (кит. Ялуцзян) и Туманган (кит. Тумыньцзян) на севере образуют естественную границу с Китаем длиной около 1400 километров. Это самая протяженная граница Северной Кореи. Если следовать вдоль нее на восток, мы окажемся на границе трех государств: Северной Кореи, Китая и России. Сухопутная граница между КНДР и Россией равняется 17 километрам – это самая восточная и самая короткая граница России. Впрочем, этого достаточно для того, чтобы во время дружеского застолья норвежец мог порадовать корейских хозяев тостом за то, что Норвегию и КНДР разделяет всего одна страна.
На востоке находится еще одна признанная сверхдержава – Япония, с которой и у северных, и у южных корейцев исторически сложились довольно напряженные отношения. Все дело в том, что в течение многих столетий Китай и Япония конкурировали за политическое влияние на Корейский полуостров, а временами японцы полностью его колонизировали.
Противостояние между этими тремя державами породило множество вариаций корейской поговорки о «креветке среди китов», в том числе пословицу «Когда сражаются киты, у креветок ломаются спины».
Впрочем, есть у КНДР еще одна граница, о которой многие наслышаны, а именно граница с «другой Кореей» на юге, широко известная как демилитаризованная зона (ДМЗ). Впрочем, выглядит она отнюдь не мирно, и, только оказавшись здесь, по-настоящему понимаешь, что Северная Корея уже почти 70 лет находится в состоянии войны – не только идеологической, но и самой настоящей, вооруженной. Договор, подписанный участниками Корейской войны в 1953 году и положивший конец военным действиям, подразумевал лишь перемирие – окончательный мирный договор так и не был подписан. Таким образом, с формальной точки зрения Северная Корея по-прежнему воюет не только со своими заклятыми врагами – Южной Кореей и США, но и с ООН и со всем остальным миром.
Деятельность в области внешних сношений – это весьма замысловатая политическая деятельность, требующая широкого политического кругозора, величайшей серьезности и большого багажа протокольных знаний[20].
Ким Чен Ир
Год 2008. Потрепанная жизнью «тушка», из которой в основном и состоит уже винтажный, если не сказать антикварный, авиапарк компании «Эйр Корио», устало прихрамывая, катится по посадочной полосе к виднеющемуся в отдалении терминалу. Полоса кажется бесконечной, и путь занимает минут десять. Он намеренно сделан таким длинным и извилистым – чтобы задержать американские самолеты, если (или когда) Корейская война возобновится. Местному населению постоянно напоминают об этой опасности, нависшей над страной словно дамоклов меч. Освободившись из объятий престарелого советского кресла, я прихватываю с собой первый трофей в этой чужой стране: один из картонных вееров с логотипом «Эйр Корио», которые стюардессы раздавали на взлете, так как система вентиляции в самолете давным-давно отказала. Под мышкой у меня зажат дискошар марки «Евролайт», тридцать сантиметров в диаметре, «классическая модель с прочным пластиковым корпусом, покрытым зеркальными плитками размером 10×10 мм».
Тем самым я нарушаю не только жесткий запрет северокорейских властей на любые символы западной культуры, но и не менее строгие западные санкции, касающиеся культурной экспансии в Северную Корею[21]. На дворе эпоха Ким Чен Ира и Джорджа Буша, и до того, как аэропорт расширят и модернизируют под мудрым и чутким руководством Кима Третьего, остается еще семь лет. Аэропорт Сунан – по-прежнему единственный международный аэропорт в Северной Корее. Он рассчитан на транспортный поток не более одного прибывающего или взлетающего воздушного судна в день, а его размеры не превышают размеров какого-нибудь захолустного европейского аэродрома.
Золотая эпоха – если, конечно, такое выражение здесь уместно – ушла, и все регулярное (хотя когда оно было таким?) авиасообщение с внешним миром прекратилось, не считая последней связующей нити – рейса Пекин – Пхеньян. Чтобы обеспечить ежедневные перелеты, северокорейской авиакомпании «Эйр Корио» пришлось отдать половину дней недели китайской «Эйр Чайна» – и речь, разумеется, идет только о будних днях. Другими словами, по выходным международный аэропорт Сунан замирает.
Итак, я в Северной Корее! Стране, словно созданной для неугомонного и, возможно, слегка неприспособленного к жизни искателя приключений – ведь те, кого тянет сюда, часто испытывают дискомфорт на родине, где темп жизни высок, отчуждение между людьми растет, а общение становится все более выхолощенным. Мир съеживается, полярные льды тают, джунгли исчезают. Таиланд стал новой Майоркой, Вьетнам – новым Провансом. Тибет так переполнен китайцами, что напоминает Елисейские поля в июле. Но в глубине души еще теплится извечная тоска первооткрывателя по неизведанному. По белому пятну на карте. По стране за семью морями.
Пассажирский терминал венчает гигантское слово «ПХЕНЬЯН», написанное корейским иероглифами на одном конце здания и латинскими буквами – на другом. Посередине возвышается портрет довольного Ким Ир Сена, который оставил земные дела в 1994 году и с тех пор неустанно трудится на посту «вечного президента» – он единственный покойный глава государства в целом мире. Для того, кто впервые прибыл в Северную Корею и Пхеньян, эта композиция может наглядно показать, как следует воспринимать город, страну и человека. Как единое целое.
Если вам нужно отключиться от повседневности в буквальном смысле, то лучше места не найти. Мой мобильный телефон сразу же конфискуют два строгих, одетых в униформу инспектора, чей английский лексикон (а может, и не только) состоит ровно из двух слов: cell и phone. В обмен я получаю квитанцию на тонком листке, напоминающем старую папиросную бумагу, и молюсь про себя, чтобы за время моего пребывания оставшаяся у таможенников половина квитанции не прошла последнюю стадию разложения и не обратилась в прах. Теперь я отрезан от всемирной паутины и глобального хаоса, охватившего планету. Впереди ждет упорядоченный космос, каким видится мне Северная Корея. Через две недели я, если повезет, снова выйду на связь.
Видавший виды микроавтобус японского производства, принадлежащий туристической компании, ожидает меня на полупустой парковке. Все вокруг имеет чарующий горьковато-сладкий привкус почившего в бозе Восточного блока. За окном проносится пейзаж, как мне покажется, похожий на деревенские виды Норвегии образца 1930-х – до того как сельское хозяйство было механизировано. Там и сям стоят автодорожные инспекторы, опираясь на свои старенькие мотоциклы. Единичные граждане едут куда-то на велосипедах (по какой-то причине в Северной Корее есть только женские рамы). Большинство же идут на своих двоих или стоят, склонившись над чахлыми островками зелени в коричневатом, припыленном земледельческом ландшафте. Такая панорама сомнительной крестьянской романтики Средневековья могла бы принадлежать бедной, но более яркой и фотогеничной южноазиатской стране вроде Камбоджи и Лаоса, если бы не утренняя прохлада и по-северному обнаженные горы, вздымающиеся вдали. У меня на родине, в Норвегии, региональная политика основана на почти религиозной убежденности, что деревни и села должны быть живыми, населенными и процветающими. К сожалению, как и многие другие страны, Северная Корея до сих пор не вдохновилась нашим примером, так что контраст между блеском столицы и нищетой окраин так же разителен, как в любой другой стране третьего мира, например в Уганде или Пакистане. Пока что никто не обратил внимания на дискошар, лежащий рядом со мной на сиденье и поблескивающий в лучах осеннего солнца, словно космическое яйцо. Что это: вежливость? Невежество? Презрение? Глас истины, то есть партийная газета «Родонг синмун», регулярно предостерегает подрастающее поколение от опасностей коварной дискократии: «Стратегия империалистов состоит в том, чтобы превратить молодежь в духовных калек, заразив их вирусом реакционной идеологии и упадочным буржуазным образом жизни, превратив их в орудие борьбы против стран, отстаивающих свою независимость!»[22]
Поэтому я, как уже говорил, привез глубокое и не вполне безосновательное убеждение, что любые проявления «реакционной и коррумпированной буржуазной культуры»[23] – в частности, мой дискошар – встретят в штыки.
Как и многие другие гости этой чересчур подозрительной страны, я приехал – по крайней мере отчасти – под фальшивой личиной. Ну а как же. Мои северокорейские хозяева пока что пребывают в счастливом заблуждении, что я обыкновенный турист. Поскольку они полностью отрезаны от интернета и зарубежных СМИ, я лелею надежду, что они ничего не знают о таком явлении, как культурное вторжение
О проекте
О подписке